— Только несколько дней, Ходж, и потом я снова вернусь, — напомнила ему Стелла.
Но не только расставание делало Ходжа печальным. Ему совсем не нравился ее вид. Несмотря на жаркий день, она дрожала в своем узорчатом муслиновом платье, и лицо ее под плетеной шляпкой было бледным от усталости, с темными кругами вокруг глаз. Это было лицо человека, который не спал, хотя Ходж (который сам провел беспокойную ночь, преследуя кусающего его невидимку) знал, что Стелла крепко спала.
Лязгнула входная дверь, и доктор Крэйн вышел на мощеную дорожку между тисовыми деревьями, натягивая дорожные перчатки. Он приласкал Ходжа, поднялся в бричку, сел рядом со Стеллой и взял поводья. Они ехали быстро, рассекая горячий, пахнущий медом воздух, как пловцы рассекают пену теплого, синего моря. Обычно было так приятно встречать грудью теплый воздух, но сегодня доктор, глядя на Стеллу, не видел счастья на ее лице.
— В чем дело? — коротко спросил он. — Сол?
Стелла покачала головой.
— Я не думаю о Соле. Мне кажется, ему там понравится. Но Захарии не нравится там, где он находится.
— Конечно, ему не нравится море, но скоро он будет дома, — сказал доктор.
— Во сне, который приснился мне сегодня, он был не в море, — возразила Стелла, — а в каком-то ужасном месте. Там было темно, туда не проникало ни лучика, кроме света фонаря, который светил сквозь решетку высоко в стене, но я заметила, что там было грязно и все очень походило на какую-то темницу. Там, кроме него, было много людей, и, вероятно, стояла ночь, потому что некоторые из них, кажется, старались уснуть. Но там почти не было места, чтобы прилечь, а вместо кроватей на полу валялись деревянные чурбаки, на которые можно было положить голову. Некоторые там были почти без одежды, остальные в лохмотьях, а многие и вовсе не были похожи на людей.
Она оборвала свой рассказ и задрожала под жарким солнечным светом, затем она продолжала:
— Там был Захария! Он не спал, потому что ему не было места прилечь. Он сидел, прислонившись к стене, прямо под решеткой, и стена была скользкой. Я могла рассмотреть слизь, блестящую в свете, проникающем через решетку, и могла видеть его лицо. Оно было в кровоподтеках, и один глаз был закрыт, как будто бы он подрался, но не кровоподтеки делали его таким ужасным…
— Что же это было? — спросил доктор.
— Выражение его лица. Он боялся. Он был похож на христианина в книге миссис Лорейн «Странствие пилигрима», которого заключили в тюрьму в городе погибели, и я заглянула прямо в его сердце и поняла, о чем он думает и что он чувствует. Захарии кажется, что он никогда не выйдет оттуда. Он боялся сойти с ума. И он так сильно нуждался в нас, но понимал, что нет возможности рассказать нам, где он находится. Я пыталась крикнуть ему, что я здесь, но у меня исчез голос. Я пыталась бежать к нему, но мои ноги не двигались… Потом я проснулась.
— У тебя был просто кошмар, — успокоил доктор. — Что ты ела за ужином? Пирог с крольчатиной?
— Молоко, хлеб и мед. И это не кошмар. Я намочила глаза водой из родника с душистой рутой, как научила меня сделать бабуся Боган, если я захочу заглянуть в сердце моего возлюбленного.
— Итак, значит, Захария твой возлюбленный, так? — спросил доктор необдуманно.
— Да, он любит меня, — просто сказала Стелла. — Сэр, где он?
— В море, на своем фрегате. Тебе приснился кошмарный сон.
— Нет, я намочила глаза душистой рутой.
— Все это плутовство, о котором тебе рассказала бабуся Боган, просто сказка, прелесть моя.
— Волшебницы не обманывают, и все, что они говорят, правда, — упрямо сказала Стелла.
— Это спорный вопрос! А теперь послушай. Если бы с Захарией действительно случилось что-то неприятное, мне бы сразу сообщили. У властей есть мое имя и адрес, ведь я его приемный отец. Но с Захарией не случилось ничего страшного. У тебя был кошмарный сон. Я уже говорил тебе — очень много свежего хлеба и меда трудно перевариваемы.
— Это был черствый хлеб. Выпеченный в четверг. Пожалуйста, сэр, вы должны поехать в Лондон и найти Захарию.
— Почему именно в Лондон? — спросил удивленный доктор.
— В одной из проповедей, которую читал отец Эш, говорится, что Лондон — город погибели.
— Стелла, будь благоразумна. Только потому, что ты съела на ночь слишком много хлеба и меда (черствый хлеб может быть так же трудно перевариваем, как и свежий), насмотрелась на какие-то устрашающие картинки в «Странствиях пилигрима» миссис Лорейн и увидела кошмарный сон, ты считаешь, что я должен бросить моих пациентов и мчаться, как во время охоты на диких гусей, в Лондон? Старый Сол действительно очень болен. Госпожа Бакстер в деревне ждет ребенка. У Джо Стенберри нарыв, который требует вскрытия через пару дней. А трехлетняя девочка со скарлатиной, которую я не могу оставить больше, чем на несколько часов?!
Стелла помолчала какое-то время и затем сказала:
— Нет, вы не можете ехать. Сол, госпожа Бакстер, Джо Стенберри и маленькая девочка — все сразу умрут, и это будет плохо. Но mon Pere сможет поехать в Лондон, вместо того чтобы ехать в Эксетер.
— Mon Pere собирается в Эксетер?
— Да, сэр Джордж сказал, что он может отдохнуть.
— У него есть особые причины, из-за которых он собирается ехать в Эксетер?
— Чтобы увидеть человека, живущего там, который собирается печатать книгу, которую mon Pere написал.
— И почему ты решила, что месье граф де Кольбер изменит свои планы только потому, что маленькая девочка увидела кошмарный сон? — спросил доктор удивленно.
— Mon Pere сделает для меня все, что угодно, если только это не повредит моей бессмертной душе, — сказала Стелла с простодушной убежденностью.
Удивленный доктор поправил свой монокль и посмотрел на девушку. Он не мог преодолеть легкой боли от постоянно подавляемой зависти и поражался, до какой степени близости дошла эта удивительная дружба между французским аристократом и английской деревенской девушкой.
— Mon Pere так страдает от любого волнения за твою душу? — спросил он сухо.
— Он хотел бы, чтобы я была другой христианкой, — сказала Стелла. — Ему хочется, чтобы я была такой же, как госпожа Лорейн и он сам — и Захария.
Неистовое негодование вызвало прилив крови к лицу доктора до самых полей его высокой шляпы, но оно отступило, когда Стелла быстро сказала:
— Он не говорил мне этого, это госпожа Лорейн так сказала.
Ну, а почему бы нет, подумал вдруг доктор. Теперь он знает, что Захария ее возлюбленный. Их брачный союз, когда он наступит, должен быть по возможности самым совершенным.
— Mon Pere поедет, — снова уверенно повторила Стелла.
Доктор не был столь уверен. Он сомневался в том, что вера в волшебство составляет часть интеллектуального багажа аббата. Он также не мог представить, что такой почтенный душеприказчик мог бы считать, что следует поощрять маленькую девочку в ее серьезном восприятии кошмарных сновидений. Но был другой мотив, который мог бы тронуть аббата, и при этой мысли лицо доктора насмешливо сморщилось.