Пару бы пушечек сюда. И даже не очень больших. «Сорокопяток» – «Прощай, Родина» вполне бы хватило. Но – нету. Ничего нету, кроме трех пулеметов и двух плазменных винтовок, одна из которых практически на нуле. Ну и автоматы, конечно, карабины, гранаты… Как же их взять, не положив людей при этом… А с другой стороны – какого черта? Это их мир, и мы не виноваты, что среди них нашлись уроды, натравившие на людей андроидов. И сейчас эти самые уроды засели в нашем симпатичном особнячке. Вот тебе и благополучный мир, светлое, бля, будущее… М–мда, плохо они, видать, в Городах да на Полигонах пар выпускали. Не пар нужно человечеству, выходит, выпускать, а пускать ему время от времени кровь. Чтобы не расслаблялось. Ладно, делать нечего. Наши прикроют огнем из всех стволов, а остальные, необученные, пусть штурмуют. Положат их, конечно, многих. Но лучше пусть их, чем наших. Приказать мы им, правда, не можем – придется кликать добровольцев. Ничего, граждане потомки сейчас злые – насмотрелись. Надо атаковать, пока запал не прошел.
– Может, еще разок им в мегафон покричим? – предложил Дитц, не отнимая от глаз бинокля. – Жалко дураков. Не тех, конечно, а наших «полигонщиков». Полягут ведь.
– Кричали уже, – буркнул Велга и устало опустил свой бинокль. – А полягут… Ничего, им полезно. Не хрен было расслабляться. Допрыгались, мать их.
Они лежали на той самой крыше десятиэтажного дома, куда рухнул подбитый флаер Валерки Стихаря. Обзор с крыши был исключительно хорош, – их бывшее жилье просматривалось отсюда во всех подробностях.
– Что–то ты, Саша, злой какой–то, – хмыкнул Дитц. – Устал, что ли?
– Не без, – вздохнул Велга. – А злой… Надоело, понимаешь. Скажи мне, Хельмут, мы что, нанимались все эти миры спасать?
– А, вот ты о чем, – обер–лейтенант улыбнулся. – Не знаю, как тебе, а мне моя саксонская интуиция подсказывает, что дальше будет еще веселее.
Спасибо, утешил. Хорошо, давай попробуем еще разок. Потом даем им пять минут и атакуем. Ждать дольше нельзя – кураж пропадет, – Велга положил бинокль и взял рацию. – Миша, мы спускаемся, а ты пока попробуй еще разок их убедить.
Собственно, мегафона, как такового, у них не было. Был микрофон, через мощный усилитель подключенный к колонкам. Аппаратуру раздобыли в расположенном поблизости баре, выставили колонки в окно первого этажа дома напротив, и уже десять раз за последние сорок минут, обладающий внушительным баритоном Михаил Малышев, со всей возможной проникновенностью пытался склонить засевших в особняке мятежников к сдаче оружия.
Пока, правда, безрезультатно.
Текст сочинили Валерка Стихарь с Карлом Хейницем, и гласил он следующее:
«Господа бунтовщики! Сопротивление бесполезно! Предлагаем сдаться! Вы окружены специальным отрядом быстрого реагирования Вооруженных сил Земли! Ваши приспешники практически на всей планете уже захвачены в плен и дают показания! Мы не обещаем вам свободу, но обещаем жизнь! В случае отказа вы будете уничтожены без всякой пощады. Повторяю. В случае отказа вы будете все уничтожены!»
Внизу Велгу и Дитца встретил Валерка Стихарь.
– Ну что? – спросил Велга.
– Молчат, гады. Но и не стреляют в ответ. Мы в свое время на такие слова отвечали пулей.
– Мы, бывало, тоже, – улыбнулся Дитц.
– Нормальная реакция нормального солдата, – сказал Велга.
– Если только он сыт, при оружии и боеприпасах и не напуган до усрачки, – добавил Валерка. – Правда, бывали мы и напуганы и голодны и практически без патронов. А ведь все равно стреляли!
– Они не солдаты, – слегка пожал плечами Дитц. – Думаю, что сейчас там полный разброд и шатание. Не знают, что делать. Сдаваться страшно, а не сдаваться – еще страшнее.
– Если бы напугались по–настоящему, – упрямо нагнул голову Велга, – давно бы сдались. Откуда мы знаем, они, может, специально время тянут – подкреплений ждут? Информации–то у нас – ноль. Кстати, – обратился он к Стихарю, – связь есть хоть с кем–нибудь?
– Нету, – вздохнул тот. – Завал по всем частотам, как говорил один мой приятель–связист. Его потом под Вязьмой убило…
– Отставить! – одновременно скомандовали Хельмут и Александр.
Все трое негромко рассмеялись.
