— Ты чувствуешь как настоящий пехлеван.
Я не смог понять ее интонацию: одобрение или ирония?
— Поэтому ты меня поймешь, — продолжала Риши. — Моя жизнь выполнена. Я хорошо служила Родине. Но вы взяли верх. При помощи своего числа. Вас было много. Я имела приказ: привести «Яузу» в Хосров. Вместе с балетом. Теперь я приказ выполнить не могу. Пехлеван, который не может выполнить приказ, — плохой пехлеван. Плохие пехлеваны жить не должны.
Мне показалось, что свои аргументы в пользу самоубийства Риши излагает по одной-единственной причине: она сама в них не верит. Сейчас она не меня — себя убеждает: плохому пехлевану не жить!
— Риши, но ведь ты сама сказала: мы победили не уменьем, а числом. Значит, твоей вины здесь нет. Ни капли! Ты хороший пехлеван!
— Хороший, — эхом отозвалась она. И как школьница-отличница, сомнабулически и горделиво заговорила о себе любимой, но теперь уже на фарси:
— На Наотаре только моей спецгруппе удалось подорвать домну джипсов. Это было еще до появления вашего флота. Мы высадились ночью, тайно. Мы заложили под домной сборную мину и мне удалось увести всех своих людей. А другие группы погибли до последнего человека. Во главе другой спецгруппы в первые же часы войны я уничтожила на Каталине центральный командный пункт вашей противокосмической обороны. В системе Клары без единого выстрела захватила эту проклятую яхту. Но кто мог знать, что где-то есть предатель! Который раскрыл вам не только местоположение яхты! Он выдал вам главное: яхта не на ходу!
«Да устанет у нее рука когда-нибудь или нет?! Шутка ли: все время пистолет у виска держать! Пусть даже и маленький! Риши, ну не стой же ты статуей, обернись, посмотри на меня! Что за разговор: я к тебе лицом, а ты ко мне жопой!»
— Этому «предателю» у нас в России когда-нибудь памятник поставят. На деньги Императорского балета.
— Не будет никакой России, Александр, — убежденно сказала Риши. — Вы проиграете войну. И притом куда быстрее, чем ты думаешь.
— Держи карман шире.
— Зачем?
— Русская поговорка. Означает: «не дождетесь».
— Пустой спор.
— Нет уж ты извини, дорогая… — начал я, но меня бесцеремонно прервали:
— Александр, у меня устала рука. Я не могу доверять тебе до конца — у тебя может быть оружие с парализующими иглами. Думаю, поимка такой крупной птицы, как я, прибавила бы звездочку на твои погоны. И, думаю, ты это знаешь. Сейчас я выстрелю. Прощай и помни: я любила те…
— А я тебя — нет! Ты слышишь, Риши: нет!!!
Последние слова я прокричал, зажмурившись. Не очень-то мне хотелось смотреть, как левая половина ее головы отделяется от правой. Я вовсе не для этого сюда шел.
И вообще: что-то я недодумал. С чего я, романтичный дурак, взял, что мне необходимо встретиться с этим говорящим автоматом? Может, она и «люблю тебя» говорит так, на автомате, ради «звездочки на погоны»? Хотя какая карьера за секунду до смерти?!
Но выстрел не прозвучал. Не было ни характерного чвака, ни глухого удара падающего тела.
Эге, а как же стреляться? Стреляться будем?
— Риши, алё? — почему-то шепотом сказал я.
— Александр, открой глаза.
Каким-то другим голосом она говорила, совершенно другим. Будто раньше у нее в горле была сурдинка, а теперь ее вынули!
Я открыл.
Наконец-то Риши повернулась лицом ко мне. Пистолет она отложила в сторону, на край просторного штурманского стола.
— Вот, Александр, как оно бывает. Если бы ты сказал «я тоже тебя люблю», я спокойно ушла бы из этого мира. Но твои слова я восприняла как вызов. Так что берегись, лейтенант Пушкин.
Мне пора было идти. Ой как пора!
Откуда-то издалека донеслись глухие отзвуки выстрелов. На трескучие очереди нашего пулемета отвечало задорное тявканье клонских двухствольных автоматов.
На яхту высадилась еще одна штурмовая группа? На этот раз — конкордианская?
Но теперь, когда я, де-факто, спас Риши жизнь… Теперь, когда прозвучало интригующее «берегись, лейтенант Пушкин»… Я был просто обязан закончить этот разговор!
— Чего же я должен беречься?
— Мы встретимся после этой войны. Я обязательно найду тебя — где бы ты ни прятался. И заставлю себя полюбить!
Ее уверенность меня одновременно забавляла, злила и провоцировала на прямо-таки театральные реплики:
— Меня искать не придется. Я сам разыщу тебя на руинах Хосрова.
