План Уды провалился, и поплатился за это Сугавара-но Митидзанэ. Он умер в изгнании двумя годами позже, так и не вернувшись в столицу[152] Контролируя юного Дайго, Токихира постепенно начал прибирать к рукам власть, ранее принадлежавшую его отцу Он не старался получить титул кампаку, но вновь пополнил ряды придворных членами клана Фудзивара. Уда в монастыре был отрезан от сына, от власти и от роли, которую он надеялся сыграть в управлении страной.12
Удача Токихиры закончилась внезапной смертью в 909 году, но его брат, младший сын Мотоцунэ, Фудзивара-но Тадахира, продолжил его дело. После смерти небесного правителя Дайго в 930 году в возрасте сорока шести лет, Тадахира стал регентом семилетнего сына императора. Через год Уда тоже скончался, оставаясь отрезанным от дворца в своем монастыре. Когда новый небесный правитель Судзаку достиг совершеннолетия, Тадахира занял пост кампаку. Он восстановил власть, которая раньше принадлежала его отцу, и вновь клан Фудзивара занимал практически все важные позиции в Хэйане.13
Борьба за власть в Хэйане не перетекла в убийства и крупномасштабные войны, как это происходило в Китае, Византии или королевствах Запада – прежде всего потому, что у небесного правителя Японии не было постоянной армии. Когда он нуждался в войсках, их набирали из гражданского населения, созывая всех мужчин от двадцати до шестидесяти лет. Даже эти «призывники», будучи готовыми к вызову в любой момент, в мирное время жили дома, в своих провинциях, вели обычную жизнь крестьян и торговцев и уделяли военной службе тридцать пять-сорок дней в году Поэтому Фудзивара и другие жаждущие власти аристократы не могли воспользоваться столь популярным у западной знати способом – сделать военную карьеру, добиться доверия армии и с её помощью свергнуть правителя.[153]
Зато у них были другие пути: захватить законодательную власть при дворе, как Фудзивара, или стать хозяевами вдали от столицы – в провинциях, при помощи собственных дружин.
В 939 году землевладелец по имени Тайра-но Масакадо последовал по второму пути. Он жил в плодородной северо-восточной области Канто, был искусным наездником и очень гордился честью своей семьи, поскольку мог похвалиться происхождением от императора Камму. Его сородичи из клана Тайра занимали разнообразные высокие должности в Канто, и сам Масакадо провёл юные годы при дворе в Хэйане. Там он увидел, сколь могущественным стал клан Фудзивара, и возможно, эти впечатления распалили его амбиции.14
Его восхождение к власти началось с мелкого конфликта. Вернувшись домой от Хэйянского двора, Масакадо поспорил с несколькими соседями из-за прав на землю, и ссора переросла в столкновение. Вооружённые слуги местных землевладельцев, вступили в распрю, которая принесла победу Масакадо.
Вдохновившись успехом, Масакадо повел свою дружину, насчитывавшую уже более тысячи человек, на ближайшего правителя – назначенного императором чиновника, управлявшего провинцией Хиттачи. Резиденция губернатора не являлась крепостью, рассчитанной на отражение воинских атак, и потому быстро сдалась. Масакадо, еще сильнее впечатлённый собственной мощью, провозгласил себя монархом по собственному праву – «новым императором». Он захватил окружающие крепости и начал назначать собственных приближенных для управления новыми владениями.15
Однако его правление продолжалось всего три месяца. Тадахи-ра назначил цену за его голову. У небесного правителя не было постоянной армии, но было много денег. Два других крупных землевладельца, один из клана Фудзивара, а другой из родного клана Масакадо, объединились, чтобы сразиться с новым «императором» и получить награду. Через три месяца после самопровозгла-шения Масакадо двое его противников с войсками подошли к северной границе его территории.[154]
Личный состав армии Масакадо, как и во всей Японии, был текучим. Люди, служившие ему, не были профессиональными солдатами, они приходили в армию и уходили из нее, чтобы заняться собственными делами. В момент нападения его войско уменьшилось до четырёхсот человек. Этот ничтожный заслон был сметен, и Масакадо погиб. Как написано в «Сёмонки», современной восстанию хронике, «Его конь забыл, как скакать галопом, как ветер, а человек забыл свои боевые навыки. Убитый стрелой богов, новый император умер в одиночестве».16
