Впервые в жизни меня стала называть на «вы» Надежда Януариевна Рыкова, женщина тощая, вумная, с тиком и нервным подхихикиванием. Она была из воспитанниц Института истории искусств, одного из недолговечных высших учебных заведений первых лет советской власти. Оно дало Ленинграду немало интеллигентных и талантливых женщин — литературоведов и искусствоведов; они же нередко славились как приверженцы свободы любви и матерщины.
Первая, самая ближняя и очевидная прогулка была вправо от пляжа, вдоль подножий Кок-кая. Тропа вилась здесь под каменными обрывами вдоль бухточек, въедавшихся в берег через каждые сто метров или около того; разделяли их каменистые мысы и огромные глыбы камня, сорвавшиеся с горы; сами бухты были усеяны округлыми камнями, и берега их были каменисты, а между камней, колышимыс набегавшими волнами, карабкались большие, наглые крабы.
А на мысе, где ждут сердолики
Любопытных и жадных людей,
Крабы ползаю! злы и дики,
Охраняя покой камней
Это уже из стихов Алеши, которые он начал писать здесь — год или два спустя.
Каждой бухточке соответствовала круглая долинка или лощина, подбегавшая снизу к очередной выгнутости горного обрыва; одна из них, самая большая, заросла кустами одичавших сливы, вишни, яблони, абрикоса — говорили, что здесь до XIII века был маленький христианский монастырь с фруктовым садом. Но, хотя я и тщательно облазал это место, никаких следов строений заметить здесь уже было нельзя: видно, постоянные землетрясения, осыпи и обвалы совершенно скрыли остатки монастыря. Но сад был.
Тропа вдоль моря в конце концов утыкалась в поперечный, тяжелый, черный, отвесный обрыв Карадага, спускавшийся прямо в морс. Бухта перед обрывом называлась почему-то Лягушачьей, а по ту сторону каменной стены лежала Сердоликовая бухта; но стену мог бы преодолеть только опытный альпинист. Не то, чтобы в Сердоликовой бухте было больше сердоликов, чем на пляже в Коктебеле (или в Козах) — но именно там были над водой обнажены жилы сердоликового камня.
В Сердоликовую бухту посуху пройти было нельзя. Пылжики, во главе с моим папой и мамой, добирались туда вплавь из Лягушачьей бухты, или даже прямо с коктебельского пляжа. В 1934 году поплыл туда с ними и я; по счастью, для верности позади шла лодка, потому что на пол-пути я испугался и решил, что мне не доплыть. С большим успехом вслед за моими родителями и другими проплыла вокруг мыса в Сердоликовую из Лягушачьей в августе 1932 года Нина Магазинер, впоследствии моя жена.
Несколько раз ходил я на Карадаг. Для этого надо подняться по жаркой, вьющейся дороге через виноградники на перевал между Карадагом и Святой, а оттуда налево по круглому травянистому склону выходишь к обрывам над морем. Слева огромную вертикальною башней стоит «Чертов палец»; под ним страшный крутой спуск к морю, где, говорят, погибла группа альпинистов, а правее него — выступающие параллельные горизонтальные каменные валы образуют нечто вроде балкона, откуда можно безопасно смотреть с пятисотмстрового обрыва прямо в бездонное синезслснос море; направо внизу у берега видно отдельно стоящие Золотые ворота — действительно золотисто-рыжие: вертикальная скала-островок со шпилем и сквозным фотом, выступающая вверх из моря метров на тридцать и окруженная черным Карадагом; сверху ворота кажутся крохотными.
Здесь, на вершине Карадага, позже завелся (или возобновился) обычай встречать встающую из моря зарю: поднимались на гору с вечера, ложились спать на «балконе» под шерстяными одеялами. Я удостоился провести ночь на Карадагс в хорошей компании и под одним солдатским одеялом с Агнией Васильевной Десницкой, впоследствии известным филологом.
Далее с Карадага — крутой спуск с перевала вниз, в долину Нижних Отуз, к Биостанции, лежащей близко за Золотыми Воротами.
Но можно податься с перевала и направо вверх, сквозь колючий кизил, на вершину Святой Горы, к могиле святого. Отсюда видны гора Ай-Пстри с Аюдагом на западе, а в особенно ясную погоду — горы между Анапой и Цемесской бухтой на востоке.
А если начать идти с противоположной стороны пляжа — «от Юнга», то, перевалив через покрытые сухой травой ссрожслтыс холмы, выходишь в Мертвую бухту. Это голубой ковш чистой-чистой воды лежащий позади «Хамелеона» в манящих песчаных берегах; выше по склонам взбирается жесткая трава и красный сумах. Ничего больше нет. А между тем вид поистине захватывающий. Чем? Я думаю, нетронутостью, псрвозданностью. В Мертвой бухте нет воды, и здесь никогда никто не строился; не укрывались здесь и корабли. Нет даже следов на чистом песке.
За Мертвой бухтой можно идти по берегу в сторону Киик-атлама, пока не наткнешься на красноармейцев. Берег безжизненный, сухие обрывы, иногда с таинственными пещерками; камень — песчаник или попросту слежавшийся песок, будто нет в нескольких верстах отсюда серых и черных вулканических скал. Но между синим небом и морем, то голубым, то зеленым, — невысокие обрывы, вдоль которых пробираешься, перелезая с камня на камень, удивительной раскраски: пссчано-желтыс и потом фисташково-зслсныс, розовые, опять пссчано-желтыс. Безжизненный, но удивительный берег. Мир до человека, даже до Одиссея.
Может быть, еще интереснее подняться на Сюрю-кая. Это узкий светлосерый скальный гребень, обрывающийся по обе стороны вертикально на 50-100 метров, поднятый над виноградным склоном ссвсро-западнсс села. В лоб на главную вершину подняться невозможно, — по крайней мере, без крючьев и веревок; но в обход, с «изнанки», с западной стороны, где виднеется шевелящаяся масса лесов и следующий хребет — Кызылташ, — подняться можно: там есть только метра три-четыре крутого каменного склона, где (.для меня) нет никаких зацепок; но этот кусок можно преодолеть, сделав быстрый бросок вперед. И далее, на самую вершину, поднимаешься уже как по лестнице.
Очень хотелось пройти вдоль по всему гребню. В 1934 году нас — меня, А.В.Дссницкую и еще одну девушку — взялся провести тут Ю.Н.Тюлин, композитор и альпинист. Гребень состоит из остроконечных или опять-таки гребневидных пиков, очень узких и оторванных друг от друга седлами-понижениями, лежащими на основном гребне, ширина которого, как мне помнится, нигде не превышает мстра-полутора метров. Поднявшись на главный пик Сюрю-кая, мы вслед за Тюлиным легко спустились на седловину между этим и вторым, гребневидным пиком. На тот, как сказал нам Юрий Николаевич, подняться без крючьев нельзя, но можно его обойти сбоку по покатому уступу-карнизу, прислонясь грудью к скальной стене. Ю.Н. прошел карниз сам до следующего седла между гребнями-пиками, потом, возвращаясь, перевел одну девушку, затем другую. Я перешел сам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});