— Вы имели шанс увидеть Хосров в руинах, — кивнула Риши и сразу же скороговоркой добавила: — Да простит мне Родина такие слова… Но для этого, Александр, твоей стране нужно было планировать нападение на конец прошлого года. А не на февраль этого. Вы слишком долго готовились.
— Ну у вас и пропаганда! — Я вспыхнул. — Кто готовился? Мы?! Да подумай хоть раз в жизни своей головой, Ириша! Мы не собирались нападать на Конкордию! Ни в прошлом году, ни в этом, никогда!
— Александр, я видела, во что вы превратили свои передовые базы! Я же капитан силовой разведки, я была там, с автоматом в руках! Военные склады до горизонта! Законсервированная техника для целых дивизий! Реки танкового топлива!
— Наверное, после конфликта с джипсами наши генералы считали, что… надо как следует вооружиться… — промямлил я. Не очень-то уверенно.
Уверенности не было, да. Уж больно много выходило нестыковок.
Транспорты увозили с Земли медали и ордена ящиками. Куда?
В Колчаке на моих глазами и, чего уж там, при моем личном участии отгрохали новый громадный госпиталь. Для кого?
Федюнин совершенно непоследовательно повел себя с моим ходатайством насчет Иссы. Проговорился в первый раз, что отношения с Конкордией могут испортиться, а на следующий день подписал все бумаги и едва ли не умолял забыть о том разговоре. Не потому ли, что он поделился моей историей с Туровским и получил от контр-адмирала втык за неправильную политику и указание немедленно удовлетворить ходатайство? А если я не прав, как иначе можно объяснить такие резкие перемены настроения каперанга? Самодурством? Да не самодур он, в том-то все и дело.
А диковинные корабли в периметре Хайека?
Риши между тем ответила мне новым веским аргументом:
— Вооружиться тысячами танков и флуггеров, выпущенных до конфликта с джипсами?
— Пропаганда. Не верю. Если у нас и было много техники, то у вас уж ее точно больше. Может, Всемирный Совет Директоров что-то узнал о ваших приготовлениях. Потому и вооружался — для обороны. Да сама посуди: ну зачем, зачем нам нападать на вас? Из-за дешевого люксогена Паркиды? Нерентабельно! Ясно ведь, что война обойдется в сто раз дороже!
(Хоть и говорил я пылко, верил себе все меньше. Как было не вспомнить развешенные в Академии буквально на второй день после официального начала войны плакаты, где от нас убегают перепуганные клоны! Благо, антипод этого сюжета, с торжествующим крылатым быком, висел прямо передо мной.
Упрямый факт: по всему выходит, плакаты заготовили заранее …)
— Люксоген — это важно, — убежденно сказала Риши. — Очень важно. Без него нельзя победить. Но ты прав: люксоген — средство, а не цель войны. А истинная цель…
Риши внезапно замолчала.
— Ну?
— Александр, в мире происходит что-то страшное. Везде. Во всей Сфере Великорасы. И у нас, и у вас. Я не знаю, зачем говорю тебе это. Если откровенно, ты не кажешься мне очень умным…
Ничего, решительно ничего не оставалось в ней от той зашуганной, печальной девчонки, которая пожелала нам с Иссой «большого счастья» возле фонтана с непристойно мужественными борцами! И признаюсь: в своем новом качестве Риши Ар нравилась мне больше.
— … Но умных много, а благородных — мало. Поэтому только с тобой я хочу поделиться своим страхом. Примешь?
В Конкордии это считается высшим пилотажем вежливости: спрашивать разрешения перед тем, как нагрузить по самые уши негативными эмоциями. Очень правильный обычай, надо и у нас такой ввести.
— Приму.
— Все дело в Возрожденной Традиции. Как это называем мы. У вас, насколько я знаю, это называется «обратная эволюция».
— Ретроспективная. Впрочем, не в словах дело. О том, что ваш уклад жизни совершенно неприемлем с точки зрения Объединенных Наций, я понял еще на Вэртрагне. Так что не такой я дурак.
— Как раз это понял бы и дурак. — (Ай да Риши! Рубит сплеча!) — Подлинная проблема не в том, что Объединенные Нации не могли с нами ужиться — нам делить нечего. Проблема другая: ваши лидеры боялись, что Объединенные Нации превратятся в новую Конкордию.
— Не понял.
— Это нелегко понять. Вот вопрос, который заботит ваших директоров: если в свое время Традиция возродилась среди колонистов Вэртрагны, если впоследствии что-то похожее случилось на Большом Муроме и Вавилоне, где уверенность, что это не перекинется на другие планеты? На Землю, в конце концов?
У меня волосы на голове зашевелились. Что за мысли — чудные и, пожалуй, действительно страшные?