Читать интересную книгу Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

— Исчезни, — рявкнул Скербек и вытолкал его за дверь.

Вернулся к ней, опустился возле кровати на колени:

— Пернилле, наверное, тебе лучше одеться.

Он поднял опрокинутый стул. Взял с пола ее колготки, подал ей. Она не шевелилась.

— Да что же это…

Он попробовал сам надеть ей колготки. Потом отбросил попытки.

— Где твоя обувь?

Не получив ответа, огляделся в разгромленном номере, нашел черные сапоги.

— Я искал тебя. Звонили из полиции.

С сапогами оказалось ничуть не проще, чем с колготками.

— Пернилле! Если ты не поможешь, я не смогу тебя одеть.

Она молча смотрела сквозь него.

— Они нашли убийцу.

Она не двигалась, не помогала ему. Он снова принялся за сапоги.

— Ты слышишь меня? Его поймали. Он мертв.

Она не выходила из ступора, молчала.

— Он мертв, — повторил Скербек.

Медленно, как во сне, она забрала у него сапоги, всунула в них ноги. Вагн Скербек быстро прошелся по номеру, немного прибрался — поставил на комод упавшую лампу, поднял вазу с цветами.

Затем вывел ее из гостиницы.

Он приехал на небольшом грузовике, в котором пахло прелыми коврами.

— Лотта с мальчиками уехали к твоим родителям. От Тайса ничего не было?

Она сидела на пассажирском сиденье, не говоря ни слова. За окном мелькали огоньки автомобильных фар.

— Ради бога, Пернилле! Скажи что-нибудь!

Они миновали ратушу, вокзал и по длинной прямой Вестерброгаде въехали в Вестербро. И дальше — мимо кафе и баров, мимо глухих переулков с наркоманскими притонами, мимо проституток и ночных гуляк.

— Однажды, — вдруг сказала она, — мы поехали на побережье, и я захотела научить Нанну плавать.

Мимо школы, куда ходили мальчики, и мимо церкви, где стоял ее белый гроб.

— Мы зашли в море, и я сказала: «Сначала ты должна научиться лежать на воде».

К дому.

— Нанне было страшно. Но я сказала, что буду держать ее. Всегда. «Что бы ни случилось, я буду тебя держать».

Она зажала ладонью рот. Потекли слезы. Ее сотрясали конвульсии внезапного приступа горя.

— Никогда тебя не отпущу, — всхлипывала она. — Никогда.

Лунд смотрела вечерние новости в квартире матери. Голова почти не болела, пиво помогло.

На экране Брикс с серьезным лицом стоял перед недостроенным складом. Он любил, когда его снимали.

— Сегодня вечером Йенс Хольк был застрелен нашим сотрудником. Это была вынужденная мера, так как Хольк угрожал огнестрельным оружием другому полицейскому, оказавшемуся на месте происшествия. Улики указывают на то, что именно Хольк является преступником, которого мы разыскивали по делу об убийстве Нанны Бирк-Ларсен.

Журналист задал вопрос о Хартманне. Брикс не смутился ни на мгновение.

В комнату вошел Бенгт и сел рядом с Лунд.

— У нас были основания считать, что убийца как-то связан с муниципалитетом. К сожалению, Хольку удалось подделать документы так, чтобы подозрения пали на Хартманна. Я рад заверить телезрителей, что Троэльс Хартманн невиновен и все это время оказывал полиции Копенгагена всяческое содействие.

— Сара…

— Минутку, — сказала она.

Он протянул руку, забрал у нее пульт, нажал на красную кнопку.

— Тебе надо выговориться, — сказал он.

— О чем?

— О том, что ты чувствуешь.

— И что же я чувствую?

— Вину?

— Нет, — моментально отреагировала Лунд.

— Страх?

Она взглянула на черный экран и мотнула головой. Потом отпила пива.

— Все равно позже наступит реакция, — настаивал он.

— Диагноз профессионала?

— Если хочешь.

— Проблема не в этом.

Еще один большой глоток.

— А в чем?

Она посмотрела на него и ничего не ответила.

Бенгт вздохнул:

— Ладно. Я помню, как оценивал личность преступника. Мне казалось, что должны быть и другие жертвы.

— Вряд ли, если это Хольк. С таким прошлым он не смог бы поддерживать свой образ жизни.

— Значит, я ошибался. И такое случается.

Она опять подняла на него глаза.

— Я не так умен, как ты, Сара.

Он сжал ее пальцы. Она не отвечала.

— Я не вижу так, как ты. У меня нет такого воображения.

Ни слова от нее.

— Иногда мне хочется, чтобы и у тебя его не было. А тебе нет?

Лунд допила пиво, размышляя над вопросом.

— Мы такие, какие мы есть, и ничего не можем с этим поделать. Согласен?

— В каком-то смысле да. Я просто хочу, чтобы ты радовалась тому, что все закончилось. — Он поднял здоровую руку и нежно отвел волосы с ее лба. — Радовалась тому, что больше не нужно носить это в своей голове.

Она опять смотрела на пустой экран. Ее рука потянулась к пульту.

