К счастью, когда приходило время идти на Тарвуд, чувства Лэа уже выветривались. А то неудобно могло бы выйти, честное слово.
Лэа скучала. И Заноза позвал бы Мартина в Алаатир раньше, не тянул бы три ночи, но нужно было дождаться, пока она перестанет вспоминать плохое, пока не начнет говорить только о хорошем, что было у них за годы, прожитые вместе. Сейчас он был уверен: Мартин извинится, Лэа поверит, и оба с радостью воспользуются возможностью простить друг друга. Потому что оба только этого и хотят.
Ничего нет важнее любви. И ничего нет страшнее, чем потерять ее.
А когда Мартин позвонил, Заноза, еще не ответив на вызов, понял, что ошибся. Не знал, в чем. Не знал, как это вышло. Черт, да Мартин еще и не сказал ничего. Просто стало ясно, что ничего не вышло. И Заноза не удивился, услышав в трубке:
— Знаешь, Лэа сказала, что любви недостаточно.
— Я сейчас приеду, — сказал он. — Не уходи, мне тут быстро.
— Думаешь, я потеряюсь в Алаатире и умру от голода, не найдя выхода из каменных лабиринтов? — хмыкнул Мартин.
— Да я помню, что у тебя портал прямо в голове… — Заноза быстро начеркал для Хасана записку о том, что снова уезжает, оставил на столе.
— Ты бы лучше к Лэа приехал. Ей компания нужнее.
— Фигу я к ней сунусь, пока не выясню, о чем вы говорили.
— Хочешь сказать, эти твои гостевые апартаменты не напичканы «жучками»?
Заноза поблагодарил бы Мартина за веру в свою беспринципность, если б не понимал, что тому просто слишком плохо. Когда тебе плохо, ты не думаешь, что говоришь. А если думаешь, то только о том, чтоб сделать плохо кому-нибудь еще.
— Я их отключил, когда Лэа туда поселилась, — он пересек двор, вошел в гараж и, убедившись, что прямо сейчас там никого нет, начал открывать портал. — Сейчас приду. Подожди.
Не в кабинет, конечно. Не хватало снова нарваться на собственных бдительных охранников. Из гаража — в гараж. Там обычно пусто. Не «Крепость» все-таки, где гараж заодно и мастерская, и велики шансы нарваться если не на кого-нибудь из техников, так на Блэкинга или Арни.
Заноза поднялся наверх на лифте, уже на выходе поймал запах Мартина и последовал за ним. Мимо двери в апартаменты Лэа, по широкой парадной лестнице вниз, на первый этаж. Он старался походить на человека, то есть… старался скрыть, что идет по следу, ловит запах верхним чутьем. Люди так не делают, и он не должен.
Запах корицы и полыни был слабым, но до того не похожим на все другие, переплетающиеся в запутанный узор, что притворяться человеком не составляло никакого труда. Казалось даже, что можно вообще не дышать, все равно будешь чувствовать эту терпкую сладость и тонкую горечь.
Хотя, не дышать, если хочешь выглядеть как человек, тоже фиговая мысль.
Мартин далеко не ушел. Сидел на скамейке в крошечном сквере, глядя на фонтан, струи которого, подсвеченные, танцевали под тихую музыку.
— Отвык, — сказал он, увидев Занозу. — В Москве много таких. У нас они называются танцующими. Но я давно по Москве не гулял. Все как-то сразу на работу, а потом сразу домой. А сейчас даже не домой, а на мельницу.
— Держи, — Заноза вручил ему открытую пачку «Житана». Мятую, конечно. Но какая разница, если сигареты целы?
— Я извинился, — Мартин вытащил сигарету, — попросил ее вернуться, сказал, что люблю ее, что мне без нее плохо. Ей без меня тоже, это я понял. Тут ты прав… — он замолчал, прикуривая. Поднес огонек зажигалки к сигарете Занозы. — Нам друг без друга плохо. Но любви недостаточно. Любовь — не главное. Есть более важные вещи.
— Какие?
— О, — Мартин пожал плечами, — например, доверие. И не надо говорить, что любви без доверия не бывает. — Он хмыкнул и улыбнулся: — у тебя лицо такое, как будто читать мысли — это только твоя прерогатива. Я тебя, как видишь, тоже неплохо изучил. Могу успешно притворяться телепатом. Лэа сказала, что нельзя думать, будто любовь все решает и все оправдывает, и может все исправить. Сказала, что уверенность в этом — реликт эпохи романтизма, и она не собирается нянчиться с этим реликтом. Мне ни о чем не говорит, но ты, наверное, знаешь, что это за эпоха, и что Лэа имела в виду.
— Я позже родился…
Заноза думал, что отключить прослушку было плохой идеей. Правильной, но плохой. Ему не помешала бы сейчас запись разговора. Scheiße, да она была позарез нужна! Чтобы понять… что? Что мир может перевернуться, когда этого не ждешь? Так себе открытие и никакая не новость. Чтобы понять, как получилось, что мир перевернулся от того, что наоборот должно было вернуть ему устойчивость?
Любви недостаточно? Не в этом беда, не в самих словах, потому что слова ошибочны, людям свойственно ошибаться, а Лэа — человек. Беда в том, что ошибся он сам. Был уверен, что Лэа любит Мартина, и значит все, что ей нужно — это любовь. Но если нет, если она знала, что говорит, верила в то, что говорит, сама отказалась вернуться, сама не захотела быть с тем, о ком скучала, о ком постоянно вспоминала все эти дни, то что это значит? Что Лэа не любит?
Нет, это невозможно, потому что чувства не подводят, эмпатия не подводит, и уж любовь-то не спутать ни с чем.
Тогда, слова Лэа означают, что… любовь не главное?
— Из двух невозможных вещей какая-то одна должна быть просто маловероятной, — сказал он вслух. — Она и будет правдой. Лэа любит тебя, значит то, что она тебя не любит, невозможно. Значит, я ошибся, когда думал, что…
— Ты все-таки долбоящер, — перебил Мартин. — И ребенок. Не ошибся ты, все правильно, у тебя есть точка опоры, чтобы переворачивать мир, и она настоящая. А у нас с Лэа она недостаточно надежная, чтобы устоять. Вот и все. Настоящая или нет, время покажет. Но я сомневаюсь, что она станет надежней. И ты, если как следует все обдумаешь, вспомнишь про моего кафарха, про Погорельского, про то, что я предпочитал врать Лэа, лишь бы не злить ее, сам поймешь, что на надежность этой опоры рассчитывать не приходится. Но она все равно есть. Так что ты прав. А я еще поживу на мельнице, ок? Тебе все равно помощник нужен.
* * *
Пять ночей назад Заноза вернулся с острова располосованный до костей чьими-то когтями, но такой довольный и гордый, что фраза «видел бы ты того парня» просто напрашивалась. Висела в воздухе. Ее руками можно было потрогать. Однако, выяснилось, что «тому парню» досталось значительно меньше. Заноза подрался со своим демоном. Хасан решил, что из-за женщины, из-за принцессы Лэа — по его мнению, к этому все шло, и только дракой и могло закончиться. Но оказалось, что на демона напал hayvan, демон в долгу не остался, и в результате драка состоялась к обоюдному удовольствию обеих сторон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});