— Мой отец был знаком с твоей матерью в Кимберли, на алмазных копях. Его зовут Джон Корт — может быть, ты его помнишь?
Но Филип не помнил ни имени, ни самого мужчину, и он покачал головой. Они дошли до озера и сели там на траву, наблюдая за насекомыми, летающими над водой. Тиффани загляделась на стрекозу, чьи прозрачные крылышки сверкали на солнце. На другой стороне озера лебеди поднялись в воздух и снова опустились, расправив крылья, тормозя ими при посадке на воду.
— Тебе повезло, что ты здесь живешь, — порывисто сказала она. — Здесь очень красиво.
Лицо Филипа осталось равнодушным; он только пожал плечами.
— Все, кого я знаю, живут в таких домах. Они все одинаковы.
— Дома или люди?
Подобие улыбки появилось на бледном лице мальчика.
— И те и другие! Твой отец не будет тебя искать?
— Он читает молитву по твоей матери, но когда он увидит, что меня нет, то просто сойдет с ума.
— Смотри, у тебя будут неприятности из-за меня.
Тиффани широко открыла глаза от удивления.
— О, никаких неприятностей не будет, но он сойдет с ума от беспокойства. Подумает, что я упала в озеро или еще куда-нибудь.
Подобие улыбки исчезло с лица Филипа, около губ появилась горькая складка.
— Девчонкам всегда все сходит с рук, — пожаловался он. Он поднял с земли камень и бросил его в воду, заставив лебедей испуганно отплыть в сторону. — Отцы больше любят дочерей.
— Я — единственный ребенок, и моя мама умерла. Сейчас у меня даже нет няни, и это здорово. Мы с папой путешествуем вместе много месяцев. А ты путешествуешь со своим отцом?
— Бог мой, нет, конечно! Я не видел его с самой Пасхи. Он в Лондоне с Мирандой. — Филип помолчал. — Он всегда только с Мирандой, — с горечью добавил он.
— Миранда — твоя сестра?
— Да! Ей всего два года, но она будет такая же как ты. Ей тоже все сходит с рук.
— Даже если твоего папы здесь нет, разве здесь нет никого, кто бы стал тебя искать?
Филип покачал головой.
— Моя няня уже старая и часто засыпает. Знаешь, — вдруг оживился он, — на следующей неделе я поеду в Десборо. Там у меня есть друг.
— Ты ходишь в школу?
— Конечно.
— Там хорошо?
— Там просто ужасно! — Филип поежился.
— Почему?
— Почему? Ты ничего не знаешь? — Филип удивленно уставился на девочку. — Во-первых, ужасно, потому что это далеко от дома, но там много других отвратительных вещей, розги, например. Еда ужасная, и ее не хватает. Мы ждем, когда кто-нибудь получит посылку из дома, чтобы можно было разделить ее.
— У твоего отца, кажется, много денег, как и у моего. Он, должно быть, посылает тебе большие посылки.
Филип оцепенел.
— Он ни разу не прислал мне ни одной посылки, — дрогнувшим голосом сказал он.
— Может быть, он не знает, что ты в них нуждаешься? Ты не просил его прислать тебе посылку?
— Ты не знаешь моего отца! Никто не решается попросить его о чем-нибудь. Во всяком случае, я не решаюсь. А Миранда получает все, что захочет.
— Если ей всего два года, то ей пока нужно немного, — рассудительно заметила Тиффани. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду. А как ты обходишься без посылок? Поделятся ли с тобой другие, если ты не получаешь своих посылок, чтобы поделиться с ними?
— Целый семестр я вынужден был терпеть унижения, время от времени получая подачки из жалости. — У Филипа даже задрожал голос. — Я никогда это не забуду. Никогда. И я никогда не прощу своему отцу то, как другие ребята смеялись надо мной, дразнили меня и заставляли выполнять разные поручения за кусок торта. К счастью, дядя Николас начал присылать мне посылки.
— Николас? О, кажется, я его знаю. Толстый мужчина, светловолосый, с красным лицом.
Вдалеке послышался чей-то крик.
— Это папа, — сказала Тиффани. — Пожалуй, мне надо идти. До свидания, Филип. Скоро я возвращаюсь в Америку, так что мы, наверное, больше не встретимся.
— Да, — сказал Филип, — я думаю, не встретимся.
Глава четвертая
Неделю спустя Филип сидел в своем любимом месте на конюшне в Десборо — наблюдая, как Уильям чистит лошадей, и слушая последние новости об автомобилях. Запахи и звуки конюшни больше не путали его. Он связывал это место с Уильямом, с удовольствием от общения с ним, и перестав постоянно думать о своих страхах, даже вполне прилично научился ездить верхом.
Филип с интересом слушал слова Уильяма о том, что 1896 станет поворотным моментом для автомобилестроения в Англии, так как принят новый закон о движении на дорогах, который разрешил увеличить скорость до четырнадцати миль в час.
— Значит, человеку больше не нужно будет идти впереди машины? — воскликнул Филип.
Уильям засмеялся.
— Конечно! Ведь ему пришлось бы довольно быстро бежать.
— Что еще нового?
— Панар, Пежо, Де Дион и Бутон стали главными, создателями автомобилей в Европе. Дюрье занимает ведущее положение в Америке, но я слышал, что кто-то по имени Форд уже обходит его.
— А были ли еще гонки?
— От Парижа до Марселя и обратно, расстояние 1063 мили. Их выиграл гонщик на «панаре» со средней скоростью 15,7 миль в час.
Филип обхватил колени руками и задумчиво посмотрел вдаль, представив себя мчащимся в клубах пыли по ровным дорогам Франции за рулем своего собственного автомобиля с невероятной скоростью пятнадцать миль в час. Он воображал, как мимо него будут проноситься города, как он будет нажимать на газ, чтобы ехать все быстрее по нескончаемой дороге, уходящей за горизонт.
— Не могу себе представить ничего более прекрасного, — дрогнувшим от волнения голосом произнес он. — Это так здорово!
— Вы правы, но это не только развлечение. Такие гонки важны для совершенствования автомобилей. Они не только помогают создавать новые конструкции машин, но и показывают зрителям, что машины надежны, безопасны и могут двигаться дальше и быстрее, чем конные экипажи.
— Теперь, когда принят новый закон, английские изобретатели смогут догнать французов и немцев, верно?
— Обязательно! — с жаром воскликнул Уильям. — Мы сделаем машины лучше этих иностранцев, особенно если этим займусь я. — Он отложил щетку и серьезно посмотрел на Филипа. — Хорошо, что вы заговорили об этом, мастер Филип, потому что мне надо вам кое-что сказать. Боюсь, что меня уже здесь не будет, когда вы приедите на рождественские каникулы.
На лице Филипа застыло выражение испуга.
— Что ты говоришь? — прошептал он. — Ты потерял работу? Я поговорю с дядей Хью, честное слово, поговорю. Они не могут выгнать тебя. Не могут!