На самом деле следующим шагом Мэтью была попытка связаться с Коннором. Тот в свое время очень неохотно дал ему адрес — какого-то трактира в Ист-Энде, — где его можно было найти. Мэтью никому не решился доверить это дело; завернувшись в теплый плащ и надвинув шляпу на самые глаза, он нанял кэб и поехал туда. Он не был в этой части Лондона с тех пор, как выручал Николаса из курильни опиума, но улицы почти не изменились. Трактир оказался мрачной дырой, а его посетители подозрительными и опасными на вид, как Мэтью и ожидал.
Все его труды оказались напрасными. Коннора, сказал хозяин заведения, нет в городе и не будет еще несколько недель. Будет ли какое-то сообщение для него? Мэтью поколебался, но не рискнул назвать свое имя. Отрицательно покачав головой, он вернулся к ждавшему его кэбу.
Что он мог сказать Коннору? Обещать ему денег, чтобы фон Фельтхайм оставил в покое семью Барнато? Но даже Коннору Мэтью не мог высказать своего подозрения, что фон Фельтхайм находился на борту «Шотландца» и сам убил Барни. Вероятно, думал Мэтью по дороге домой, немец такой же душевно неуравновешенный человек, каким был Барни.
Он постарался выбросить из головы мысли об этом деле и сосредоточиться на своем бизнесе. Но через несколько месяцев имя фон Фельтхайма вновь привлекло его внимание при еще более подозрительных и трагических обстоятельствах.
Во вторник 22 июня королева Виктория во главе огромной процессии триумфально проехала по улицам Лондона, отмечая свой бриллиантовый юбилей. Никогда еще в столице не собиралось столь блестящее общество — коронованные особы со всей Европы прибыли, чтобы выразить свое уважение величайшей монархии. Из самых дальних уголков империи приехали принцы и властители, вожди и премьеры, представители племен Африки, солдаты в кожаных шлемах из Австралии, канадские конные полицейские и сепаи из Индии. В центре всего этого великолепия была миниатюрная фигурка стареющей королевы. Перед тем, как начать праздничную церемонию, она разослала по всей империи свою юбилейную телеграмму: «От всего сердца благодарю мой любимый народ. Да хранит его Бог!» Потом она выехала в открытом экипаже на залитые солнечным светом улицы — «настоящая королевская погода», говорили все — и окунулась в волны восторженных приветствий народа, который испытывал глубокую симпатию к почтенной королеве и гордился тем, что она представляет великую страну и империю, где никогда не заходит солнце.
На другой же день Мэтью участвовал в более печальной процессии, когда погребальный кортеж Барни Барнато двигался от дома его сестры у Марбл-Арч к еврейскому кладбищу в Уиллисден. Две сотни экипажей следовало за гробом, и кэбмены и водители автобусов на Эджуер-Роуд провожали катафалк салютом украшенных черным крепом кнутов. Мэтью приехал вместе с Бейтом и смешался с огромной толпой, которая ждала у кладбища. В траурной процессии был лорд-мэр Лондона вместе с представителями банка Ротшильда и других финансовых кругов. Но здесь собралась и большая толпа жителей Ист-Энда, пришедших отдать дань памяти добродушному щедрому Барни, который на деле осуществил мечту каждого бедняка стать богатым. И вероятно, впервые Мэтью почувствовал себя смертным и подумал о том, какой будет его собственная эпитафия.
— Почему ты торчишь здесь в Хайклире вместо того, чтобы участвовать в лондонском сезоне?
— Боже, Джулия, ты говоришь совсем как дядя Мэтью! — Раздраженный Чарльз повернулся к ней спиной, положив руки на каменную балюстраду террасы. Погода стояла чудесная, а на ферме было еще очень много работы. Он хотел, чтобы Джулия поскорее уехала и оставила его в покое.
— Тебе двадцать четыре года, Чарльз, а каждый молодой отпрыск благородной семьи непременно должен участвовать в лондонских сезонах. Ты довольно привлекателен внешне, а мог бы быть даже красивым, если бы чаще мылся. Но ты лишь бродишь по дому или торчишь в поле, как какой-нибудь неотесанный крестьянин.
— Джулия, оставь свои проповеди для другого случая и заблудших овечек, которых ты с таким энтузиазмом опекаешь. Хотя лучше бы ты завела своих детей.
Джулия вздрогнула, потому что упоминание о детях было очень болезненным для нее. Не расстраивайся, в сотый раз сказала она себе. Ты молода, и у тебя еще есть время.
— Как же ты решаешь проблему секса?
— Джулия!
— Ради Бога, не изображай из себя святошу! В конце концов, я твоя сестра. Если ты не можешь поговорить об этом со мной, с кем же еще тебе говорить?
Джулия стала ведущим участником движения за права женщин. После разговора с Мэтью она прочитала книгу леди Флоренс Дикси «Глориана, или Революция 1990 года» и была настолько захвачена идеями автора, что вскоре она присоединилась к деятельности несколько эксцентричной дочери маркиза Куинсберри. Кроме того, Джулия начала выписывать радикальные газеты и стала проявлять повышенный интерес к лейбористскому движению. В этой области ее идеалом была Дейзи, леди Уорвик, которая сочетала две несовместимые роли: любовницы принца Уэльского и борца за права неимущих. В результате, за последние годы Джулия столько всего услышала и увидела, что научилась без смущения говорить о самых деликатных вещах. Сейчас она пристально посмотрела на брата.
— Я вижу, у тебя новая горничная!
Чарльз покраснел.
— Что ж, я так и думала, — мрачно произнесла Джулия. — Такие девушки и приходят в мой центр помощи с ребенком на руках, не имея работы и крыши над головой. Надеюсь, что кто-нибудь успел рассказать новой служанке о ее неофициальных обязанностях. Судя по испуганному выражению ее лица, это ей уже известно.
— Им это нравится. Они сами напрашиваются.
— В самом деле? Сомневаюсь. Но горничной трудно отказать графу, верно? Или она потеряет работу. Это мир, где правят мужчины, особенно, мужчины из высших слоев общества. Если тебе так нравится делать детей, то почему бы тебе не жениться на какой-нибудь хорошенькой дочке герцога и не произвести на свет законных наследников?
— Мне не нравятся герцогские дочки. Я предпочитаю общество простых женщин — они не требуют от меня слишком многого.
К сожалению Джулия не восприняла всерьез его высказывание, и об этой недальновидности ей еще придется пожалеть. А пока она продолжала начатую тему.
— Но тебе все равно придется жениться на деньгах. Ты не можешь не видеть, что Хайклир приходит в упадок.
— Все еще не так плохо, как кажется. В Десборо дела еще хуже, — ощетинился Чарльз.
Джулия фыркнула.
— Надеюсь, ты не собираешься брать пример с Десборо. Наш дядя Хью может служить лишь образцом расточительного хозяина.