показавший себя искуснейшим наездником…
– Да! – воскликнул Дуглас. – Он изображал сына лорда!
– Что-то с ними стало? – задумчиво произнес седоволосый художник, лицо которого приняло еще более серьезное и печальное выражение, и сделал движение рукой, словно желая стереть произнесенные им слова, слишком явно обнаружившие его чувства.
Дуглас удивленно уставился на него:
– Я даже помню, как звали этих двух индейцев, – Топ и Харри.
– Что?! – вдруг изумленно воскликнул все это время молчавший коренастый господин. – Топ и Харри?..
– Да, – довольно ответил Дуглас, почувствовав себя главным объектом внимания.
– Вы тоже знаете этих индейцев? – спросил художник.
– Да… Позвольте представиться: Браун. Джо Браун.
– Не могу не спросить: тот самый, знаменитый Джо Браун? Инженер, с самого начала работавший на строительстве этого отрезка железной дороги?
– Что инженер, это точно.
Дуглас смотрел на него во все глаза.
– Тот, что был в том самом экспедиционном отряде? Который тогда отравили?
Джо Браун загадочно улыбнулся:
– Верно. Кстати, как раз недалеко отсюда – поезд идет по тому самому перегону.
– И вы знаете Топа и Харри? – спросил художник. – Когда же вы видели их в последний раз, если это не секрет?
– Топа полтора года назад, а Харри – только что. Это был тот самый всадник, которого несколько минут назад видел Дуглас.
Поезд мчался дальше.
Когда вдали показалась промежуточная станция, был уже вечер. Дуглас стоял у окна. Поскольку железнодорожные пути описывали здесь дугу, мальчик еще издалека увидел огромные палатки, деревянные строения, штабеля тюков и бочек. В лагере, оставшемся здесь после окончания строительства и превращенного в перевалочную базу, царила деловитая суета.
Паровоз остановился на станции. Захлопали открывающиеся двери и окна. Но из поезда вышли всего три человека: Моррис, Браун и его молодой спутник, которого он называл Генри.
Поезд через несколько минут снова тронулся и, быстро уменьшаясь в размерах, превратился сначала в маленькую змейку, затем в гусеницу, ползущую по прерии, и наконец растворился в вечерних сумерках.
У Морриса, Брауна и Генри почти не было багажа. Ветер, дувший им в лицо, раздувал в лагере палатки и гнал вдоль рельсов пыль. Доносившиеся из лагеря голоса и топот копыт не нарушали, а лишь подчеркивали великую тишину этих пустынных мест.
На западе темнели очертания Скалистых гор. В небе загорались первые звезды.
– Меня должны были встречать, – сказал Моррис и, посмотрев по сторонам, первым заметил того, о ком говорил.
Это был индеец в аккуратной чистой одежде. На шее у него поблескивало драгоценное ожерелье. Глаза Морриса радостно загорелись.
– Длинное Копье! Вот мы и встретились! – воскликнул он.
– Мой бледнолицый брат Далеко Летающая Птица, Священный Жезл просил меня ждать его сегодня вечером с двумя лошадьми и двумя мулами. Я выполнил его просьбу.
– Ты ждал меня, мой верный друг! Ты уже нашел для нас пристанище?
– Да.
– Могу ли я взять с собой своих знакомых, мистера Брауна…
– Просто Джо, – прервал его Браун.
– …Джо и… кажется, Генри? Могу я взять их с собой?
– Думаю, это возможно.
Все четверо пошли в лагерь. Индеец привел их к бараку, который казался на вид более комфортабельным, чем другие, но внутри которого, как выяснилось, гулял ветер, проникавший в помещения сквозь многочисленные щели. Моррис поежился.
– Я, вообще-то, не пью, – сказал он. – Но после долгого путешествия, после воинственных речей мистера Финли и этого жуткого сквозняка, которым прерия приветствует новых обитателей барака, одного из сомнительных достижений упомянутой цивилизации, бутылка виски пришлась бы сейчас весьма кстати – как согревающее и профилактическое лекарственное средство.
Джо улыбнулся:
– Мы – за. Генри, ты согласен?
– Как всегда.
Джо и Моррис первыми отправились в салун. Длинное Копье и Генри занялись багажом. Хозяин выделил им еще одну отдельную комнату, заломив за нее грабительскую цену. Длинное Копье взял себе ключи от обеих комнат и, сказав, что останется в бараке и присмотрит за вещами, уговорил Генри присоединиться к товарищам.
Тот нашел их в салуне и сообщил им о решении Длинного Копья остаться в бараке.
– Я знал, что он не пойдет с нами, – сказал художник. – Длинное Копье не берет в рот ни капли спиртного и обходит стороной трактиры и салуны. Это его принцип. Слишком многих его собратьев погубила огненная вода.
– Он из племени сиу? – поинтересовался Джо.
– Нет, он шайенн. Я лично добился его освобождения из резервации, и с тех пор он – мой неизменный спутник.
Поскольку в этой глуши не было других развлечений, по вечерам все собирались в новом бараке-салуне. Официанты и сам хозяин сновали между столами, обслуживая клиентов. Многие уже были навеселе. Играла музыка, и танцовщица на минуту показалась на сцене, давая понять гостям, что позже намерена развлечь их своим искусством.
Художник озирался по сторонам, по привычке выбирая интересные характеры и типажи. Но то ли из-за усталости, то ли из-за убожества обстановки в сочетании с плохой музыкой, облаками табачного дыма и запахом пива все в его глазах слилось в какую-то пеструю безликую картину, на которой он не находил ни одного лица, ни одного образа, заслуживающего внимания.
Джо Браун, напротив, был радостно оживлен.
– Вы слишком долго здесь не были, – сказал он Моррису. – Поэтому на вас так удручающе действуют все эти перемены. Стряхните с себя паутину воспоминаний!
– Я много лет страдал болезнью желудка. Но вы правы, перемены слишком разительны. Когда-то в этих местах меня угощал в своем вигваме бизоньим мясом Топ, который тогда еще был вождем и носил имя Маттотаупа, и вокруг звучали флейты… А сейчас я сижу в деревянном бараке, насквозь провонявшем водкой, сам пью бренди и какой-то бездарный скрипач терзает мой слух жалким пиликаньем.
– Можно посмотреть на все это иначе, с точки зрения моего личного опыта, – ответил Джо с улыбкой, от которой его складки у рта проступили еще отчетливей. – Когда-то мои товарищи падали здесь замертво, сраженные бесшумными стрелами воинов Тачунки-Витко, сейчас я сам убиваю себя пивом и бренди, которого, пожалуй, закажу еще. Кстати, вигвамы и бизоны в этих краях существуют до сих пор. Это суровая, бесплодная земля, где нет ничего, кроме пыли, и желающих отнимать ее у индейцев пока что не слишком много. Железная дорога – всего лишь узенькая полоска цивилизации, прорезавшая эту девственную пустыню.
– Да, это я уже слышал. И хочу попытаться запечатлеть своей кистью хотя бы часть древних нравов и обычаев исконных хозяев этой земли, прежде чем они окончательно исчезнут.
– Ну что ж, это мирное и похвальное занятие… Эй! – крикнул Браун официанту, но, поскольку тот был занят, вместо него к ним подошла девушка:
– Что, тоже решил нас проведать,