Читать интересную книгу Время дня: ночь - Александр Беатов

Эта параллель, пришедшая юноше в голову, невольно вызвала у него улыбку: "Вот, теперь, и он — как все они, до него… "

"Кто же тогда эти?" — подумал он и взглянул на Невмянова, — "Жандармы? Фашисты?"

— Ах, тебе, блядь, смешно!!!" — и кагебэшник, всё это время пожиравший глазами свою жертву, вдруг неожиданно поднял кулак и опустил его Сашке на голову — так, как со злости или от досады ударяют по столу. И тут же, не медля ни секунды, он нанёс другой удар: его кулак больно ударил по правой Сашкиной скуле, отчего голова его метнулась и треснулась затылком о стену; кулак же соскользнул — прошёлся ещё и по горлу.

От боли Саша схватился было за шею, но быстро отпустил руку, не желая показывать, как ему больно, положил назад, на колено.

"Ах, вот как?!" — подумал он, глядя, как оба начальника замерили комнату шагами, а он, однако, продолжал сидеть, не издав ни звука. — "Нет, вы не жандармы и не фашисты! Вы хуже! Вы — чекисты!"

— Ну! Будешь говорить?! — Невмянов снова стоял рядом, согнувшись перед Сашкой и приблизив жирное лицо, с азиатским разрезом глаз, к Сашиному.

"Так ведь я этого ждал!" — подумал Саша. — "Иначе и быть не могло! Главное не показывать вида, что боюсь и что мне больно. Иначе — пропал!"

— Что вы хотите от меня?

— Называй, кто твои сообщники! Называй имена всех твоих знакомых, друзей! К кому ты ездил в Киев? Адреса… Имена… Телефоны… Кто звонил, когда пришли тебя арестовывать? Где был вчера? Куда уезжал на велосипеде?

— У меня нет сообщников… Я не обкрадывал своих родителей…

— Врёшь!

— Нет, не вру. Я врал бы, если бы стал говорить то, что вы от меня требуете!

Невмянов схватил Сашку за волосы, стал трясти, больно мотать голову из стороны в сторону.

— Говори, сучий сын! Сгною! Живым не вернёшься, падло!

Он бросил Сашкину голову, особенно рванув напоследок волосы, отошёл.

— Ну?! — грозно повторил он, резко возвращаясь и уставившись волчьими глазами в глаза Сашки.

Подследственный, не моргнув продолжал смотреть в лицо зверя. Он уже научился выдерживать взгляд психиатра, когда на вопрос: "А сегодня ты пил таблетки?" — отвечал искренне: "Да", потому что действительно их пил, хотя и специально для этого случая", и потому не отводил глаз от пожиравших его зрачков врачихи…

Невмянов выпрямился, шагнул в сторону, резко дёрнул дверь.

— Васнецов!

Через пол минуты вошёл молодой милиционер, что привёл Сашку.

"Небось, недавно только Школу Милиции закончил", — подумал Саша. — "Думал, верно, что будет защищать людей, стоять на страже законности, заниматься благородным делом…"

Милиционер взглянул на Сашку.

— Увести! — приказал кагебэшник.

Саша поднялся и направился к двери.

Его продержали в той же камере ещё несколько часов. Саша потерял счёт времени. Однако, решив дотерпеть до конца, он даже не испытывал чувства голода. Лишь в голове творилось невообразимое. Всё это время его мозг не переставал прокручивать детали прошедшего допроса, прочно засевшие в памяти до мелочей, включая интонации прокураторов. Голова болела от утомления, усталости, недосыпа. Тело чесалось от клопиных укусов, болела шея после нанесённого удара…

Взглянув на окно, под потолком, ему вспомнилась комната Сони. Пришла на ум где-то слышанная фраза: "Лучше в тюрьме со Христом, чем без Христа на свободе". Неужели они полагают, что он выдаст им хотя бы одного человека?..

Саша закрыл глаза и ему отчётливо привиделось то, как он молился вместе с Соней. Как пламя свечи играло по стенам их тенями…

"Брат, тебе не следовало причащаться…" — всплыл в его сознании робкий упрёк девушки.

"Вот почему всё так обернулось!" — подумал он. — "Сначала хотел икону унести из храма, а потом, не покаявшись, причастился! И девушку подвёл… Уехал, а она там осталась… "

Саша стал мерить камеру шагами.

"Соня!.. Соня!.. Ведь она же — святая!.."

Второй допрос проходил наедине с Невмяновым в другой большой полу-тёмной комнате-зале, вероятно предназначенной для летучек или общих собраний сотрудников.

Кагебэшник опять угрожал, тряс парня за волосы, выкладывал перед ним лист бумаги и карандаш.

— Пиши явки! Немедленно! — кричал он.

Сашка сидел молча. Не отвечал, не двигался. И Невмянов подходил, бил по голове наотмашь, скользящим ударом.

