неладное, ага янычар потребовал, чтобы с ним пошли несколько офицеров сопровождения. При входе в шатер они отказались сдать оружие и, откинув полог, предстали перед своим государем – важные, уверенные в своей силе и власти.
Мехмед дружелюбно поприветствовал их, предложив разместиться на мягких подушках – они отказались. Тогда султан произнес:
– Почти сто лет назад, мой предок – султан Мурад, придумал создать армию, которой не было бы равных ни в Европе, ни в Азии. Ядром этого войска стали хорошо обученные христианские рабы, обращенные в мусульманскую веру. Так зародился корпус янычар…
– Нам хорошо известна история корпуса, – бесцеремонно прервал султана Казанджи, но Мехмед продолжил, не обращая на его слова никакого внимания:
– Янычары выполнили свое предназначение и стали отменными воинами, однако их верность порой вызывает сомнение.
– Корпус янычар всегда верой и правдой служил своему падишаху и никогда не бросал его на поле боя! – горячо запротестовал Казанджи. – Мои люди грудью встали на защиту твоего отца, когда король Владислав решил атаковать его лагерь и они же переломили ход сражения на Косовом поле!
– Янычары по праву заслужили свою славу, – спокойно согласился Мехмед. – Но опорой трону, увы, они так и не стали. Вспомни, ведь всего пять лет назад, когда отец пожелал оставить бремя правления, переложив его на мои плечи, янычары отказались повиноваться мне.
– Мы желали видеть на троне султана Мурада, – не запираясь, ответил Казанджи. – А ты был слишком юн, чтобы править.
– Так решили вы, – кивнул головой Мехмед. – Но теперь мой отец мертв, а я набрался опыта и мудрости. Но скажи мне: почему я вновь вижу перевернутые котлы и толпы недовольных солдат?
Ага молчал, не зная, что сказать. Тогда султан медленно поднялся, подошел к офицеру и, заглянув ему в глаза, спросил:
– Пять лет назад, когда ты привел бунтовщиков к стенам моего дворца в Эдирне. Помнишь, что я сказал тебе?
– Что в следующую нашу встречу, я буду проявлять к тебе больше почтения, – надменно произнес ага.
Мехмед покачал головой так, как будто только что вспомнил об этом.
– Видимо, я ошибся… – промолвил он, – к сожалению для тебя.
С поразительной быстротой выхватив меч у стоящего рядом телохранителя, Мехмед со всего размаху полоснул им горлу янычарского командира. Удар был точным – Казанджи, выпучив глаза, медленно опустился на ковер, стараясь пережать страшную рану, из которой хлестала кровь. Его соратники, едва оправившись от первого потрясения, тут же схватились за мечи, не желая разделить судьбу своего предводителя. Еще секунда и султан, вероятно, погиб бы от рук тех, кто был призван его защищать. Но тут в дело вмешался Омар. Оттолкнув Мехмеда в сторону, он ловко парировал сыпавшиеся на него удары, поражая одного противника за другим. Страшные крики смешались с хриплыми стонами, и вот трое изменников лежат в луже своей крови, а четвертый, в ужасе выронив меч, упал на колени и стал умолять султана о пощаде.
– Мне не нужен человек, который трясется за свою жизнь больше, чем за жизнь повелителя. Ты ведь знаешь, какое наказание полагается дезертирам и трусам.
Мехмед сделал знак рукой, рассекая воздух, и не успел я моргнуть, как голова последнего офицера слетела с плеч, окрашивая стены шатра алыми брызгами крови.
Несколько минут все молчали, в ужасе глядя то на тела янычар, то на неподвижного султана, который стоял, погрузившись в свои мысли.
– Пусть головы этих изменников насадят на пики и выставят подле моего шатра, – распорядился Мехмед. – Также приказываю найти и покарать остальных зачинщиков мятежа.
– Повелитель, это может вызвать новые волнения в рядах янычар, – сглотнув слюну, произнес Халиль.
– Отступать уже слишком поздно, – покачал головой Мехмед. – На этот раз я пойду до конца.
Подозвав Омара, султан приказал:
– Иди к янычарам и расскажи обо всем, что здесь произошло. Пусть изберут себе нового командира.
Воин кивнул и поспешно вышел из шатра. Все застыли в томительном ожидании – никто не знал, как отреагируют солдаты на известие о смерти своего командира, но очень скоро Омар вернулся и поведал о том, что армия покорилась воле султана. Все вздохнули с облегчением.
Случилось именно так, как и задумал Мехмед. Потеряв своего командира и, одновременно с этим, оценив щедрость нового падишаха, янычары не стали вновь переворачивать свои котелки и даже выдали некоторых организаторов недавнего мятежа. Только теперь солдаты наконец увидели, что ими правит не испуганный юнец, а уверенный в себе и решительный государь, воля которого, подкрепляется мечом и делом.
Янычары присмирели, однако, для того, чтобы и в дальнейшем избежать актов неповиновения с их стороны, Мехмед задумал реорганизовать корпус, включив в него новых, верных только ему людей из числа своей личной охраны и слуг. Очень скоро, почти на всех офицерских должностях оказались ставленники султана, а сам корпус, увеличился в два раза, превратившись в личную армию падишаха.
Эти изменения пришлись по вкусу далеко не всем. Особенно жестко против них выступали представители старых аристократических семейств, чьи интересы в диване озвучивал Халиль-паша. Он прекрасно понимал, что Мехмед стремится создать свое собственное войско янычар, в противовес сипахам, тимариотам и акынджиям, которые часто выступали на стороне знати. Борьба старой и новой элиты разгоралась все сильнее, и вновь султан был вынужден противостоять всесильному визирю, только на этот раз, инициатива была на стороне Мехмеда.
Отзвуком этой скрытой борьбы стала внезапная ссора Ферхат-бея и Омара, последний, с недавнего времени ведал всеми назначениями в корпусе янычар. Ферхат не принял реформ нового султана, за что поплатился высокой должностью силяхдара. Впрочем, это нисколько не охладило его пыла, а только добавило масла в огонь. Ферхат уже не скрывал своего презрительного отношения к Мехмеду, часто высмеивал султана среди солдат и горько сожалел об убитых им янычарских командирах. Речи этого человека были настолько дерзки и опасны, что могли всколыхнуть новую волну недовольства. Многие хотели бы заткнуть ему рот, да вот только не осмеливались – Ферхат слыл опытным фехтовальщиком, а список его жертв шел на десятки. Он смеялся над любыми угрозами и уверял, что наемные убийцы, которых, несомненно, подсылает к нему Мехмед, бояться приблизиться к нему даже ночью, когда он спит.
Солдаты любили Ферхата за его острый язык и за то, что когда-то он вышел из их рядов и сумел подняться на самый верх. Они советовали поостеречься гнева султана, припоминая ему судьбу Казанджи Догана, но Ферхат лишь отмахивался от их слов.
– Султан еще не отрастил такого жала, чтобы им можно было меня пронять! – громко смеялся он.
Терпение Мехмеда очень быстро подошло к