ему отказали при жизни.
Проведя все необходимые назначения, Мехмед стал принимать посетителей и послов иностранных держав. Одной из первых на этот прием явилась вдова султана Мурада – сербская княжна Мара Бранкович. Это была красивая, еще довольно молодая женщина, с выразительными зелеными глазами, золотыми локонами, ухоженной белоснежной кожей и горделивой осанкой. Она передала письмо своего отца, в котором Сербия признавала себя вассалом нового султана, а ее правитель поздравлял Мехмеда с восшествием на трон. Георгий Бранкович безоглядно и беспрекословно преклонялся перед волей османского владыки, крайне быстро позабыв сколь много христианских жизней было отдано за свободу сербской земли от османских захватчиков.
Наблюдая за сербской княжной, я успел заметить, как Мара бросила в сторону Халиля красноречивый взгляд, а тот, в свою очередь, слегка покачал головой. Мне было невдомек, чтобы это могло значить, однако сразу же после этого, княжна стала просить султана о свободе, заверяя, что больше ни один мужчина не притронется к ней, ибо она чтит память своего покойного мужа и ее сердце умерло вместе с ним. Мехмед спросил мнение великого визиря и тот со вздохом ответил:
– Нет повода сомневаться в искренности ее слов, повелитель.
В голосе Халиля слышалась грусть, похоже, ему было искренне жаль расставаться с княжной.
Следуя совету визиря, Мехмед щедро одарил султаншу золотом и землями, разрешив ей вернуться в Сербию к своему отцу.
Когда же весть о смерти Мурада разнеслась по всей Европе, в Эдирне хлынули послы из всех сопредельных стран, которые непременно искали дружбы с могучим восточным соседом. После неудавшихся крестовых походов в Европе решили, что с турками выгоднее договариваться, чем воевать. Мехмед быстро уловил этот настрой и использовал его для своей пользы. Он принимал послов со всем возможным радушием, создавая облик благочестивого и милосердного правителя, хотя мне было прекрасно известно, что это лишь игра, которая не будет продолжаться долго. Вскоре Мехмед совершил поступок, которой еще больше убедил меня в этом.
Все началось после того, как из Манисы неожиданно прибыл Али-бей, сопровождавший гарем нового султана. С его появлением жизнь дворца сразу же была отравлена ядом коварства и интриг. Этот презренный человек, вмиг почувствовав свою важность, стал препираться даже с визирями, чем вызывал всеобщую ненависть и презрение. Некогда провинциальный дефтердар метил на самые высокие должности в империи и сердце мое сжималось всякий раз, когда я представлял, что он добьется своей цели.
В это время во дворце продолжала жить молодая вдова Мурада – Халима-хатун, со своим маленьким сыном Ахмедом, которому еще не минуло и года. Мехмед относился к ним со всем возможным вниманием, выполнял любые просьбы и даже повелел телохранителям днем и ночью охранять мать и младенца, дабы никто не смел причинять им вреда. Только потом я узнал, что все это было лишь притворством.
Как-то раз, Мехмед вызвал к себе султанскую вдову, якобы для того, чтобы поговорить о ее будущем. Худенькая черноволосая девушка ловила каждое слово повелителя, а потом упала на колени и принялась целовать край его халата, заливаясь слезами и благодаря Аллаха за то, что он возвел на трон столь милостивого правителя. Мехмед снисходительно улыбался и заверял ее в том, что для него нет ничего важнее благополучия брата и его матери. С этими словами он отпустил Халиму в свои покои, а сам приказал принести щербет и сладости. Едва блюда оказались на небольшом столике перед султаном, как двери распахнулись и в комнату влетело несколько обезумевших от ужаса евнухов. Они принялись что-то лепетать, отталкивая и перебивая друг друга. Следом за ними в дверях появилась султанская вдова. Она шла медленно, словно во сне, глядя куда-то перед собой и опираясь о стену. Лицо ее было бледнее мрамора, а губы едва шевелились. «Не лишилась ли она рассудка?» – вдруг подумал я. Султан также выразил беспокойство.
– В чем дело? – встревоженно спросил Мехмед, отставляя наполненный кубок и приподнимаясь на подушках.
– Повелитель, мой сын… – прошептала Халима и без чувств упала на пол.
– Немедленно позовите сюда лекаря! – приказал султан.
Спустя минуту в комнату вбежал скрюченный старец в высоком тюрбане. В складках его просторного халата поблескивало несколько склянок, наполненных какими-то снадобьями. Аккуратно взяв одну из них и откупорив крышку, лекарь поднес ее к носу девушки, отчего та мгновенно пришла в себя. Затем, по распоряжению целителя, слуги наполнили одну из чаш чистой водой, в которую старик бросил шепотку пряных трав, и, как следует размешав, протянул Халиме полученный напиток. Та, уступив его настойчивым просьбам, осушила кубок. Это придало девушке сил, хотя подняться с пола ей удалось лишь с помощью одной из служанок.
– Что случилось? – вновь повторил Мехмед свой вопрос, участливо предлагая своей собеседнице место напротив себя.
– Мой сын! – чуть ли не вскричала Халима. Теперь она уже не выглядела слабой и потерянной – неописуемая ярость исказила ее лицо и придала новые силы. – Я нашла его в купальне… это дело ваших рук!
Проговорив последние слова, она зарыдала.
Понимая, что больше не добьется от нее ни слова, султан обратился к евнухам, те поспешно объяснили, что тело маленького Ахмеда нашли в купальне, неподалеку от султанских бань. Ребенок к этому времени уже не дышал, судя по всему, кто-то утопил его.
Мехмед печально покачал головой и тут же принялся утешать бедную женщину, после чего твердо произнес:
– Справедливость должна восторжествовать, и она восторжествует!
Султан обернулся к евнухам.
– Немедленно отыщите и приведите ко мне того, кто совершил это злодеяние, – приказал он. – Я лично вынесу ему приговор!
Евнухи тут же скрылись с глаз, подгоняемые волей своего повелителя. Для этих неусыпных стражей гарема найти преступника было несложно, ведь все, что происходит в пределах этого дворца, происходит под их бдительным оком или даже при их непосредственном участии. Но никто не допустил бы гибели принца, если бы на то не было соответствующего распоряжения… Я в ужасе глянул на Мехмеда. Неужели он причастен к этому позорному убийству?
Не прошло и часа, как два могучих прислужника буквально втащили в покои слегка растерянного Али-бея.
– Это ты задушил моего брата? – спросил Мехмед. – Признавайся!
Глаза Али расширились от удивления. Кажется, он еще не понимал, что его игра окончена. Украдкой взглянув на Халиму, он решил, что лучше все-таки сознаться:
– Да, повелитель. Это сделал я. Но вы же сами…
– Молчи презренный! – в неподдельном гневе вскричал Мехмед. – Ты совершил ужасное преступление, и за это тебе не будет пощады!
Султан сделал знак, и сразу несколько могучих дильсизов[78] подскочили к убийце, заломили руки и