А вот по сумме всех параметров, и особенно по живучести, Миг-3, скорее всего, окажется лучшим самолетом своего времени.
Впрочем, долго задержаться на пьедестале ему не удастся, слишком скор в военное время прогресс.
Макеты всех аэропланов продуваются на аэродинамической трубе в имении Дмитрия Павловича Рябушинского, где тот на свои средства создал полноценный Аэродинамический институт. Удивительно толковый инженер, скорее даже ученый, напрочь отказавшийся заниматься семейным бизнесом.
Там же проверяется прочность сочленения корпус-крыло. Испытатели удивляются: «Зачем такой запас прочности?» — не знать о перегрузках на машинах этого класса людям несведущим простительно.
Аналогично с будущими бомберами. Только главный конструктор знает, что он строит не супер-пупер модерновый пассажирский моноплан с полностью остекленной носовой частью, а самолетик для сброса особо-ценных подарков с горизонтального полета. Они же раздают задания на проектирование узлов.
Тяжелые машины только монопланы, ибо о бипланах этого класса, исключая первые машины Сикорского, никто из переселенцев не помнил. По-видимому не прижились.
Кроме аэропланов Авиазавода?1, из отечественных машин российское небо бороздят машины Григоровича, Гаккеля, одесского грека Хиони и Сикорского.
Последней и самой большой сенсацией стал первый в мире супербомбовоз Сикорского, который вот-вот должен взмыть в пасмурное Балтийское небо. Или в голубое, если подфартит с погодой, но это вряд ли. Четырехмоторный гигант с размахом крыльев в двадцать семь метров поражал воображение обывателя, а Федотова своей кабиной по типу трамвайного вагона. Не хватало только латунного логотипа: «Русско-Балтiйский вагонный заводЪ, трамвайный отдел». В этом отделе велась разработка самолета, такой вот выверт истории.
Поначалу завод купил германские «Аргусы», но недавно заменил их на сто двадцати сильные от Миг-2. Федотов не препятствовал. Более того, он оказался одним из немногих, поддержавших Сикорского на Втором всероссийском воздухоплавательном съезде 1912-го года, проходившем под патронажем Жуковского. Сомневающихся было более чем достаточно, добрая половина критиков утверждала, дескать, «трамваи» по воздуху не перемещаются, ибо там нет рельсового пути.
Шутники, блин. И казалось бы, какое им дело? Сами ни хрена не строят, только пописывают о том, в чем мало разбираются, так еще злобно тявкают, как только почувствуют мало-мальски очевидную новизну. Ох уж эта россейская традиция обязательно обосрать отступившего от канона. Особенно, если тот иностранный.
Зато после выступления Федотова, посоветовавшего критикам обратить внимание на зависимость тяговооруженности от размеров летательного аппарата, и на этом основании делать прогнозы, а не трындеть бабами на базаре, Игорь долго тряс руку единомышленнику.
Меллер неодобрительно морщился, но Федотов был непреклонен — успехи конкурента надо признавать. При этом ни Сикорского, ни Хиони с Григоровичем приглашать в свое КБ не спешил, а Звереву разъяснил: без конкуренции российской авиации придет или амбец, или капец. К тому же трем медведям в одной берлоге… ну, типа, одной бабы им не хватит, а если теток несколько, то это уже будет публичный дом и никакой романтики. А вот Якова Модестовича Гаккеля привлек. Он занят разработкой «пассажирского» самолета.
* * *
Протоптанная в январском снегу кабанья тропа повторяла изгибы крохотной речушки. На правом берегу сосновый бор, на левом дубняк и березовое мелколесье. Туда, на оклад зверя, только что ушли две группы загонщиков.
Первые лучи скупого зимнего солнца коснулись вершин сосен, чтобы тут же высветить стоящий не одно столетие раскидистый дуб.