Нужно было однако принимать какое–то решение, – солнце уже недвусмысленно клонилось к закату, а в голосе Михаила Малышева обозначилась усталая хрипотца.
Девяносто шесть из ста сорока, лично отобранных Дитцем и Велгой добровольцев, начали штурм особняка на Зеленой в 18 часов 30 минут одновременно с двух сторон и с воздуха.
Никого из отряда в штурмующих колоннах не было, – бойцы Второй мировой по приказу своих непосредственных командиров прикрывали огнем атаку товарищей. Впрочем, прикрывали не только они – все остальные тоже не жалели патронов и зарядов плазменных винтовок. И огонь этот выплеснулся из десятков стволов столь неожиданно, плотно и точно, что противник и «мяу» сказать не успел, как атакующие оказались в «мертвой зоне», под стенами особняка и на крыше. Правда, что–то похожее на сопротивление было оказано все–таки со стороны внутреннего двора. Но, вероятно, лишь потому, что подступы к нему перекрывались довольно высоким каменным забором, который с ходу преодолеть не представлялось возможным. Именно там, на внутреннем дворе, штурмующие понесли первые и последние потери (один убитый и трое раненых). Когда же через выбитые окна (стекла в них, на поверку, оказались гораздо менее прочными, чем утверждал Николай) и двери они ворвались внутрь, то дело было практически кончено, – деморализованные яростью штурма защитники сложили оружие. Впрочем, четверых из них в горячке боя успели пристрелить, прежде чем поняли, что те сдаются. Но еще семеро остались живы и даже относительно здоровы (сломанные ребра и выбитые зубы – не в счет). Кроме этого, внутри особняка штурмовые группы разнесли в пыль с десяток андроидов и обнаружили в подвале смонтированную и работающую электронную аппаратуру неизвестного назначения. Аппаратуру хватило ума отключить от питания и больше не трогать, а семеро оставшихся в живых мятежников, сидя у стены в гостиной под прицелом карабинов и автоматов, смиренно ожидали своей участи.
Хрустя сапогами по битому стеклу, они вошли в дом, в котором еще совсем недавно так замечательно отдыхали. Что ж, их отдых закончился сегодня утром, как заканчивается все хорошее и плохое в этой жизни (включая саму жизнь). Отдых закончился, и началась привычная работа.
Слишком, черт возьми, привычная.
Перевернутая мебель, следы от пуль, трупы и кровь на полу… полный разгром, – вот они, результаты их работы. Причем, хорошо сделанной работы. Потому что убитых могло оказаться гораздо больше. За последние полчаса, с тех пор, как отключили аппаратуру в подвале, они уже получили несколько сообщений от разосланных в разные концы Города разведгрупп (в том числе и от воздушной разведки на флаерах) о том, что встреченные андроиды утратили враждебную активность. И любую активность вообще. Создавалось впечатление, что мозги этих «незаменимых» помощников человека после пережитых потрясений просто отключились, вследствие чего тела впали в полный ступор. Нет, они были живы. Но на внешние раздражители никак не реагировали, а просто стояли, сидели и лежали там, где их застигло…. Застигло «что»? Именно на этот вопрос Хельмут Дитц, Александр Велга и все остальные члены отряда и намеревались теперь получить ответ. Полный и абсолютно достоверный.
Мертвые лежали в холле, живые сидели в гостиной у стены. Как раз на том самом месте, где еще не так давно сидели рэкетиры Додика.
Все повторяется, устало подумал Велга, опускаясь в кресло и окидывая взглядом связанных пленных. Причем, чем дальше, тем чаще.
Один из бунтовщиков на мгновение приподнял низко опущенную голову, и Велга удивленно вскинул брови – это был шофер Николай.
– Так, так, так, – произнес, расположившийся в соседнем кресле Дитц. – Наш любезный хозяин и гид. Николай Боровиков. Собственной персоной. А ведь мы, Саша, стали с тобой невольными пособниками этого кровопролития. Помнишь ящики? Я так думаю, что в них была аппаратура и, возможно, оружие. А?
– Я об этом сразу подумал, как только узнал, что ниточки сюда тянутся, – кивнул Александр. – Ну, что молчишь, Коля? Объясни нам, что тут произошло.
– Ничего он вам не скажет, – процедил сквозь зубы один из мятежников – худой длинноносый человек лет сорока с лихорадочно блестевшими карими глазами. – Ваш успех временный. Наши товарищи уже захватили Землю, и скоро все переменится. А вас… А вас просто убьют. Потому что тех, кто не сдается, надо убивать.
И тут Велга засмеялся. Он понимал, что его смех несколько истеричен, однако, ничего не мог с собой поделать. Уж очень показалось ему забавным то, как этот длинноносый неуклюже попытался повторить мысль товарища Сталина.