Лев Фока попытался во второй раз противостоять булгарам под стенами Константинополя, но во второй раз болгары просто уничтожили остатки византийской армии. К тому времени, как Фоке удалось пробраться в город, Роман Лакапин уже был там. Он направился прямо к Константинополю, и теперь его флот находился неподалёку.
Лев Фока еще не успел объяснить своё поражение, как Роман Лакапин нанёс удар. Он пригласил придворных взойти на его корабль, чтобы обсудить стратегию, и запер их в трюме, после чего отправился в город и сместил Зою и всех её сторонников. Он практически не встретил сопротивления. Его не обвинили в поражении – вина пала на Зою и её любовника Льва Фоку.14
Роман встал во главе совета, пообещав империи безопасность и спасение. Лев Фока, осознав своё поражение, быстро отказался от брака с Зоей и отступил в Хрисополь. Никто не удерживал его от отступления.
К апрелю 919 года Роман Лакапин обеспечил себе уже такую поддержку в народе, что решил дотянуться до короны. Он отправил Зою в монастырь и уговорил совет регентов назначить его регентом при Константине. После этого он организовал свадьбу девятилетней дочери Елены с тринадцатилетним Константином VII Багрянородным. Будучи зятем императора и и вице-императором, ему оставалось сделать всего один шаг, чтобы достичь престола.
Это оказался весьма короткий шаг. Престарелый патриарх Николай Мистик расценивал Романа как правильную замену Константину VII, которого по-прежнему считал незаконнорожденным. Мистик согласился короновать Романа Лакапина как Романа I, соправителя, и юный Константин вновь оказался в тени старшего правителя. Он оставался в тени Романа еще четверть века. Придворные, обеспечившие ему когда-то право на корону, переметнулись на сторону старшего и более опытного императора, оставив Константина в стороне.
Когда Лев Фока из своего далёкого убежища выразил протест против этих действий, Роман отправил двух человек арестовать его. Посланцы превысили свои полномочия и ослепили Фоку; Роман демонстративно огорчился таким поворотом событий.15
Тем временем Симеон I Болгарский перегруппировал свою армию и вновь с боями подошел к Константинополю. Он уже бывал у стен этого города, и не один раз, и знал, что с суши взять его невозможно. Его единственной надеждой был флот, а у Болгарии флота не было. Надо было где-то одолжить флот, поэтому он отправил посольство к халифу Фатимидов аль-Махди, к тому времени распространившему свой контроль на восток до древнего Карфагена, и предложил тому формальный союз.
Аль-Махди согласился. По-видимому, он расценил этот союз как разумный превентивный шаг. К несчастью для Симеона, на обратном пути из Северной Африки его послы были взяты в плен византийцами и отправлены в Константинополь. Роман отправил собственное послание халифу Фатимидов – если аль-Махди станет союзником его, а не Симеона, Роман обещал платить дань и гарантировал мир.
После этого Роман решил убедиться, что ни одна исламская армия не нападёт на него, поэтому он также отправил предложение мира в Багдад.
Оба халифа приняли предложение Романа. Лишённый союзников, Симеон попросил о переговорах. Роман согласился встретиться с ним и серьёзно к этому подготовился. Обе стороны помнили о византийском нападении на Крума, предшественника Симеона. Оба правителя отправили друг другу заложников, а в водах Золотого Рога была сооружена платформа со стеной посередине. 9 сентября 924 года Симеон подъехал к платформе с суши, верхом на коне. Роман подплыл к ней на корабле, и два противника взглянули друг другу в глаза через стену.16
Честолюбивые планы Симеона были расстроены политическими ухищрениями и союзами – теми же самыми, что привели к власти Романа. Однако, оказавшись лицом к лицу со своим врагом, Роман использовал язык веры, а не язык войны. Как отмечает историк Стивен Рансимен, его обращение к Симеону повторяется слово в слово в разных хрониках, – по-видимому, в свое время была сделана официальная запись его речи. Он сказал:
«Я слышал, что ты – религиозный человек и преданный христианин, но я не замечаю, чтобы твои поступки соответствовали твоим словам. Если ты настоящий христианин, как мы думаем, прекращай бессмысленную войну, проливающую кровь невинных людей. Заключи мир с нами, христианами, раз ты утверждаешь, что ты христианин, и не желай покрыть христианские руки кровью братьев-христиан. Прими мир, любовь и согласие, и ты сможешь сам вести мирную жизнь, не проливая крови и не ведая забот, и пусть христиане прекратят уничтожать христиан. Ибо это грех – проливать кровь братьев по вере».17
Интересное заявление из уст человека, только что заключившего союз с двумя халифами, чтобы воспрепятствовать продвижению брата по вере! Это было, пожалуй, немного слишком. Тем не менее Симеон устыдился и отступил. Он согласился на мир в обмен на возобновление ежегодной дани и вернулся домой.
