1. Итак, по мнению наших, кометы, подобно факелам, трубам, столбам и прочим небесным знамениям, порождаются сгущением воздуха. Оттого-то они и появляются чаще всего на севере, что там самый неподвижный воздух.
2. Но почему же тогда комета не стоит, а движется? — Скажу. Как всякий огонь, она перемещается туда, где есть ей пища; и хотя естественное стремление тянет ее кверху, она сама поворачивает назад и опускается, как только ей начинает недоставать [горючего] вещества. В воздухе она движется не направо или налево — у нее нет своего определенного пути, — но туда, куда ведет ее пастбище, где больше запасы питания; она не движется вперед [к заданной точке], как звезда, но переползает туда, где есть что пожрать, как огонь.
3. Отчего же она бывает подолгу видна и нескоро гаснет? Ведь вот комета, которую мы видели во время счастливейшего Неронова принципата, красовалась на небе в течение шести месяцев. Она двигалась в направлении, противоположном Клавдиевой комете; та появилась на севере, поднялась вверх и направилась к востоку, становясь все темнее; эта взошла там же, но направилась на запад, а затем свернула к югу, где и скрылась из глаз.
4. Видимо, первая двигалась по местам, заполненным более горючими и дымными веществами; второй же, наверное, досталась область более обильная питанием; причем обе опускались в ту сторону, куда звало их вещество, а не предназначение. Путь у тех двух комет, которые мы сами наблюдали, лежал в противоположных направлениях: одна двигалась направо, другая — налево. Между тем все пять планет движутся в одну сторону, а именно в противоположную той, куда движется мир. Ибо он вращается с востока на запад, а они с запада на восток; от этого движение у них двойное: одно — которым они сами движутся, другое — в котором они влекомы миром.
Глава XXII
1. Я, однако, этой точки зрения наших не разделяю. Ибо я не считаю комету внезапно вспыхнувшим огнем, но предпочитаю поместить ее среди вечных созданий природы. Во-первых, все творения воздуха недолговечны, так как рождаются в веществе летучем и переменчивом. Как может нечто долго пребывать неизменным в воздухе, если сам воздух не может подолгу оставаться самим собой? Он вечно течет и если успокаивается, то лишь на миг. В мгновение ока он переходит из одного состояния в другое: то он дождливый, то ясный, то колеблется между тем и другим. Так же ведут себя и его ближайшие родственники — облака. Они сгущаются из воздуха и снова превращаются в воздух; и так же как он, они то собираются в стада, то рассыпаются, но никогда не бывают неподвижны. Быть не может, чтобы в столь неустойчивом теле гнездился такой упорный и неизменный огонь, не уступая в постоянстве огням, зажженным природой для того, чтобы никогда не гаснуть.
2. Во-вторых, если бы движение кометы зависело от питания, она всегда опускалась бы вниз, ибо воздух тем плотнее, чем ближе к земле. Однако еще ни одна комета не опускалась до самого горизонта и не приближалась к земле.
Глава XXIII
1. Но это еще не все. Огонь идет либо туда, куда влечет его природа, то есть вверх, либо туда, куда влечет его пища, вещество, от которого зависит его существование. Ни на земле, ни на небе нет огня, который двигался бы по кривой. Двигаться по кругу свойственно светилам. Я не знаю, так ли вели себя все прочие кометы, но те две, что являлись на моем веку, вели себя именно так.
2. Кроме того, всякое пламя, зажженное от временной причины, быстро гаснет. Так, факелы горят, пока проносятся по небосводу; молнии хватает только на один удар; падучие звезды пролетают, рассекая воздух. Огонь может быть долговечен лишь на своем месте: это те божественные огни, части мироздания и его творения, которые горят в мире вечно. Они делают свое дело и, шествуя непрерывно и равномерно, исполняют свое предназначение. [Так же и кометы.] Кроме того, если бы они были простыми скоплениями огня, возникшими от случайной причины, разве не менялась бы со дня на день их величина? В зависимости от обильного или скудного питания они бы то разрастались, то уменьшались.
3. Я только что говорил, что огонь, вспыхнувший по вине воздуха, не может быть долговечным. Скажу больше: он вообще не может сколько-нибудь длиться, оставаясь на месте. И факел, и молния, и падучая звезда, и любой другой огонь, зажженный воздухом, всегда лишь проносится мимо и виден только в падении. Комета же располагается на определенном месте и не срывается с него стремглав, а размеренно, шаг за шагом перемещается в своем пространстве; и под конец она не гаснет, а удаляется.
Глава XXIV
1. Мне возразят: «Если бы комета была блуждающая звезда, она находилась бы в Зодиаке». — Но кто провел ту черту, которой нельзя переступать звездам? Кто загнал божественное в тесные рамки? Смотрите, даже у тех светил, за которыми одними вы признаете право передвигаться, у всех разные орбиты; в таком случае, отчего бы не существовать и таким, чей путь столь же определен, но сильно удален от этих? Почему на небе должны быть участки, где проход воспрещен?
2. Но даже если ты настаиваешь на своем: что ни одна звезда не может двигаться, минуя Зодиак, — согласись, что ведь комета может иметь такую орбиту, которая пересекает Зодиак где-то в невидимом нам месте; такое ведь возможно, хотя и не необходимо.
Наконец, посмотри сам: не больше ли подобает величию этого мира, чтобы он повсюду был равно полон жизни и подвижен, со всех сторон пересекаясь орбитами небесных тел; разве лучше, чтобы он застыл в мрачном оцепенении везде, за исключением одной торной тропинки — [Зодиака]?
3. Неужели ты поверишь, что в этом теле — величайшем и прекраснейшем, среди бесчисленных звезд, которые заботятся о разнообразном и богатом украшении ночи и не потерпят, чтобы она хоть где-то осталась пуста и безжизненна, — есть только пять светил, которым дозволено передвигаться, а остальные застыли, как толпа немых статистов в театре?
Глава XXV
1. В этом месте меня могут прервать таким вопросом: «Отчего же тогда пути комет не наблюдались и не изучены так, как орбиты пяти звезд?» — Я отвечу вот что: мы допускаем существование многих вещей, хотя понятия не имеем о том, что они собой представляют.
2. Все согласятся с тем, что у нас есть дух, веления которого побуждают нас к чему-то и от чего-то удерживают; но что такое этот дух, наш господин и правитель, — на это едва ли кто ответит тебе вразумительнее, чем на вопрос, где этот дух находится. Один скажет, что это движущийся воздух, другой назовет его неким ладом, третий — божественной силой и частью божества, четвертый — тончайшей частью души, пятый — бестелесной способностью; найдутся и такие, кто скажет, что это — кровь или тепло. Но если наш дух до сих пор о самом себе не может выяснить, кто он такой, тем более нет у него полной ясности относительно других вещей.
3. Стоит ли удивляться, что мы до сих пор не вывели точных законов появления комет — столь редкого в мире зрелища? Что мы до сих пор не отыскали их начал и конечных целей, — ведь они возвращаются в поле нашего зрения через такие огромные промежутки времени! Не прошло еще и полутора тысяч лет с тех пор, как греки впервые
Дали созвездьям число и каждому имя[513]…
И по сей день еще многие народы знают небо лишь по виду, недоумевая, отчего луну вдруг закрывает тень затмения. Да и у нас все рассуждения на этот счет лишь недавно привели к достоверным выводам.