Тупиковую ситуацию взорвал изнутри Кормильцев. Увидев, как Белкин начинает переделывать "Тацу" под пресловутые 4/4, Кормильцев напрямую сказал Насте, что Белкин и помогавший ему Пантыкин мыслят традиционно и для этой композиции нужно искать других аранжировщиков, воспитанных на более новой музыке. Так на горизонте появилась кандидатура Игоря Гришенкова из "Апрельского марша", с которым Настя выступала за год до этого на I свердловском рок-фестивале.
"Я была вынуждена отдать "Тацу" и "Ночные братья" на аранжировку Гришенкову, - вспоминает Настя. - Такое с моей стороны получилось небольшое предательство".
Несмотря на то что авторство аранжировок двух самых выигрышных в музыкальном отношении композиций принадлежало Гришенкову, на сессию он приглашен не был.
"Я не особенно сильно огорчился, - сухо заметил впоследствии Гришенков. - Действительно, в нескольких песнях было немало моего материала. Но потом начались какие-то внутренние движения по поводу участия в записи Пантыкина, и в итоге в студию пошел он".
Не оправдывая Настину непоследовательность, попытаемся ее понять. Участие в этой сессии Пантыкина автоматически означало обеспечение студийного процесса множеством первоклассных музыкантов. Поскольку свердловские коммуникации Пантыкина не знали границ, ему удалось привлечь к записи почти все сливки местного рока. В числе приглашенных Пантыкиным и Белкиным музыкантов оказались барабанщик "Урфин Джюса" Володя Назимов, Могилевский и Хоменко из "Наутилуса" а также басист будущего концертного состава "Насти" Вадим Шавкунов.
"Все было покрыто страшной тайной, - вспоминает присутствовавший на сессии Бутусов. - Ночью нужно было залезать в студию через окно подвального помещения, и каждый, кто приглашался в храм , должен был принести с собой либо портвейн, либо несколько бутылок пива. Под окнами в течение всей ночи ютилась тусовка - в робкой надежде, что их пригласят посмотреть, что же происходит внутри".
Пример свердловского рокерского братства, в очередной раз проявившегося во время записи альбома "Тацу", неоднократно служил впоследствии поводом для всевозможных спекулятивных разговоров на данную тему. В реальности, по-видимому, существовала еще одна причина, позволившая собраться вместе такому количеству сильных музыкантов.
"Первоначально особого желания записываться ни у кого не было, - вспоминает звукооператор Леонид Порохня, который работал с Настей за два года до этого на записи "Снежных волков" и "Клипсо-калипсо". - Многие из музыкантов почему-то считали, что альбом будет плохим и перспективы у Насти нет никакой. И только потому, что у многих музыкантов в тот момент не было ни нового материала, ни собственных групп и находились они в очередном кризисе - именно поэтому их удалось собрать вместе".
...Сессия происходила в июне 87-го года в подвале университетской лаборатории технических средств обучения, в которой тогда работал Порохня. В записи ему помогал Сергей Осокин - телевизионный видеомастер и коллега Порохни по работе в университете.
Запись осуществлялась на два рок-клубовских магнитофона "Олимп" (переделанных Полковником на 38-ю скорость) и на кормильцевскую четырехканальную портостудию Sony. Весь звук шел через старый пульт "Электроника" - таким образом звукооператоры добивались условной многоканальности. Хоменко привозил на ночь из ресторана сразу несколько японских синтезаторов, от которых Пантыкина отрывали под утро с помощью автогена и башенного крана.
...Как только началась сессия, все дрязги между музыкантами прекратились и работа закипела - все-таки в студии собрались профессионалы. Мэтры есть мэтры - понимая всю важность и серьезность этого проекта для Насти, они постарались свести халяву к минимуму.
"Я играл на тенор-саксофоне, - вспоминает Могилевский. - Все свои партии я выписывал на ноты, свято следуя принципу лучшая импровизация - выписанная импровизация".
Концовка эффектного соло Могилевского в финале композиции "Тацу" была сделана на фоне ускоренного невнятного лопотания, взятого с аудиокассеты курса японского языка, принесенной в студию Кормильцевым.
"Сама песня "Тацу", с ритмом которой было столько проблем до начала записи, в итоге оказалась одним из самых ярких мест на альбоме. Это был пик экспериментов Порохни со звуком. По своей насыщенности замаскированные вторые планы в ней не уступали полиритмии основной мелодической линии. Настя не без успеха имитировала японские мантры, а журналист Александр Калужский - "голос врага" ("Tatsu! Leave your rocks, gun-unloaded!"), предупреждавшего "юного воина Ямато" об окончании войны.
