нужно выйти уже завтра. Работать надо два с половиной дня, 27 часов. Платить будут 12 долларов в час. Рита осмелилась и попросила 15. Хью, пробывший няней только один день, сказал, что он готов заплатить столько, лишь бы она вышла завтра на работу. Рита обещала. Расстались довольные друг другом.
– Молодец, что попросила 15 долларов, – похвалил ее Винсент. – Трое детей этого стоят.
Рита прикинула в уме, сколько будет получать за неделю. Выходило четыреста долларов. Плюс еще деньги за уборки. «Можно купить диван», – решила она.
– Винсент, давай новый диван купим в кредит. Ты на себя оформишь, а я буду платить. Твой совсем старый. Помнишь, Дэвид ногу поранил об него.
– Этот диван имеет характер. Он столько в своей жизни перенес. Он дорог мне как память.
– Тогда давай поставим его в подвал, ты будешь ходить и смотреть на него.
– Уговорила, – засмеялся Винсент, – ты уверена, что сможешь платить?
«Теперь книжные шкафы нужны. Эти доски на кирпичах выглядят конечно оригинально, но не для приличной гостиной», – прикидывала Рита. У Винсента было много книг, и он соорудил книжные полки из досок, поставленных на кирпичи в четыре ряда.
Дома их ждала посылка из Караганды. Маржан выслала тюль, которую Рита заказывала Ольге купить в Киргизии. Тюль понравилась им обоим. Рита разрезала ее на шесть кусков и села на диван подшивать. Волтер устроился рядом с чашкой китайской лапши, которую он любил есть по вечерам.
– Теперь я вижу, что ты и правда умеешь шить, – сказал он.
– А что, ты все еще не послал запрос в училище, где я училась? – отпарировала она.
Винсент засмеялся.
Работать у Келли Рите нравилось. Родители оба уходили на работу, и она оставалась за хозяйку. Девочки были не избалованы, Мария держала их строго. В первый день, когда Мария показывала Рите, где что лежит, девочки, уложенные спать, заплакали. Рита бросилась к ним в спальню, но мать остановила ее.
– Ничего, пусть покричат. Дети могут кричать два часа без ущерба для здоровья.
Мария писала Рите записки, что ей нужно сделать, а та потом переводила их с помощью электронного переводчика, который она недавно купила в русском книжном магазине. Рита брала вечером после работы детские книжки домой, перечитывала их по нескольку раз, чтобы, читая их на другой день Норе, не запинаться, переводила слова, которые не знала и учила. Нора только начала говорить, и, если Рита не понимала, что она хочет, девочка брала ее за руку и говорила: «Я покажу тебе, Рита». Так они обе и учились говорить.
В доме у Келли царил обычный американский беспорядок. В спальнях валялись горы грязной одежды возле каждой стороны кровати. Вещи, книги игрушки, тарелки можно было найти в самых неподходящих местах. Однажды из-за этого чуть не случилось несчастье. Рита пришла утром, близняшки ползали по полу в гостиной. Они были еще в пижамах. Рита начала переодевать Бриджит и вдруг услышала сзади странный звук, как будто кому-то не хватало воздуха. Она оглянулась и увидела, что Меген сидит на полу и пытается вдохнуть воздух. Ее лицо начало синеть. «Чем-то подавилась», – догадалась Рита. Сработал рефлекс, выработанный во время работы медсестрой. Она схватила задыхающуюся девочку, перевернула ее вверх ногами и резко ударила по спине. Девочка заплакала, изо рта вывалился кусок газеты. Рита перевернула Меген в нормальное положение и открыла ей рот. Там еще были клочки бумаги. Рита пальцем почистила рот орущего ребенка, и только тогда испугалась. Ведь Меген могла погибнуть, и она была бы виновата. Рита посадила девочек в качели, а сама стала собирать с пола разорванную газету. После этого случая она, придя на работу, сначала прибирала в комнате, а потом вынимала девочек из качелей.
Стояла замечательно теплая осень, вернее, конец лета по американскому календарю. Осень здесь наступала 22 сентября. Седьмого сентября в пятницу после работы, Винсент и Рита поехали на выходные в Нью-Йорк. Рите очень хотелось посмотреть столицу мира. Они поселились в гостинице Шератон в Манхеттене. Вид из окна был чудесный. Город светился огнями, переливались разными цветами рекламы, шумел нескончаемый ни днем, ни ночью поток машин. Утром в субботу Винсент повел ее смотреть город. Они пошли на Таймс-Сквер.
– Таймс-сквер – как московская Красная площадь, – объяснял он. – Здесь американцы встречают Новый год, проводят праздничные парады и концерты.
Рита огляделась вокруг. Яркий и бурлящий центр Нью-Йорка заставлен небоскребами и будто целиком состоит из неоновых вывесок и рекламных экранов. «Как красиво здесь должно быть вечером, – подумала Рита, – жаль, что Винсент ложится рано спать».
– Смотри, – продолжал рассказывать бойфренд, – на этом пятачке Манхэттена сконцентрированы телестудии, гигантские корпорации, кинотеатры, бродвейские шоу, магазины и рестораны.
– Таймс-сквер совсем не похож на площадь, – возразила Рита. – По форме он напоминает два треугольника.
– Назвали его в честь «Нью-Йорк Таймс». Когда-то редакция известной газеты размещалась в главном здешнем небоскребе под названием Times Tower. Спустя годы офис газеты переехал, а 25-этажная высотка сменила вывеску на One Times Square. Теперь она славится своим ежегодным новогодним шоу. 31 декабря около небоскреба запускаются фейерверки, а когда часы бьют полночь, с верхушки здания спускается огромный хрустальный шар.
Затем они прошлись по знаменитой Уолл-стрит всегда считавшейся улицей финансистов. Многие крупные корпорации давно перенесли свои офисы в другие районы Манхэттена, но Нью-Йоркская фондовая биржа (11 Wall Street) остается главным местом событий в мире денег и сделок. Неподалеку от Уолл-стрит (на пересечении Бродвея и Стейт-стрит) они увидели скульптуру огромного бронзового быка. Винсент пояснил, что скульптура разъяренного животного – это прообраз напористых биржевых игроков и символ капитализма. Считается, что бычок приносит удачу в делах, нужно лишь подержать его за рога. Рита тут же подергала его за оба рога и загадала свое заветное желание – легализоваться в Америке.
Пообедав в небольшом ресторанчике, они на пароме добрались до острова Либерти, где находилась Статуя Свободы. Вылитая французскими масонами и покрытая слоем российской меди, добытой в уральских шахтах, Статуя Свободы больше ста лет держит в руке металлический факел, призванный осветить путь американской демократии. Статуя была примерно с шестнадцатиэтажный дом. Рита прочитала в путеводителе, что ежегодно посмотреть на нее съезжаются пять миллионов человек.
Вернувшись в отель, они переоделись и пошли ужинать на веранду ресторана этого же отеля. Винсент сказал Рите, что завтра они пойдут в Метрополитен, один из лучших музеев мира, насчитывающий два миллиона экспонатов. Потом он планировал повести ее в музей Фаберже, на Пятую Авеню и в Центральный парк.
В понедельник утром 11 сентября они