"Это, чтобы следов не оставалось", — говорил про себя Сашка, продолжая сидеть молча. — "Знает, как надо, гад…"

Эта сцена повторилась раз пять. И "в бессильной злобе" один раз Невмянов зачем-то даже скомкал пустой лист бумаги, бросил под стол, но затем опомнился и положил перед Сашкой новый.

Парень уже устал бояться. И на вопрос: "Что же, у тебя совсем нет друзей?" — вдруг ответил:

— Почему нет? — Есть…

Следователь аж встрепенулся. Опять подбежал к нему. Хлопнул по листу ладонью.

— Пока всех не запишешь — не уйдёшь!

— Я не могу вам никого называть.

— Почему, твою мать?!..

— Видите ли, — вежливо, как ни в чём ни бывало, отвечал Саша, будто бы фашист, что находился с ним в одной комнате, вовсе не избивал его только что.

— Я не могу вам никого назвать, потому что следом за этим вы приведёте моих друзей сюда, точно так же, как меня. И будете так же с ними обращаться, как со мной, и — заставлять говорить о том, чего не было.

— Ах ты, блядь! — выматерился Невмянов, но уже не стал трясти парня за волосы или бить, обошёл вокруг своего стола.

— Кроме этого, — добавил вдруг Саша, — Мне не позволяет это делать моя религиозная совесть.

Невмянов сел в своё кресло, закурил, время от времени, метая разъярённые и одновременно недоуменные взгляды на Сашку.

— Я отправлю тебя в психушку, — тихо сказал он. — Твои родители будут не рады, что заявили на тебя. Но будет поздно…

Докурив сигарету, он снова подошёл к Сашке.

— Но до этого я тебя изуродую, — сказал он, приблизив свою физиономию почти вплотную.

— Признавайся! — закричал он опять. — Где был вчера? Кто научил, как себя вести? Только знай: это тебе не поможет!

Он опять отошёл, стал ходить по комнате. Чувствовалось, что и он устал. Разница между усталостью обоих заключалась в том, что следователь ничего толком не знал, в отличие от Сашки; он мог только угрожать. И работал он "по обязанности", тогда как Сашка защищался "по необходимости". И эта мысль вдруг напомнила юноше случай в дороге, свидетелем которого он был, когда добирался автостопом до города, где жила Соня.

В то время, как с десяток машин, в одной из которых ехал Саша, вытянулась в одну колонну, следуя за шедшим впереди трактором, а множество встречных не позволяли обогнать этот трактор, — вдруг появилась откуда-то сзади "Волга" и вклинилась прямо перед ними. Сашкин водитель выругался, но притормозил. Едва пропустив встречную машину, "Волга" обогнала следующую и перед самым носом другой встречной опять успела вклиниться в колонну. Обогнав также и трактор, она понеслась вперёд и скрылась из виду. А через пять минут, когда уже не было встречного потока, появился целый эскорт милиции на мотоциклах и легковых машинах, по всей вероятности гнавшихся за той самой "Волгой".

"Не догонят!" — засмеялся водитель. — "Убегать быстрее, чем догонять!"

— Неужели ты и вправду веришь? — вдруг спросил Невмянов, усевшись за своим столом, будто на перекладине буквы "Т", у подножья которой, у торца другого стола, с листом чистой бумаги и карандашом, сидел Сашка.

— Да. Я верю. — ответил он, возвращаясь к действительности.

— Ну, и как же ты себе представляешь Его, Бога-то?

— Ну, конечно, — отвечал Саша, — Это не старик на облаке, как обычно думают многие. Бог — это всё равно что абстракция. Он невидим. Его нельзя увидеть так, как мы видим материальные предметы, например, этот стол, лист бумаги… О Его присутствии можно только догадываться…

— Абстракция! — усмехнулся "Понтий Пилат". — Значит Его нет!

— "Абстракция" — это лишь слово, — спохватился Саша. — Я просто хотел сказать, что Бога можно понимать подобно тому, как мы понимаем предметы абстрактной реальности… Например, законы математики или радиоволны, которые мы не можем воспринимать нашими органами чувств… Но сам Он — вовсе не абстракция… А лучше сказать — Реальность… И Его реальность более реальна, чем человеческая реальность… Потому что Он находится даже внутри каждого из нас…

Неожиданно следователь вскочил, подбежал к Сашке, схватил его за волосы и с особой яростью стал трясти и дёргать.

— Называй, сейчас же, сукин сын, свои явки! — кричал он. — Я тебя сгною в психбольнице! Что ты, думаешь, я шутки шучу? Я тебя, как Иисусика твоего распну, падло!.. — Он заматерился потоком ругательств, потом, наконец, перестав рвать Сашкины волосы, ударил его лбом по поверхности лакированного стола, добавил: — Посмотрю, что ты тогда запоёшь!.. — Снова вернулся на своё место, в который раз закурил.