университета, по-прежнему живя у дяди.
Ему везло в ученье. В школах его любили учителя за способности, прилежание и хорошее поведение и в университете выделяли из общей массы студенчества за эти же качества. А профессор, ведающий кафедрой русской литературы, Павел Гурович Булатников, человек старинного склада, полюбил его как родного сына, выдвинул в аспирантуру, помогал в работе над диссертацией. Привязанность и расположение Павла Гуровича достигли такого сильного накала, что он вознамерился женить Андрея на своей единственной дочери Матрене, полагая, что таким образом окончательно и прочно устроит жизнь любимого воспитанника и любимой дочери. Но, к счастью Андрея, оказалось, что дочь профессора была влюблена в другого студента, за которого вскоре и вышла замуж. Не случись этого, не миновать бы Андрею жениться на ней, несмотря на то что она не нравилась ему. Он просто не смог бы, наверно, противиться воле профессора, которого и уважал и… побаивался.
Избежав нежелательных брачных уз, Андрей надолго оставил думы о женитьбе. Но когда получил звание кандидата наук и двухкомнатную квартиру (и тоже при содействии профессора Булатникова), он почувствовал, что настает пора жить жизнью солидного семейного человека, то есть жизнью, о которой он с юных лет мечтал. Нужна была подходящая невеста. Девушек в университете много, — значит, как будто и невесту нетрудно было найти. Но не встречал он среди них достойных внимания, хотя не однажды пробовал «искать». Познакомится поближе, присмотрится: не та! Внешность привлекательна — характером несерьезна; характер подходящий — внешность неприглядна. А в последнее время дело осложнялось еще и тем, что у него была тайная связь с одной молодой женщиной, которая по многим причинам в жены ему никак не годилась. Давняя и несколько странная история. С женщиной этой познакомился он в актовом зале университета, на новогоднем вечере, еще будучи аспирантом. К добру или худу это знакомство, Андрей до сих пор не поймет, но иногда ему кажется, что было бы лучше, если бы он не пошел на тот вечер. Он вообще редко бывал на шумных студенческих сборищах и вечеринках, считал их напрасной, пустой тратой времени, и в тот раз не собирался идти, несмотря на персональный пригласительный билет, но уговорил приехавший из Даниловки Тоболин.
2
На вечере Андрей обратил внимание на девушку в голубой маске, прочерченной белыми продольными тонкими полосками. Маска была не магазинная, а самодельная, она плотно закрывала все лицо до ушей и подбородка, зияли только небольшие отверстия для глаз и рта. Но не столько маска заинтересовала Андрея, сколько внешность. Девушка была гибкая, стройная, с умеренным бюстом и маленькими ногами в белых бальных туфельках. Стоя в сторонке, он исподтишка следил за нею и любовался ею. И вдруг она подходит к нему и приглашает его на вальс.
Андрей смущенно признался, что танцевать не умеет. Он считал танцы чем-то недостойным серьезного человека.
— Давайте попробуем, — сказала она, протягивая ему руку. — Мы потихонечку.
И мягко, но умело вовлекла его в пеструю толпу танцующих, празднично одетых — преимущественно студентов и студенток, в масках и без масок.
Ростом она была чуть пониже Андрея. Он пытался сквозь щели маски рассмотреть выражение и цвет ее глаз, но тщетно.
«Потихонечку» они протанцевали далеко за полночь. Под конец Андрей начал овладевать вальсом, по крайней мере даме своей на ноги уже не наступал, как было поначалу. А в свое оправдание припоминал, что даже философы древности, не то Сократ, не то Платон, скорей всего Платон, не чурались танцев.
В половине первого ночи маска попросила проводить ее домой. Андрей уже окончательно был пленен и очарован ею, хотя разговаривали они мало и больше о пустяках или о том, что видели и слышали на маскараде. Судя по грамотной речи новой знакомой, он предполагал, что это — студентка первого или второго курса. Разумеется, проводить ее с удовольствием согласился, однако поставил условие:
— Снимите, пожалуйста, маску.
Хотелось скорей увидеть, с кем он танцевал, с кем так хорошо провел весь вечер.
— Не сейчас и… не здесь, — мягко проговорила маска ласково-просящим тоном.
Внизу, на вешалке, девушка переобулась в черные с галошами валенки, завернув белые туфли в газету. Однако маску не сняла ни здесь, ни на улице.
Была чудесная новогодняя ночь. Легкий морозец, безветренно. Снег большими хлопьями медленно, будто нехотя, устилал белым пухом улицу, роями серебристых бабочек вился вокруг фонарей.
Пришли на какую-то глухую улочку возле реки, где Андрею никогда и бывать не приходилось. И хотя в окнах домов светились еще огни, тут было по-деревенски глухо: ни прохожих, ни проезжих. «Куда она привела меня?»
Остановились у двухэтажного дома, сияющего верхними и нижними окнами.
Сняв перчатку, девушка протянула ему руку.
Не выпуская пальцев ее горячей руки, Андрей сказал:
— Не могу расстаться с вами, пока мы как следует не познакомимся. Как вас зовут?
— Маша. А вас?
— Неужели вы так-таки и не знаете меня?
— Фамилию знаю, но имени, отчества не знаю.
«Знает она меня… студентка!»
— А я вашей фамилии не знаю, — сказал он.
— Не нужна вам моя фамилия, — холодновато проговорила Маша.
— Ну как же! Лица не видел… фамилия неизвестна. Завтра встретимся, и я не узнаю вас и найти не смогу.
— А вам и не надо узнавать меня, искать.
— Нет, надо! — горячо возразил Андрей. — Скажите хоть, на каком курсе вы учитесь?
— Я не студентка.
— А кто же?
— Не все ли вам равно! До свидания! — Она с усилием высвободила свои пальцы из сжимавшей их его, руки. — Спасибо за чудесный вечер, за то, что проводили, — мягко добавила Маша.
— Я не уйду и вас не отпущу, пока не снимете маску или не скажете своей фамилии, — заявил Андрей решительным и твердым тоном, становясь между Машей и входной дверью дома.
— Но это уже нехорошо с вашей стороны, — упавшим голосом сказала Маша. — Пропустите, пожалуйста!
— Ладно… но я и сам с вами…
— Вы совсем с ума сошли! — полушепотом проговорила Маша, гремя ключом. Открыв, попыталась ускользнуть, но Андрей, ловко подставив ногу, не дал закрыть дверь и вошел вслед за Машей.
— Тише! — прошептала девушка, закрывая ключом дверь. — Раз вам так уж хочется увидеть меня — пойдемте. Но ни слова! — вновь предупредила она.
На площадке второго этажа, слабо освещенной тусклым светом маленькой лампочки, молчком отряхнули друг с друга снег перчатками.
Войдя в комнату, Маша закрыла дверь на крючок и включила свет. Зажглась яркая лампа в матовом колпаке под невысоким белым потолком.
Слева от входа — металлическая кровать с подушками под вышивной розоватой накидкой, темно-зеленое ватное одеяло. У единственного окна, занавешенного тюлевой шторой, столик,