ради чего, собственно, и звонил:
— Но встретимся во второй половине дня. Сейчас меня вызывают на встречу те, кто хотят меня подставить, понимаешь?
— Да.
— Я запишу разговор, вам станет понятно, что к чему. Надеюсь, после этого вы от меня отвяжетесь.
Не удержавшись, добавляю:
— Если сможете, обеспечьте прикрытие. Черт его знает, что они удумают. Ладно?
После короткой паузы перед тем как, выключить телефон, Воропаев сухо говорит:
— Понял тебя. Все передам.
Выслушав гудки отбоя и выключив телефон, принимаюсь ждать Билла. Итак, я начал проверять своих коллег. Если «чужой» в группе — Воропаев, он непременно предупредит Эрнесто о том, что разговор будет записан. И тогда тот либо не придет на встречу, которая утратит для него смысл, либо отберет записывающее устройство. Может, еще сразу после разговора забрать пленку? В общем, он непременно должен так или иначе выдать себя. Себя и Воропаева.
Через сорок минут едва плетущийся Билл приносит купленный в ближайшем магазине бытовой электроники диктофон «Сони» размером с полтора спичечных коробка, батарейки и микрофон на тонком шнуре. Бросив все это добро на стол, он тут же падает на кровать.
Некоторое время он переводит дыхание. Затем, постанывая, морщась и чертыхаясь, Билл советом принимает участие в моих сборах.
— Ох, как же мне нехорошо. Во рту, как бы это сказать… Подожди, надень рубашку с коротким рукавом, по возможности из тонкой, но плотной ткани. Сейчас бы холодной минеральной воды. Как я забыл зайти за водой в магазин?
— Надо бы пиджак надеть.
— Никаких пиджаков. Это создаст впечатление открытости, отсутствия подвоха. Хотя холодная газированная вода поутру так в голову ударит… Микрофон приклеим пластырем на грудь или живот. Черт бы побрал твой бурбон. Во время записи постарайся не двигаться, иначе ткань будет шуршать о микрофон. Нет, меня сейчас стошнит, я лучше лягу.
Пристраивая микрофон, пытаюсь вяло огрызаться:
— Кого ты учишь? Тебя просили только технику купить. Я сам могу тебе порассказать о системах подслушивания и записи такое…
Но следующий совет Билла оказывается дельным. Пока я молча занимаюсь техникой, он бормочет в пространство:
— Возьми непрозрачный пластиковый пакет и положи в него книгу или какую-нибудь еще ерунду, это отвлечет внимание. Твой собеседник, если у него в голове хотя бы что-нибудь есть, первым делом обязательно проверит пакет на предмет записывающих устройств. На том, скорее всего, и успокоится, не станет ощупывать тебя на людях, побоится злить перед важным разговором. У тебя пива пет? Сходи к Лиз, спроси, может, у нее есть.
— Отстань.
— Ну, пожалуйста, спроси ее. А вообще говоря, тебе следовало бы послушаться моего совета» забыть об этой истории. Ты же вместо этого… Впрочем, делай как знаешь, у меня нет сил с тобой спорить. Может быть, тебя убьют, я лишусь собутыльника и брошу пить. А теперь проваливай, Христа ради, не то я помру без покаяния.
Что касается подозрительности моих противников, то Билл оказывается прав. Я прихожу в кафе раньше Эрнесто, который появляется минут через десять. Где он был это время? Проверял, есть ли наблюдение? Интересно, обнаружил или нет? Наблюдение наверняка есть, должно быть.
Н а этот раз я не ломаю комедию, но приветствую Эрнесто как своего старого доброго приятеля, тем более что теперь мы и действительно знакомы. Рук друг другу мы, правда, не подаем, зато обмениваемся дружескими кивками. Прежде чем сесть, Эрнесто ставит на стул небольшой кожаный портфель, нагибается и берет пакет, стоящий у ножки столика. Небрежно пролистав книгу, он сует ее обратно, внимательно оглядывает меня. На мгновение кажется, что он станет охлопывать меня в поисках микрофона. Но вместо этого, не садясь за стол, он неожиданно предлагает:
— Поедем в другое место? Здесь слишком людно.
— Но мы договорились…
Эрнесто спокойно парирует:
— Мы договорились здесь только встретиться, но не беседовать. Вставайте.
Что с ним, драться? Послушно встаю, и мы идем к новому темно-серому «БМВ», который ждет нас неподалеку от пассажа. Беспомощно оглянувшись, пытаюсь найти взглядом машину наблюдения. По улице едут, стоят на светофоре и разворачиваются автобус, два небольших грузовика, такси, три разноцветных малолитражки — это все транспортные средства, попавшие в поле зрения. Если наблюдение и есть, то заметить его невозможно.
Усадив меня на переднее сиденье, Эрнесто аккуратно смотрит назад, неторопливо отъезжает от тротуара, затем резко дает газ, пролетает метров пятьдесят и сворачивает в переулок. Один повороте визгом покрышек по мостовой, другой. Судя по всему, мы движемся в сторону вокзала. С моего места в боковое зеркало не видно, что происходит сзади, и непонятно, идет ли за нами машина наружки. Крутить же головой не с руки, слишком смешно и глупо это будет выглядеть. И, главное, бесполезно.
Квартал дешевых одноэтажных домов. Первые этажи забраны запыленными жалюзи, граффити на стенах, на асфальтовых потрескавшихся тротуарах редкие прохожие. Эрнесто ведет машину совершенно спокойно и уверению, я даже не заметил, чтобы он особенно часто смотрел в зеркало заднего вида.
Неожиданно Эрнесто резко утапливает педаль газа. Едва не ободрав борт, мы впритирку проносимся мимо небольшого грузовичка, который выезжает из переулка справа. Темнокожий водитель грузовика в ярко-красной бейсболке на нас даже глазом не ведет, он, пригнувшись к рулю, смотрит налево, его больше интересует тот, кто едет за нами. Все-таки оглядываюсь и вижу, как грузовик выезжает па пересечение улиц и тут же резко тормозит, перекрывая проезжую часть. Почти одновременно с этим наследующем перекрестке мы сворачиваем налево и почти сразу направо.
Все, если нас и сопровождали, то теперь хвост сброшен. Мы одни, и надежда на то, что коллеги будут невидимыми участниками разговора с Эрнесто, исчезла. Хуже того, они будут уверены, что все это сделано намеренно, по предварительному сговору со мной.
Первый раунд этой встречи безнадежно проигран.
* * *
Панченко и Воропаев сидели в машине, упершись радиатором в легкий переносной щит с надписью: «Дорожные работы». Рабочие, которых визг резины и рев двигателя заставил на мгновение замереть на месте, вновь начали двигаться. Один принялся деревянной киянкой вбивать темно-серый каменный брус в песчаную подушку, другой стал выкладывать в аккуратные кучки брусчатку из бортового грузовичка. Третий, опершись на лопату и глядя на Панченко, выразительно постучал себе по каске и осуждающе покачал головой.
Сделав вид, что последнее его совершенно не касается, Панченко закинул руку за спинку пассажирского сиденья и, глядя в заднее стекло, начал сдавать обратно к перекрестку, который они только что пролетели на предельной скорости. Там он с проворотом колес и заносом развернулся и притормозил у бровки. Не выключая двигателя, он уставился перед