Но все же самым большим достижением альбома стали не сверхдозы восточной экзотики и не грамотные аранжировки в стиле world music, а новая, обволакивающе-мягкая манера вокала Насти, особенно убедительно прозвучавшая в композиции "Вниз по течению неба": "Я смотрю на голубой экран / С самой лучшей из любых программ / Как туман облака, алый плот уносит река / Я жду заката, плеска весла / Я жду отъезда навсегда".
По степени воздействия проникновенное пение Насти могло сравниться разве что со сказочным эффектом Орфея, при котором камни оживают и начинают тянуться к источнику звука. Взамен нарочито жесткого "мужского" вокала времен "Трека" - вкрадчивый голос и внутреннее обаяние. Отстраненная и отрешенная Настя со своей вневременной камерностью воспринималась чуть ли не как инопланетянка, проповедующая непривычную для отечественной поп- и рок-музыки воздушную атмосферу полусна-полутанца.
"Тацу" был дебютом Насти как композитора, и этот дебют получился на редкость убедительным.
"Я была на сто процентов уверена, что "Тацу" пройдет, - вспоминает Настя. - Желание свернуть горы и сделать что-то, чтобы все ахнули, у меня было всегда. А когда появляется подобная мотивация, я становлюсь метеором. Я бы все стерпела, чтобы получить конечный результат".
Апрельский марш Музыка для детей и инвалидов (1986)
сторона А
В ожидании Годо
Слоновая кость
Соответствие
Когда его никто не видит (II)
Котлован
У этой реки
сторона В
Агропром
Дантист
Милиция
Нежность - это я
Анимация (II)
Игорь Акаев и Игорь Гришенков. 1987 г.
Стиль свердловской группы "Апрельский марш" можно определить как "эстрадную психоделику". В традиционный арт-рок восьмидесятых музыканты "Апрельского марша" внесли элементы этнических веяний, эстетику новой волны и собственные впечатления от творчества Петра Николаевича Мамонова. В отличие от подавляющего большинства советских рок-групп "Апрельский марш" никогда не брезговал исполнять кавер-версии - делая это со вкусом, к месту и с обезоруживающей непосредственностью. В нескольких композициях группой использовались прямые цитаты из произведений других авторов - начиная от композиторов-классиков и заканчивая мелодиями стран третьего мира.
"Когда на репетицию приносился новый музыкальный материал, он начинал обрастать аранжировками, сделанными в расчете на эстетику King Crimson, - вспоминает композитор и клавишник группы Игорь Гришенков. - Затем туда добавлялось огромное количество других веяний и влияний: куплет - Crimson, припев - Talking Heads и т.д. В конечном итоге получались вещи, не похожие ни на то, ни на другое".
Творчество Брайана Ино нашло свое отражение в кавер-версии песни "By This River", подстрочный перевод которой (вплоть до названия) осуществил автор текстов "Апрельского марша" Евгений Кормильцев. Композиция "Нежность - это я" оказалась усеяна клавишными проигрышами из "В пещере горного короля Грига", а мелодия "Милиции" была обнаружена на пластинке "Народная музыка Эфиопии" и принадлежала африканскому композитору Абрэру Абду.
"Тогда у нас были определенные вторичности, которые в контексте советской поп-музыки можно было рассматривать как достижения, - считает звукооператор и менеджер группы Виктор Холян. - Многое определялось мироощущением, а мы тогда были на подъеме и осознавали, что сейчас в жизни происходит очень удачный отрезок".
Побросав ненавистную работу, бывшие инженеры, физики и бухгалтеры наслаждались дыханием долгожданной свободы. Свои произведения "Апрельский марш" создавал в условиях раскованной атмосферы рокерского общежития, где репетиции плавно перетекали в пьянку, а таблетки запивались водкой под аккомпанемент Van Der Graaf Generator. Депрессию сменяло вдохновение, а на стенах домов внезапно возникали неизведанные материки, заселенные белыми кроликами, грибами-мутантами и пылающей флорой.
Возвращаясь домой после одного из подобных "путешествий", Игорь Гришенков уткнулся мутным взглядом в надпись над трамвайным сиденьем: "места для пассажиров с детьми и инвалидов". "Мы все большие дети и в чем-то душевные инвалиды - ущербные, больные, с различными нарушениями и отклонениями, - подумал он. - Получается, что инвалид - это как раз нормально. Хм... Неплохое название для альбома".