— Пойдем спать, Сара. Прошу тебя, забудь об этом деле.

9

Воскресенье, 16 ноября

Избирательная комиссия собралась на экстренное заседание в девять часов утра и отозвала решение, принятое предыдущим вечером. Троэльс Хартманн снова вернулся в гонку, очищенный от подозрений, в образе невинной жертвы обстоятельств. И никто не узнал о попытке самоубийства. Не знал о ней, как надеялся Хартманн, даже Поуль Бремер.

Двумя часами позднее в штабе либералов Мортен Вебер пытался внушить своим павшим духом войскам веру в победу.

— Перед нами стоит большая задача: убедить избирателей в невиновности Троэльса. Мы это знаем, и теперь в этом убедилась полиция. Но избиратели нуждаются в объяснениях.

Его слушателями были восемь сотрудников штаба и сам Хартманн.

— Многие наши спонсоры отвернулись от нас, — продолжал Вебер. — Нет денег — нет и кампании. То есть вторая наша задача — вернуть спонсоров.

— А что теперь будет с альянсом? — спросила Элизабет Хедегор.

— Забудьте об альянсе, — сказал Хартманн. — Если у нас будут голоса, то союзники подтянутся сами. Что им еще останется?

Хедегор не очень убедили его слова.

— Выборы в следующий вторник, — сказала она, — и это значит, что к субботе избиратели уже должны определиться. Времени у нас практически нет.

При этих словах Мортен Вебер понурил голову.

Поднялся Хартманн, оглядел собравшихся внимательно, встретился взглядом с каждым из них, чтобы каждый почувствовал себя особенным и нужным.

— Элизабет сделала верное замечание. Время против нас. Средства массовой информации — тоже. И Поуль Бремер по-прежнему способен на многое. Но я точно знаю одно: если мы не будем пытаться, мы проиграем. Так почему бы не попробовать? Зачем отказываться от борьбы? И от мечты? — Он засмеялся, наслаждаясь своей импровизацией перед крохотной аудиторией. — Я не стану рекомендовать тюремную камеру в качестве места для политических медитаций. Но что-то в этом есть. Когда я сидел там…

Его взгляд ушел за пределы кабинета. Все, даже Мортен Вебер, были захвачены моментом.

— Когда я сидел там в синей тюремной робе, я думал о том, кто мы такие. — Он сделал широкий жест, охватывая их всех. — Я думал о вас и о нашей общей борьбе. Ничего не изменилось. Наши идеи, наши цели те же, что и прежде. Неужели сегодня они значат для нас меньше, чем значили вчера? — Он стукнул кулаками по столу. — Нет. Для меня они стали значить еще больше, потому что мне нужна такая администрация, которая не станет играть в кошки-мышки с полицией ради чьей-то выгоды.

За столом раздалось одобрительное бормотание, напряжение спало, общий настрой качнулся в его сторону.

— Сможем ли мы сделать все, что в наших силах? Или отдадим Бремеру и его приспешникам то, чего они так хотели, — еще четыре потраченных впустую года?

Вебер зааплодировал. Элизабет Хедегор подхватила, а за ней и все остальные. Хартманн улыбнулся, опять оглядел каждого сидящего за столом, вспоминая имена. Почти все они были готовы сбросить его со счетов. Чуть позже он поблагодарит каждого из них лично, позвонив по телефону и выразив свою глубочайшую признательность за оказанную поддержку.

— Тогда примемся за работу.

Пожимая руки, он проводил всех из кабинета.

— Ты говорил с Риэ? — спросил Вебер. — Надо бы с ней все обсудить.

— Знаю, знаю. Я отправил ей уже миллион сообщений, она не отвечает.

В дверь забарабанили — на пороге стоял Поуль Бремер в белом пальто, красном шарфе, с сияющей улыбкой, как будто собрался на конкурс Санта-Клаусов.

— Троэльс! — воскликнул он громко и радостно. — Прости, что врываюсь. Не мог не зайти, хотел… — Он вошел, стянул с шеи шарф. Улыбка исчезла, ее сменила проникновенная искренность во всем облике. — Хотел поздравить тебя с возвращением.

— Спасибо, вы очень любезны.

Вебер буркнул нечто нечленораздельное, но однозначно нелицеприятное и ушел на свое рабочее место. Бремер же прошел в личный кабинет Хартманна, налил себе кофе и уселся на диване, тряся головой.

— Хольк, Хольк… Всегда был одиночкой. Но чтобы такое… Не понимаю. Почему? В Латвию вместе летали… Правда, он был какой-то подавленный, но… — Бремер взял с блюда печенье, откусил. — Да, способный человек, хотя и не очень творческий. В конечном счете умеренные без него достигнут большего. Только не в этот раз. Эти выборы они потеряли, как, впрочем, и Кирстен со своей шайкой и прочая шушера, что вьется тут в надежде урвать кусочек с чужого стола. — Снова эта широкая ухмылка. — Так или иначе, но ты не оставил им шанса. Теперь на арене только ты и я. Я мог бы даже поздравить тебя с таким удачным розыгрышем, если бы думал, что ты сам все это устроил.