В 927 году Симеон скончался от сердечного приступа. Его наследником стал Пётр, который совершил молниеносное нападение на византийскую территорию Македонии, так же быстро отступил и предложил перемирие. Восприняв разрушения, причинённые Пётром, как намек, Роман согласился и для закрепления договора отдал в жёны Пётру свою внучку.
Что даже более важно, Роман пересмотрел свою точку зрения относительно события, развязавшего войну, и признал Пётра императором. Царь Болгарии получил такой же статус, как и правитель Константинополя.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 63
Глава шестьдесят четвертая
Создание Нормандии
Между 902 и 911 годами Беренгар ослепляет римского императора и забирает Италию себе, а Карл Простоватый отдаёт викингам часть западно-франкских земель
В 902 году итальянский герцог Беренгар наконец-то вернул себе железную корону лангобардов. Он победил Людовика Провансальского, обладавшего тремя титулами – король Прованса, король Италии и император римлян. Сдавшись, Людовик пообещал вернуться на родину и довольствоваться властью над Провансом (как независимый король – он отказался присягнуть правителю восточных франков) и должностью императора римлян, и более не входить на территорию Италии.[157]
Эта клятва соблюдалась лишь до 905 года, когда Адальберт и другие знатные итальянцы пригласили Людовика обратно. По словам Лиутпранда Кремонского, Беренгар «оказался утомительным» – это значит, что он вёл себя слишком по-королевски, и это не нравилось вельможам. Итальянская аристократия привыкла к определённому уровню независимости, а Людовик был правителем пассивным.1
Людовик вернулся в Италию, устроил грандиозную церемонию в честь своего возвращения и обосновался в Вероне. Он знал, что Беренгар вновь нападёт на него, однако Адальберт и остальные сеньоры обещали предоставить Людовику свои личные дружины, поэтому он был уверен в победе.
Однако, ознакомившись с численностью этих дружин и роскошью, в которой жил Адальберт и остальные, Людовик был сильно обескуражен. Однажды он неосторожно обмолвился при одном из своих придворных, что Адальберт слишком увлекается королевским блеском, и только отсутствие титула не позволяет ему стать настоящим королём.
Жена Адальберта узнала об этом разговоре. Посчитав его завуалированной угрозой, она поспешила предупредить мужа о том, что Людовик может помешать ему править, как раньше. Пока Людовик готовился к войне, в кулуарах аристократы совещались, спорили, и наконец согласились потихоньку отказать Людовику в поддержке. Беренгар, учуяв общее настроение, предложил заговорщикам крупную взятку, чтобы ему позволили войти в Верону поздно ночью, застав Людовика врасплох.
Те согласились, и пока ничего не подозревавший император спал, Беренгар со своими людьми прокрался в город. Стражники Беренгара нашли Людовика и притащили к нему. Беренгар обратился к нему с такими словами: «Я помиловал тебя и отпустил в прошлый раз при условии, что ты никогда не вернёшься в Италию. На этот раз я сохраню тебе жизнь, но лишу тебя зрения».2
Затем его люди выкололи Людовику глаза. Король выжил, но, искалеченный и лишённый способности действовать без помощи, был вынужден оставить и пост императора, и железную корону. Он вернулся в Прованс, где прожил еще почти двадцать лет. В течение всей оставшейся жизни он был известен как Людовик Слепой.3
Беренгар, вновь занявший трон Италии, надеялся стать императором римлян, заняв место Людовика – но папа римский не предложил ему этого титула. Беренгар не был Каролингом, и никто не мог гарантировать, что он долго пробудет королём Италии.[158]
А короли-Каролинги были слишком заняты собственными проблемами, чтобы порываться занять трон императора. Чехарда вокруг мини-королевств франков начала постепенно утихать, – более слабые игроки уже были завоёваны, убиты или просто бежали.