Читать интересную книгу Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Да. Тем не менее, это так. Можешь предположить, к кому? Не к той, что мне особенно нравится… не партия, на мой взгляд… и все же она очень милая девушка. И я полагаю, в первую очередь винить нужно меня.

— И?

— Не стоит ходить вокруг да около. Я зашел далеко, я могу рассказать тебе все. Это мисс Киркпатрик, приемная дочь Гибсона. Но это не помолвка, запомни…

— Я очень рад… надеюсь, ей тоже нравится Роджер…

— Нравится… для нее это слишком хорошая партия, чтобы не понравиться: если Роджер не изменит своего решения, когда вернется домой, клянусь, она будет только счастлива!

— Интересно, почему Роджер не говорил мне, — произнес Осборн, немного задетый молчанием брата, теперь он начал сам задумываться.

— Он и мне не говорил, — ответил сквайр. — Это Гибсон пришел сюда и чистосердечно во всем признался, как человек чести. Я говорил с ним, я бы не допустил, чтобы вы оба сблизились с его девочками. Признаюсь, именно за тебя я боялся… с Роджером получилось достаточно скверно, и может быть, в конце концов, ничем не закончится; но, будь ты на его месте, я бы скорее порвал с Гибсоном и всеми без исключения, чем позволил этому продолжаться, так я и сказал Гибсону.

— Прошу прощения, что перебиваю вас, но раз и навсегда я требую права самому выбрать себе жену, не подчиняясь ничьему вмешательству, — с жаром произнес Осборн.

— Тогда ты будешь содержать свою жену без чьего-либо вмешательства, вот и все. Ни одного пенни ты не получишь от меня, сынок, пока не женишься, чтобы немного угодить мне, а так же немало угодить себе. Вот все, о чем я тебя прошу. Я не привередлив ни к красоте, ни к уму, ни к игре на пианино и подобным вещам. Если Роджер женится на этой девушке, в нашей семье этого будет достаточно. Я бы не возражал, чтобы она была немного старше тебя, но она должна быть благородна по рождению, и чем больше денег она принесет, тем лучше для старого поместья.

— Я снова повторю, отец, я сам выберу себе жену, я не принимаю ничьего права распоряжаться.

— Ну ладно, ладно! — сказал сквайр, в свою очередь немного распаляясь. — Если я в этом деле не должен быть отцом, ты не будешь сыном. Иди против меня в том, на что я решился, и тебе не поздоровится, вот и все. Но давай не будем сердиться, прежде всего, сегодня воскресенье, а это грех, и, кроме того, я не закончил свой рассказ.

Осборн снова взял свою книгу и, притворяясь, что читает, погрузился в себя. Он едва ли отложил бы ее даже по просьбе отца.

— Как я говорил, Гибсон сказал, когда мы впервые заговорили об этом, что между вами четверыми ничего нет, и что если бы таковое было, он бы сообщил мне. Поэтому позднее он приходит и рассказывает мне об этом.

— О чем… я не понимаю, как далеко это зашло?

В голосе Осборна послышались нотки, которые не понравились сквайру, и он начал отвечать довольно сердито.

— Об этом, разумеется — о чем я тебе рассказываю — Роджер пошел и признался в любви этой девушке, в день отъезда, после того, как ушел отсюда, и ждал «Арбитра» в Холлингфорде. Можно подумать, что порой ты бываешь довольно глуп, Осборн.

— Я могу только сказать, что эти подробности мне неизвестны, ты никогда не упоминал о них прежде, уверяю тебя.

— Ладно, неважно, упоминал я об этом или нет. Уверен, я сказал, что Роджер симпатизировал мисс Киркпатрик и привязался к ней, и ты мог бы понять все остальное как нечто собой разумеющееся.

— Возможно, — вежливо сказал Осборн. — Можно я спрошу, ответила ли мисс Киркпатрик, которая всегда казалась мне очень приятной девушкой, на чувства Роджера?

— Очень быстро, клянусь, — мрачно ответил сквайр. — Хэмли из Хэмли предлагают в мужья не каждый день. Теперь я скажу тебе, Осборн, что ты единственный остался в брачном возрасте, и я снова хочу возродить старинную семью. Не иди против меня, если ты это сделаешь, это разобьет мне сердце.

— Отец, не говорите так, — сказал Осборн. — Я сделаю все, что могу, чтобы угодить вам, кроме…

— Кроме единственной вещи, которую мне хочется, чтобы ты сделал.

— Ладно, ладно, давай сейчас оставим это. В настоящий момент у меня нет возможности жениться. Я нездоров и не бываю в обществе, чтобы встретить молодых леди и им подобных, даже если бы у меня была возможность бывать в подобающем обществе.

