Вспоминать о бойне он не мог: начинало подташнивать. Ничего достойного в ней не было. Звери чуяли его, кидались, но он-то убивал их, оставаясь под пологом невидимости, и резня была бесчестной.
Лицо горело еще долго после того, как Лиэн, кое-как обтерев руки и очистив склизкий от крови нож, сжег оскверненные листья заклинанием, развеял пепел и только тогда вырвал рогатину из корней приютившего его дерева, снимая полог. Подняв с мокрой земли меч, шипевший от пролитой на него звериной крови, он разомкнул круг смерти.
Убедившись, что все глаза, видевшие его истинное лицо, остекленели, охотник выбрался из ловушки. Выбрался невредимым, и все же рана была.
Когда он завершил смертный круг, когда убил последнюю жертву — в душе будто треснуло, надорвалось что-то важное, защищавшее его прежде, как полог невидимости. И в бреши заворочалось нечто чудовищное. Нечто такое, что насытилось отнятыми жизнями, выросло и багрово затлело, как гнилушки на теле черной статуи богини.
Лиэн ужаснулся самому себе. Что же он наделал?
Шатаясь, охотник углубился в лес Засохшая волчья кровь покрывала его мерзкой коркой, и он выискивал какой-нибудь родник или овраг с накопившейся на дне влагой, чтобы очиститься. На краю большой поляны Лиэн опустился на колени, отложив меч и посох и вслушиваясь в лес: откуда донесется журчанье ключа или плеск воды? Но услышал совсем иное: по его следу кто-то шел.
Оглянувшись, эльф опустил руку на рогатину, и от легкого прикосновения она вдруг рассыпалась золой прогоревшего дотла дерева. Меч, лежавший рядом, полыхал, словно струя лавы.
В глазах юноши померкло. «Береги посох как зеницу ока!» Не уберег.
Лиэн почувствовал себя голым младенцем — только что родившимся, еще не сделавшим первый вздох, — такая боль возникла в груди. Это ширилась возникшая брешь, и таившееся глубоко внутри нечто — ненасытный сосущий мрак — впилось в сущность эльфа, беззащитного перед ним, словно в ночь своего рождения.
Сзади приближались тяжелые шаги — такие звуки мог издавать только монстр Бетрезена. Если Лиэн вступит с ним в схватку без посоха, то выдаст себя, не удержит.
«И больше никогда не будет боли…»
Охотник, выхватив так и не омытый, как подобает, костяной нож, скользнул в сторону, к высокому древнему вязу. Скорее, встать спиной к стволу, слегка оцарапав острием ладонь, прижать ее к шершавой коре. Теперь слова:
— Нас питает одна земля, мы дышим одним дыханием жизни, в нас течет один огонь творения Галлеана, укрой меня!
Сын Леса едва не закричал, когда ладони коры оплели его, скрывая от чужих глаз. А вот сам он прекрасно видел, как багровый демон — тот самый, из которого рукоять Алкинора выбила дух в храме Солониэль, встал над мечом. Алые глаза твари оглядели опушку, и из ее глотки вырвалось шипение:
— Ты здесь! Ты близко!
Демон поднял пылающий клинок и шагнул на поляну. Поворачиваясь вокруг своей оси, он обшаривал ненавидящим взглядом каждую ветку, выставив меч перед собой и поводя его острием из стороны в сторону, словно оно должно было указать, куда скрылся враг.
— Где ты? — глухо рычал сын Бетрезена. — Ты не мог уйти! Ты здесь! Иди сюда, трусливый гаденыш!
Но лес молчал. И меч молчал, угасая.
— Ты предал меня! — яростно взревел демон, отшвырнув Алкинор. Выпрямившись, он сжал массивные кулаки, едва не вонзив в ладони огромные когти, и прорычал: — Тебе не скрыться от меня, эльф! Я найду тебя, клянусь ненавистью Повелителя! Найду и убью!
Когда раб Бетрезена, яростно ломая ветки, ушел обратно по той же тропе и дрожание земли от его шагов стихло, вяз выпустил Лиэна. Впрочем, охотник тут же пожалел об этом, но кора уже не пустила его обратно в древесное лоно. На него через поляну летела разъяренная дриада:
— Где эта тварь?!
Лиэн, поняв, о ком она, молча махнул в сторону запада.
