И Лиэн вспомнил — где. Вспомнил, что может дать ему невероятные силы и забрать всю боль, навсегда. Вспомнил и стиснул зубы.
«Не поддаваться, остроухий! — приказал он себе. — Поднимайся и иди, чего расселся!»
И улыбнулся, поняв, что только что невольно передразнил учителя.
За речушкой прошуршала листва. Чуть сильнее, чем от ветра, и охотник замер, сжав рогатину. Древко завибрировало, осветившись ему одному видимым сполохом, метнувшимся к его ладони, — мол, держи меня крепче.
Не поднимаясь с корточек, Лиэн одним беззвучным движением перетек с освещенной Лунами тропы — словно тень ветки, колыхаемой тихим ветром. Но на место тень уже не вернулась, а слилась с густой темнотой под ивовой шапкой.
Меч остался лежать чуть в стороне от тропы и, к удивлению Лиэна, потерял малейший блеск, тоже слившись с тенями. Его можно было заметить только по более черному, словно трещина, неподвижному пятну.
На место, где только что сидел охотник, опустилась еще одна угольная тень, прыжком перемахнувшая через речушку. Повела над землей массивной мордой, принюхиваясь. Шарахнулась от трещины меча, внезапным жаром куснувшей нос, и понеслась прочь черным ветром, воющим от досады.
Охотник провел пальцем по дрожавшему в предвкушении древку, и кончики рогов осветились, полыхнув вслед волку-оборотню двумя нитями голубоватого огня, — раз, другой. Оборотень взревел — совсем близко ему откликнулись волки — и завертелся, стараясь избавиться от огненной паутины, но нити уже обвили его коконом. Лиэн рванул рогатину вверх, одновременно сделав левой рукой жест, словно тянул к себе тварь за поводок. Нити, вспыхнув, разорвали оборотня на части, да так, что ошметки с шипением разлетелись в стороны. Конечно, настоящим охотникам хватило бы одной бесшумной стрелы, но у Лиэна не было лука, да и не его это оружие.
«Тьфу, чтоб тебя… Вот и еще один след оставил», — вздохнул он и, подняв меч, опять сослуживший ему добрую службу, рванул к ближайшему дереву покрепче, чем гибкая ива. Как оказалось, вовремя: серые рычащие тела волков одно за другим прыгали через речушку. Ввязываться в драку со всей стаей у Лиэна не было ни малейшего желания. У зверей, впрочем, его тоже не возникло: покружив на месте гибели вожака, волки сбились в кучу и завыли, но внезапно умолкли. И в этот миг Лиэна прошиб пот: такая угроза была в полусотне смотревших на него злых огоньков, отражавших свет Лун, в молчании зверей с оскаленными мордами, ставших неподвижными.
«Ты выдашь себя в схватке, стоит только кому-нибудь взглянуть в твое лицо и остаться в живых», — вспомнил охотник. Но это же звери, всего лишь неразумные звери. Главную опасность — оборотня — он устранил.
Через мгновение волки встряхнулись и, пару раз огрызнувшись на дерево с притаившимся там убийцей их вожака, — а некоторые особо мстительные даже попытались перекусить ясень, — всей стаей понеслись на запад, откуда шел Лиэн.
«Словно у них был другой приказ. Или стал другим, — задумался эльф, трогая горевшие рубцы на щеке. — И когда я научусь держать лицо в любой передряге?»
Зато путь был свободен. Похоже, спать ему опять не придется. С одной стороны, это хорошо. С другой — ему все равно не удалось далеко уйти.
Лиэн свалился от усталости, едва только свет Двух Лун стал блекнуть. Единственное, на что его хватило, — найти в лесу за речушкой место поглуше, воткнуть в корни дерева рогатину, создавая вокруг полог невидимости, и забраться в гнездо из прочно переплетенных ветвей. Крепости «постели» помогло небольшое заклинание, которое он пробормотал, уже засыпая.
Меч охотник оставил за пологом, попросив у него прощения за такую негостеприимность, — изломанная магия клинка могла все испортить. Сквозь сон Лиэн почуял, как еще одна тварь, пришедшая с запада, обнюхала оружие и убралась, словно получив по морде огненным кулаком.
Зато когда он проснулся через пару часов, перед самым рассветом, то обнаружил вокруг полога почетный караул из трех десятков волков. В сером круге была лишь небольшая брешь — там, где лежал клинок.
«Кто-то недавно мечтал разорвать круг», — вспомнил охотник.
