персонального пропагандиста, который помогал бы ей разбираться в политических вопросах. Много и долго сетовали на неорганизованность молодых женщин: став-де матерями, нерегулярно платят членские взносы. В конце концов выдвинули совсем нелепое предложение: исключить молодых матерей из комсомола — «все равно рано или поздно оторвутся от активной работы в ячейке…» Остальные предложения девчат сводились к просьбе установить квоту женского представительства в выборных комсомольских органах. По этому вопросу девушки выступили обстоятельно, аргументы подкрепляли цифрами, но от этого складывалось неприятное впечатление: проценты застили им взгляд на живых людей, их нужды.
На бюро ЦК ВЛКСМ сложилась парадоксальнейшая ситуация: выступления секретарей ЦК Дмитрия Лукьянова и Петра Вершкова, ответственного редактора «Комсомольской правды» Владимира Бубекина и других юношей показали, что им, мужчинам, заботы молодых матерей оказались ближе и понятнее, чем этим девушкам-цекамолкам. Парни начисто отмели предложения об исключении молодых матерей из комсомола. Говорили об этом горячо, даже с возмущением.
Косарев сидел на том заседании бюро мрачнее тучи. Его и без того немного раскосые, с прищуром глаза, еще больше сузились. Под скулами заходили желваки.
Наступило время заключать обсуждение.
Это была не просто суровая речь. Казалось, Косарев забыл все: и то, что он — генеральный секретарь, а перед ним сидели девушки, которые были не просто ответственными работниками МК и ЦК ВЛКСМ, а близкими и симпатичными ему друзьями. Но был к ним Косарев на этом заседании беспощаден, потому что сейчас в его, косаревской, защите нуждались коренные, жизненно важные интересы молодых женщин-производственниц, готовящихся стать или уже ставших матерями. Он, как подлинный рыцарь, защищал их от казенного подхода и бездушного отношения к ним… самих женщин!
Косарев поднимался медленно, тяжело опираясь о край стола. Таким суровым и угрюмым его на заседаниях бюро видели редко.
— Я еще раз убедился в том, что моя постановка вопроса на последних заседаниях бюро об имеющимся в аппарате ЦК бюрократическом закостенении — правильная! Что получилось у нас в прениях? Довольно пикантная ситуация. Мы, парни, оказались вынужденными защищать женские интересы от попытки ущемить их… женщинами. Товарищ Васильева! — обратился Косарев к одной из них. — Вы за процентами и квотой не увидели главного — живых людей, молодых матерей, с их заботами, мыслями, тревогами…
Косарев посмотрел в сторону секретаря ЦК ВЛКСМ, ведавшей работой среди женской молодежи. Она сидела потупившись, нервно теребя изящный батистовый платочек, отороченный кружевами.
— Я и сам виноват в том, что полностью передоверил вам подготовку этого вопроса. Думал, догадаетесь подойти к нему всесторонне: встретитесь с широким кругом молодых матерей — по душам, по-женски побеседуете с теми из них, кто уже в разводе, и выясните причины развода, думал, что многие интимные вопросы выясните сами… Полагал, что без моих подсказок по такому, явно не мужскому, вопросу, догадаетесь узнать: как они живут, в чем нуждаются? А вам все это невдомек! Это и есть самая настоящая бюрократическая закостенелость.
Косарев откинул пятерней непокорно свесившуюся на лоб челку.
— Товарищ Рождественская, — обратился он к другой работнице, тоже неудачно выступившей на бюро. — Вы, кажется, с «Трехгорки»? Я уверен, что если бы вы и сейчас на «Трехгорке» работали, а не в горкоме комсомола, вы бы сегодня не поддержали Васильеву с ее тезисом о несовместимости материнства с принадлежностью к ВЛКСМ…
В это время Косареву передали лист бумаги. Он, еще разгоряченный речью, взглянул на него машинально, небрежно положил на стол. Потом, словно спохватившись, снова взял. Посмотрел внимательнее. Усмехнулся ехидно. И, показывая его членам бюро, обратился персонально к секретарю ЦК комсомола.
— Товарищ Васильева, выразительный мне сейчас подослали рисунок. Вот он, смотрите: коляска с младенцем, в ногах ребенка связка книг. А вот и молодая мать: в ее руках увесистый том «Капитала». Счастливую женщину сопровождает пропагандист, прикрепленный к ней вами. Он усердно разъясняет ей непонятные слова, вопросы…
Некоторые члены бюро засмеялись. Но Косарев одернул их.
— Ничего смешного в этом нет. Горько! В жизни молодую мать прозаические проблемы волнуют: где детский горшок достать, где пеленку, кроватку, как она вообще будет рожать? Комсомол от таких ее забот далеко стоит, хуже того: в стороне. Зато опекают молодых матерей всякие религиозные старухи с исконными на Руси советами: «Я семерых родила, небось и ты родишь. Страшного ничего нет: до вас родили, вас родили и вы будете рожать. Ha-ко ладанку с Афонской горы…» После всего такого я на месте беременной женщины сказал бы вам, работницам ЦК комсомола: «Да катитесь вы к черту со своими кружками!..» И был бы прав.
Косарев немного смягчил тон речи, но говорил язвительно:
— Конечно, с точки зрения «ее сиятельства» секретаря ЦК комсомола по работе среди женской молодежи решить вопрос о дефицитном инвентаре для детей просто. Для этого надо поручение дать аппарату, по телефону кое-кому позвонить, и пойдет все по писаному… Но у вас об этом в проекте решения даже слова нет. Это не проект, а злая ирония над молодыми матерями. Я не против того, чтобы они политически просвещались, от комсомола не отрывались. Но вы, дорогие девчата, нас, членов бюро ЦК, только на это ориентируете. Потому и разговор сегодня такой суровый.
Несколько дней после заслуженного разгона девчонки Цекамола выплакивали обиду. И тем горше им было, что понимали и сердцем и умом — прав генеральный секретарь.
Зато документ родился замечательный.
Косареву присущи были правдивость и честность. Этих качеств он требовал и от комсомольских работников. Отсутствие их у молодежного вожака, считал он, «разрушает воспитание».
— Обещают и обманывают. Сами лгут и помощников приучают ко лжи, — говорил он на одном из заседаний бюро, когда узнал, что сидевшие перед ним секретари райкомов ВЛКСМ «клялись» бывать в малочисленных колхозных комсомольских организациях, а посетить их так ни разу и не удосужились. — Это явление в нашей организации нетерпимо. Оно заведомо разрушает воспитательную работу.
ЦК категорически осуждает это и предупреждает, что за обман и за очковтирательство будем снимать.
Однажды Косарев посвятил свое выступление запущенному тогда участку работы — учету и статистике в комсомоле.
— Что значат учет и статистика в комсомоле? — начал Косарев. И, заметив скептические ухмылочки и иронические переглядывания, пошел на штурм маловеров. Память его хранила сотни фактов и цифр. Он всегда умело и безошибочно оперировал ими. На сей