— Ты должен получить эту возможность достаточно быстро. Бог даст, через пару лет у нас будет больше денег. А что касается твоего здоровья, откуда взяться здоровью, если ты, съежившись, сидишь у огня весь день и содрогаешься от кружки настоящего доброго пива, словно в нем яд.

— Так и есть для меня, — вяло ответил Осборн, играя с книгой, словно хотел закончить разговор и снова приняться за чтение. Сквайр заметил его движения и понял их.

— Что ж, — сказал он, — я пойду и поговорю с Уиллом о бедной старой Черной Бесс. Достаточно ей работать в воскресенье, справлюсь о болячках бессловесного животного.

Но после того, как его отец вышел из комнаты, Осборн не вернулся к чтению своей книги. Он положил ее на стол перед собой, откинулся на стуле и закрыл глаза рукой. Состояние здоровья сделало его безразличным ко многим вещам, хотя к тем, которые представляли для него большую угрозу, он был безразличен менее всего. Долгое утаивание женитьбы от отца сделало открытие тайны гораздо более трудным, чем это было бы в начале. Без поддержки Роджера как он мог объяснить это все такому вспыльчивому человеку, как сквайр? Как рассказать об искушении, тайной женитьбе, последующем счастье и, увы! последующих страданиях? — Осборн страдал и страдал весьма сильно, оказавшись в неблагоприятных обстоятельствах. Он не видел выхода из этой ситуации, кроме одного решительного действия, к которому он чувствовал себя неспособным. Поэтому с тяжелым сердцем он снова принялся за чтение. Все, казалось, встало на его пути, а он обладал недостаточно сильным характером, чтобы преодолеть затруднения. Осборн предпринял единственный открытый шаг после того, как узнал новости от своего отца, — он поехал в Холлингфорд в первый же погожий день и повидался с Синтией и Гибсонами. Он не был у них уже давно, плохая погода вместе со слабостью мешали ему. Он застал их за приготовлениями и обсуждениями предстоящего визита Синтии в Лондон, а ее саму вовсе не в том сентиментальном настроении, в каком ей надлежало находиться после его деликатного упоминания о том, как он обрадовался счастью брата. Прошло много времени, прежде чем Синтия поняла, что он недавно узнал эту новость, и его чувства еще не успокоились. Склонив голову немного на бок, она обдумывала, какой эффект произведет бант из лент, когда он произнес тихим шепотом, наклонившись к ней:

— Синтия… теперь я могу называть вас Синтией, можно?.. Я так рад этой новости, я только недавно узнал об этом, но я так рад!

— Какую новость вы имеете ввиду? — у нее были подозрения, но она сердилась от того, что ее секрет передается от одного человека к другому, пока не станет известен всем. Все же, Синтия всегда могла скрывать свое раздражение, когда хотела. — Почему вы теперь должны называть меня Синтией? — продолжила она, улыбаясь. — Ужасное слово сорвалось с ваших губ до этого, вы знаете?

Эта легкомысленность в ответ на его нежные поздравления не вполне удовлетворила Осборна, который пребывал в сентиментальном настроении и около минуты оставался молчаливым. Затем, закончив завязывать бант из лент, она повернулась к нему и продолжила говорить быстрым, тихим голосом, желая воспользоваться той минутой, пока ее мать разговаривает с Молли:

— Думаю, я могу догадаться, почему вы сейчас завели этот милый разговор. Но известно ли вам, что вы не должны об этом рассказывать? Ему бы не хотелось этого. Теперь я не скажу больше ни слова, и вы не должны. Прошу, запомните, вы не должны были знать, это мой личный секрет, и мне особенно хочется, чтобы о нем не говорили. Мне не нравится, что об этом говорится. Вода просачивается через маленькую дырочку.

И она присоединилась к беседе двух других людей, поддержав общий разговор.

Осборн был весьма расстроен своими неудавшимися поздравлениями: он рисовал себе томящуюся от любви девушку, чуткую к восторгу и радости участливого наперсника. Он едва ли знал характер Синтии. Чем больше она подозревала, что от нее требуется показать чувства, тем меньше она их показывала. И чувства всегда находились под контролем ее воли. Он приложил усилие, чтобы приехать и повидаться с ней, а теперь откинулся на стуле, уставший и немного подавленный.

— Бедный молодой человек, — подходя к нему, сказала миссис Гибсон в своей мягкой, успокаивающей манере, — какой у вас усталый вид! Возьмите этот одеколон и протрите виски. Эта весенняя погода тоже меня изнуряет. Primavera,[114] так, кажется, ее называют итальянцы. Но она очень утомительна для хрупкого телосложения, сколь из-за ее сообщества, столь из-за изменчивости температур. Я постоянно вздыхаю, но я такая чувствительная. Дорогая леди Камнор обычно говорила, что я подобна термометру. Вы слышали, как она была больна?