— Ты видел демона и не убил?! — Дриада вонзила в него гневный взгляд. — Позволил ему и дальше поганить нашу землю? Трус! В дереве спрятался, как младенец в утробе!
Ледяные глаза девы леса скользнули по его руке с ножом.
— И это все оружие, какого ты достоин, эльф? Да ни одно древо моего леса больше не придет такому выродку на помощь!
Фыркнув, она устремилась в погоню за демоном, кинув на прощанье:
— Еще раз увижу тебя в моем лесу — убью, чтоб не позорил эльфов. И умойся, урод! Родник найдешь в пятистах шагах вправо.
Охотник посмотрел ей вслед и дотронулся до горевших, теперь уже от стыда, щек с засохшей коркой звериной крови.
«Ну все, Лиэн, — сказал он себе, — теперь тебя видели и остались в живых. Но не убивать же ее, учитель! Да и драки не было».
Дриада нашла его у родника. Лиэна окружили пять сопровождавших ее эльфиек с луками.
— Тварь как… как сквозь землю провалилась, ни следа! — пожаловалась дриада. — Но свежих разломов нет. Она пришла за тобой, эльф.
— Может быть. А может — по следу своего меча.
— Какого меча?
— Он остался там, на поляне. И демон может вернуться за ним.
Дриада щелкнула пальцами, как будто чуть треснул древесный сучок.
— Данира, проследи.
Пять лучниц словно растаяли в лесу.
— Так кто ты такой?
— Мое имя Лиэн. Я иду из столицы в горы.
Дриада задумалась. Эльф никак не мог определить ее возраст: то она казалась совсем юной, то из зеленых глаз смотрела многовековая мудрость. Ее жезл с изумрудной сферой в навершии говорил о могущественной силе магессы, а такой опыт сразу не дается. Наконец, словно что-то решив для себя, дриада тряхнула головой, убирая с лица пряди рыжеватых волос.
— Ты непонятен мне, — сказала она. — Ты чужак, но тебя признало древо нашего леса и сохранило, как родную кровь. Но перед рассветом кто-то убил волчью стаю, и это был враг, скрытый пологом невидимости. Враг, ушедший незамеченным. Потом на поляне появился ты, и на тебе была волчья кровь.
Она с сомнением посмотрела на его нож, омытый в роднике, — простой костяной нож, даже без магических рун. Как таким убожеством можно перерезать глотки тридцати матерым зверюгам?
Охотник промолчал. Он не мог сказать, кто убивал тех волков, — он, Лиэн, или то чуждое, что таилось в нем. Сила, которая просочилась из кошмара его снов и совершила его руками какой-то жуткий ритуал.
— Так кто же ты, Лиэн? — пытливо смотрели зеленые глаза дриады. — И стоит ли мне оставлять тебя в живых?
Он пожал плечами:
— Если решишь оставить, позволь мне взять одно деревце для рогатины.
— Что ж… Бери.
Она поднялась и растворилась в лесу следом за лучницами.
Правильно говорил старый маг: остроухий ученик был недостоин его посоха. Только палки. Ствол был корявый, но искать что-то лучшее уже не было времени, и это деревце с раздвоенной вершиной единственное на лесной прогалине было освещено лучами восходящего солнца, каким-то чудом пробившимися сквозь высокие кроны.
Лиэн смутно помнил, как учитель творил посох, но старый маг явно не пытался вписать в руну теплый солнечный блик, как это непонятно зачем сделал его остроухий ученик. Произнеся ритуальные слова, эльф обрубил ножом корни, оставив их в земле, и стволик упал ему в руки.
Ясень обещал вырасти могучим, и эту данную ему матерью Природой жизненную силу надо было удержать и сохранить в посохе, чтобы потом обернуть против врага. Потому, едва очистив комель от коры, Лиэн сразу процарапал острием нужные руны. Конечно, эта палка не заменит сгоревший посох, но из оружия у него остался только нож, а к рогатине в руке он уже привык.
С очищенным от веток и коры стволиком он вернулся к лесному роднику. Здесь его снова нашла дриада и уже не отставала ни на шаг. Словно раскаялась в своем решении и обдумывала, а не прикончить ли чужака, пока не поздно.
Лиэн напоил древко, закрепляя рунами силу вод, питающих эльфийские земли. Если бы дриада пристально не наблюдала за его работой, вряд ли она заподозрила бы в ней что-либо магическое.