встречи с командированным, – подумала
Дуня.– Ведь это для меня он Коля, а для других – командированный". Она вспомнила, как
смело, открыто ходили они вечерами по улице, и ей стало страшно – что же она, глупая,
делает!
На пронизывающем ветру у обелиска у Дуни выбились волосы из-под пилотки, щеки
и нос покраснели, но она видела себя такой же, как в зеркале – бледной и торжественной.
* * *
Бояркин заметил ее лишь в тот момент, когда она, уже сменившись, передавала
автомат и поспешно надевала платок и плащ. Впервые увидев на Дуне школьную форму,
Николай вдруг сделал глупое открытие, что она намного младше его. "Да ведь весь ее опыт
состоит пока лишь из детства, – подумал он. – А для взаимопонимания нужно, если не
сходство опыта, так хотя бы его количественное равенство. Конечно, мне нравится
встречаться с такой красивой девушкой, радует даже бессмысленный разговор. Ну, а среди
кастрюль и пеленок в снятой где-нибудь квартирке? В конце концов, независимо от чувства
мне надоест ее наивность, а ей опротивеет мое скучное самокопание".
После митинга Николай вернулся в общежитие. Вскоре заявился сияющий Санька,
который сговорился с Тамарой и Дуней пойти в лес.
– В лес? В такую погоду? – недовольно спроси Бояркин.
– Да ты что! – почти закричал Санька, ожидавший от товарища благодарности. –
Теплынь-то сегодня, какая! Сидишь тут, киснешь…
С девчонками встретились на том же взгорке, невдалеке от села. Надя не отстала от
них и на этот раз. Увидев Дуню в брюках и в легкой курточке, Бояркин забыл все свои
сомнения…
В лесу они попытались отыскать полянку, где было так хорошо в прошлый раз
вечером, но наткнулись на другое очень красивое место. Погода после обеда изменилась.
Ветер, разогнав тучи, успокоился, и грех было искать что-нибудь лучше, чем это сухое
местечко около большой выемки, наполненной прозрачной водой с торчащими стеблями
прошлогодней травы, окруженной старыми березами с легкими, все еще прозрачными
кронами.
Николай и Санька разулись и стали бродить по воде. Не отстала от них и Дуня,
сбросив туфли на низком каблуке и подвернув брюки. Вода была холодной, и все трое скоро
замерзли, обулись, чувствуя, как приятно горят ноги в сухих носках. Тут же разожгли костер,
поджарили сало. Когда появились угли, накатали картошек. Раскрыли консервные банки с
сардинами в масле, нарезали хлеб. Эти приготовления, особенно запах сала и картошки,
разожгли аппетит. Санька склонился над рюкзаком и вынул бутылку яблочного вина.
– Ого-го! – удивилась Тамара, – да вы, никак, пьянствовать собрались?
– Почему это мы? – засмеялся Санька, готовясь зубами снять мягкую пробку, – все
выпьем понемножку.
– А мы не будем, – сказала Тамара.
– Да вы что! – вскинулся Санька, взглянув на Дуню и Надю. – Зачем же я тогда это
приволок?.. Да вы что?.. Сегодня ведь День Победы… А-а!
Санька решительно закусил пробку.
– Погоди, – сказал Николай, – давай уж тогда не будем.
– Ну, я не знаю, – расстроено сказал Санька, – что же за праздник у нас получается?
Бояркин все это время видел, прежде всего, Дуню, а уж потом всех остальных. Каждое
ее движение, жест казались ему умными, ловкими. Николай уже знал, что Дуня бегает
быстрее всех девчонок в классе, дальше всех прыгает и хорошо плавает. К его радости, она
оказалась и предусмотрительней других, захватив именно то, что нужно. Принесла она и
маленький транзисторный приемничек. В другой раз он был бы не нужен, но только не
сегодня. Сегодня нельзя было отрываться от мира.
Когда приготовления закончились и все расселись вокруг "стола", Санька снова
возмутился.
– Нет, так у нас ничего не выйдет, – сказал он, – что же мы, просто так начнем есть, и
все? Сегодня все-таки праздник, надо бы и тост сказать.
– Ну, так и скажи.
– А он на сухую-то не выходит.
– Давайте просто помолчим, – предложил Николай, – посмотрим по сторонам –
видите, как все тут хорошо, – и помолчим. И если сегодня День Победы, то вспомним всех
фронтовиков, которых знает каждый из нас, и пожелаем им мысленно здоровья. Кто знает, а
вдруг это им поможет хоть чуть-чуть…
Дуня смотрела на него, не отрываясь. Конечно же, она вспомнила сразу отца, и за
такие слова ей хотелось броситься на шею Бояркина, расцеловать его.
– Нет, так невозможно, – сказал Санька, дослушав Бояркина. – Слова хорошие, а не
воспринимаются…
Он плеснул в кружку чая, но чай оказался слишком горячий. Тогда Санька пошел к
озеру, зачерпнул талой воды, настоянной на листве, на сухой траве, на корневищах берез,
приподнял кружку вверх, как бы что-то провозглашая, и выпил.
– Лягушки в животе не заведутся? – сказала Тамара.
– Да нет, в моем не должны, – сморщившись, ответил Санька.
– Вчера вечером я слушала песни, – тихо, словно самой себе сказала Дуня, – и поняла,
что война – это страшно…
– Страшно не страшно, а она, наверное, будет, – проговорил вдруг Санька.
– Типун тебе на язык! – сказала Тамара.
– Ну а что? – начал размышлять Санька. – Хотеть-то мы ее, конечно, не хотим. Вот и
верим, что не будет. Ну, а если по уму разобраться? Накопили мы гору оружия и еще копим.
Так это что, для коллекции? Нет уж, как говорится в народной пословице (Санька
многозначительно поднял палец), если ружье висит на стене, то, в конце концов, оно все
равно выстрелит и кого-нибудь убьет. Я вот, например, топор увижу, и мне уже охота дров
наколоть. А там кто-нибудь на ракету поглядывает и думает, куда бы ее шарахнуть. Наверное,
аж руки чешутся. И если вот так мозгами пошевелить, так нам надо только процентов на
сорок надеяться, что войны не будет. Я-то в окопе на передовой ни разу не был. А иной раз
вот так взбредет на ум, что все же придется – и уже от одной этой мысли жить неохота.
Видел в кино: сидят в окопе, а мерзлая земля за шиворот сыплется и там, конечно, тает. Но
это еще что… В современной войне тебя вообще с этой землей начнут перемешивать, как в
бетономешалке. Да еще будут трясти, глушить, слепить, облучать, травить, как крысу, и
поджаривать. А я не железный, и после этого из меня получится фарш с ноготками, как в том
анекдоте.
– Санька! – сказала Тамара с брезгливым выражением.
– Да нет, не фарш, – продолжал разошедшийся Санька. – Не фарш, а уже готовая
котлетка. Вот так вот… Вроде бы, какому психу это надо, так нет же, все-таки находятся,
елкин дед! В