Вооружённое восстание Масакадо при всем своем масштабе было лишь провинциальной версией «тихого» захвата власти кланом Фудзивара в центре. Восстание было менее удачным, чем грамотно продуманные политические действия в Хэйане – но стало лишь предвестием грядущих событий. Господство клана Фудзивара, сохранявшего свою наследственную полузаконную диктатуру, продержалось еще сто лет, но у них были и могущественные соперники. Небесный правитель занимал в системе власти всё меньше и меньше места, и вне этого пространства семьи аристократов Японии всё более ожесточенно сражались за власть.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 62
Глава шестьдесят третья
Базилевс
Между 886 и 927 годами Лев Мудрый бросает вызов патриарху Константинопольскому, булгарский царь требует себе титул императора, а Роман Лакапин объясняет христианам, что они не должны воевать
Льву VI, законному сыну Василия I, исполнилось двадцать лет, когда он стал императором в Константинополе. Практически сразу он заработал себе прозвище «Лев Мудрый». Это прозвище не говорило о его невероятном навыке управления империей, оно значило скорее «Лев Начитанный». Лев много читал, обладал отличной памятью и проводил вечера в составлении военных руководств, проверке сводов законов, составлении гимнов и поэм и подготовке проповедей, которые читал по праздникам и особым случаям.1
Он был не первым императором, составлявшим проповеди – его предшественник Лев III известен целой серией речей против поклонения иконам. Однако Лев Мудрый всерьёз принялся за церковные дела. Теолог Арефа Кесарейский назвал его теософом – «Мудрым в вопросах, касающихся Бога», что может являться маскировкой определения «Человек, вмешивающийся в дела церкви». Едва взойдя на трон, он решил сменить патриарха, главного церковного иерарха Константинополя, заменив его собственным девятнадцатилетним братом Стефаном, а после смерти Стефана он сам назначил следующих двух патриархов.2
Второй из этих патриархов, монах Николай Мистик, оказался не таким податливым, как рассчитывал Лев Мудрый. К 901 году Лев вынужден был признать, что проблема с наследованием опасно обострилась. К сорока годам он трижды женился, но у него не было сыновей. Ему пришлось назначить своего брата Александра соправителем и наследником.
Однако Лев не оставлял надежды. После смерти третьей жены в 901 году он рискнул жениться снова, на этот раз избрав супругой свою любовницу Зою Карбонопсину – «Угольноокую».
Патриарх Николай Мистик протестовал против этого. Даже третья женитьба уже не была законной. Церковное учение утверждало, что хотя повторная женитьба после смерти супруги и не является грехом, лучше делать это только один раз. Патриарх косо смотрел уже и на третью жену императора, но теперь должен был освятить четвёртый брак, а он не желал так поступать.
Льву пришлось перетерпеть это, когда Зоя родила первого ребенка – девочку. В начале 905 года Зоя забеременела во второй раз. Когда она приготовилась рожать, император переселил её в комнату, стены которой были затянуты пурпурной («багряной») тканью, где по традиции императрицы рожали наследников. Роды в Пурпурной комнате означали, что ребенок вводится в круг двора – а двор Константинополя был значительно более могущественным, чем любой император сам по себе. «Императоры приходили и уходили, – пишет историк Арнольд Тойнби, – талантливые искатели приключений свергали эфемерные династии, но двор продолжал существовать». Почитаемые двором, императоры Константинополя были также заложниками доброй воли двора, и могущество императора определялось преданностью его служащих и офицеров.3
Придворные Льва Мудрого были достаточно преданы ему, чтобы поддержать его желание обрести наследника, поэтому Зою проводили в Пурпурную комнату в сопровождении слуг. К великому облегчению Льва, она родила мальчика. Стараясь использовать все средства, чтобы подчеркнуть законность своего сына, Лев дал ему освященное историей имя – Константин.4
Имя и рождение в Пурпурной комнате были знаками законности наследника, но чтобы убедиться, что у его сына не будет соперников, Льву всё ещё было необходимо взять в жёны мать своего сына. Он сказал патриарху, что должен жениться в четвёртый раз, и вновь патриарх отказал. Лев, будучи теософом, решил, что одобрение патриарха не обязательно, и всё равно взял Зою в жёны с пышной церемонией, приведшей главных клириков Константинополя в негодование. Николай Мистик позже написал в одном из посланий в Рим: «Мать была представлена во дворце, как жена императора, более того, на её голову была возложена корона… Высшее и младшее духовенство было возмущено, будто были подорваны все устои веры».5