Привычным движением Второв переломил стильный Зауэр второй модели. Вставил патроны на кабана, которые как всегда снаряжал только сам. Примерился в изгиб тропы, где кабан окажется в профиль, прислушался к разговору:
— Вы, барин, кабана скоро не ждите. Сперва пойдут косули и зайцы, потом можно увидеть рыжую, а кабан объявится в послед. Солнце ему аккурат будет в глаз и вас ему не видать, но почуять может за версту, ух и чуткий хрюшник, — со знанием дела вещал Федотову егерь Второва.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А волк, разве тут нет волков? — поинтересовался Федотов.
— За волка, барин не бойся. Он зверь умный и будет уходить в сторону, да и я буду рядом, — по-своему истолковал вопрос Бориса егерь.
— Филимон, в октябре господин Федотов из своего карабина при мне двух серых завалил, — Николай Александрович дал понять охотнику, что Федотов не новичок.
— Извиняйте, господин Второв, — немного расстроенный, Филимон отошел на свой номер.
Из головы Николая Александровича не выходил недельной давности разговор с Федотовым.
При входе в КБ их остановил охранник, потребовавший от директора пропуск на постороннего, и когда такого не оказалось, попросил директора пройти в отдельную комнату и дать письменное распоряжение. Позже, на удивленный взгляд Второва последовал ответ:
— Такова система охраны секретов и не мне ее менять.
— Но разве охранник вас не знает?
— Охранник подчиняется только начальнику охраны и инструкции, которая предписывает вывести меня в отдельное помещение.
И вновь удивление на лице самого богатого капиталиста России, и вновь пояснение:
— На случай, если мой визави держит меня под прицелом.
— И кто ж такое удумал? — опешивший от таких премудростей, Второв неодобрительно покачал головой.
— Господин Зверев.
— Но литератор…
Ответ был резок:
— Боевому опыту этого «литератора» впору позавидовать многим нашим генералам.
В кабинете Федотова никаких излишеств. По одной стороне от Т-образного стола книжный шкаф с затертыми корешками справочников, по другую два кульмана, на которых пришпилены какие-то чертежи. Стул, почти кресло, хозяина, такие же у посетителей. С первого взгляда понятно — здесь обсуждаются проекты, а хозяин работает, и явно по долгу. Будучи сам работоголиком, приметы этого свойства Второв читал безошибочно.
Против ожидания в обольщение перспективами от продаж алюминия Федотов не бросился. Вместо этого он кратко рассказал о тенденциях развития аэропланов серии Миг и лучших машин конкурентов. После чего поведал об особенностях Миг-3.
— Обратите внимание, уже эта модель требует применения алюминия, без которого глубокой механизации крыла не получить.
Из дальнейшего разъяснения следовало, что, несмотря на дороговизну алюминия по сравнению с деревом, применение металла даст солидную экономию на первый взгляд не очевидную.
— Поясню на примере. Если на Русском Витязе господина Сикорского применить алюминий, то его грузоподъемность с пяти человек вырастит до десяти. Аналогично и полный срок службы. Только по этим двум параметрам получаем минимум трехкратное снижение стоимости перевозки одного пассажира, а ведь еще не учен ресурс моторов и масса других обстоятельств.
Отсюда можно сделать уверенный вывод — в ближайшее время авиация станет основным потребителем алюминия.
— То-то каждый второй летчик носят погоны, — уколол Федотова Второв, справедливо не верящий в рентабельность пассажирской авиации.
— А разве может быть иначе? — не остался в долгу собеседник. — Вспомните порох. Фейерверки почти сразу сменились военным применением, и только потом порох пошел на добывание зверя и прокладку тоннелей.
На этот пассаж ответить Второву было нечего, но «противника» надо было добивать:
— Кстати, по военному применению. Здесь все много «вкуснее». Во-первых, с ростом бомбовой нагрузки, за каждый боевой вылет пропорционально растет число погибших врагов, соответственно, снижается удельная эффективность его ПВО.
— Простите? — Второв впервые прервал Федотова.
— ПВО это противовоздушная оборона, которая тут же начнет активно развиваться.
— Вы всерьез верите в ближайшую войну?
— Причем тут верю, или не верю. Важно только одно — война будет, и авиация станет одним и эффективнейших видов оружия.