* * *
Даагон вел отряд по свежему следу Алкинора. Лорд здраво рассудил, что направление пока все равно совпадает, и нет разницы, какой дорогой идти в горы, если это горы вообще, а не какая-то определенная гора, хребет, а еще лучше — сразу логово пресловутого медведя-оборотня. Никаких приказов по уточнению маршрута не приходило: видимо, гномы молчали.
Путь меча пролег посредине между имперской крепостью Финдал и эльфийской твердыней Эльмаар, огибая Шелковый лес с севера. То, что заклятый меч вернулся к Проклятым и теперь был где-то впереди, наводило на мысли, что Даагон ошибся, подозревая Энраха в убийстве. Страж, похоже, и в самом деле потерял предательский клинок, как выронил его у ног лорда. Хотя, как выяснилось, к истории с Эостой молодой эльф все-таки был причастен: именно он запер девушку в храме Галлеана, и та даже не знала о посланных для ее охраны стражах, а уж тем более о том, что они убиты. Демоны ворвались позже.
Но чутье главы дома Эрсетеа боролось с доводами рассудка. Чутье говорило: что-то не так, рассудок же убеждал: след меча — вот он, еще теплый. Пророчица — вот она, перед ним, на единороге. А Энраха всего лишь не хотевшего, по его словам, чтобы эльфийке угрожала хотя бы малейшая опасность в состязаниях, словно подменили. Он — подумать только! — улыбался. Не лорду, конечно.
Только демон мог выбраться из рухнувшего горящего храма и унести меч. Эльф, спасший Эосту, конечно, погиб, тут и к оракулу ходить не надо, — лорд покосился на пророчицу, — хотя и жаль того смельчака. И жаль вдвойне, ибо Даагон не отказался бы посмотреть на того, кто способен удержать раскаленный Алкинор, кроме демонов, его самого и Энраха, — тут лорд перевел взгляд на черноволосого эльфа, шагавшего впереди отряда с такой уверенностью, словно он тоже чуял след меча. И эта уверенность стала для Даагона еще одним доказательством, что Энрах, как это ни печально, — его сын.
Зачем демонам тащить Алкинор в горы, лорд даже не пытался понять — бесполезно. Хотя, если вспомнить свойства клинка, режущего скалы как масло, то в Дьявольских горах им такой меч не помешает… Но почему вокруг начали кишмя кишеть дети Бетрезена, а слуги Мортис, которые просто обязаны сопровождать поход и выслеживать его сына, ведут себя так, словно их поблизости и вовсе нет?
Лорд присматривался к спутникам и пока мог исключить из списка подозреваемых пятерых: себя, Тиаль, Эосту и сына, то есть Энраха, да еще лучницу Тиниру, за которую ручалась его возлюбленная. Из претендентов на роль слуги Мортис оставался только вор Сонил. Но в отряде еще десяток эльфов и среди них — Кимерт, который присутствовал в зале совета архонтов, когда был разрушен Посох Духа…
Устроившись на ночлег и выставив дозоры, лагерь Даагона быстро затих. Сам лорд позволил себе лишь краткую передышку, а потом он собирался в одиночку разведать след меча, насколько это возможно, — упускать демона он не хотел. «Хватит с тебя и четверти часа, Даагон», — сказал себе эльф.
Узкий серп Большой выкосил звезды близ себя, но у горизонта они сияли, точно ожерелье, Малая смотрела все еще прищуренным глазом, хотя уже через несколько дней он распахнется, любуясь вошедшей в силу сестрой.
Лорд наконец-то мог без боли смотреть в двуглазое небо — совсем рядом был сын, и почти вернулась его Тиаль. И пусть она все еще запрещает прикасаться к себе, но она ничего не забыла и любит по-прежнему. Это он понял, когда смотрел в гневные глаза поверх нацеленной стрелы в лесу Гаэтер. Пока они трое разделены, но уж он-то постарается, чтобы их руки соединились — пусть ненадолго, как соединяются раз в сто лет Три Луны в небесах Невендаара.
«Самое скверное, — думал Даагон, — что нам с Энрахом даже не удастся поговорить откровенно, пока не выловлены друиды Древа или кто там еще. Такая перемена в наших отношениях сразу насторожит врагов, и я могу потерять сына, еще толком не обретя. Какую же ловушку придумать, чтобы эти ошметки Безмясой себя выдали? Не тащить же их с собой к новому Посоху Духа!» И тут он в который уже раз убедился — стоит помянуть нечисть в ночь Двух Лун хотя бы в мыслях — она тут как тут. Совсем близко, примерно в часе пешего пути по следу меча, раздался вой. В нем опытный мастер битв безошибочно опознал предсмертный вопль волка-оборотня.