тебя такую неприязнь? — его голос прозвучал совсем близко, всего-то в паре шагов.
Наёмница скривила губы. Она совсем расплющилась бы по стене, но ей мешала собственная плотность.
— Почему? Потому! Видала я людей без души, но душа без тела?! Это неправильно, ненормально! — закричала она. — Тебя не должно существовать вовсе!
Намбо отпрянул.
— Скажи ты, что боишься меня, и я бы попытался объяснить, что не причиню тебе вреда, — произнес он после долгой задумчивости, в ходе которой не издал ни звука, и Наёмница даже понадеялась, что он исчез совсем. — Однако после этих слов я понимаю, что не способен оправдать себя: если мое существование изначально неправильно и ненормально, то мои поступки не имеют никакого значения.
— Именно, — прошипела Наёмница. — Ты все правильно понял, придурок.
Намбо молчал, и Наёмница поняла, что больше он не заговорит с ней. Она запустила руки в свои грязные спутанные волосы и вздохнула.
***
Светало. Ноги отчаянно гудели после ночи, проведенной в бессмысленном шатании по улицам. Переполнившая ее душу черная ярость постепенно остыла, выцвела. Наконец-то Цветок могла видеть свет.
Позади нее кто-то тихо ступал по мостовой. Она остановилась и позволила этому человеку обогнать ее. Он шел пошатываясь, петляя, будто бы не совсем понимая, где находится. Руки он держал перед собой, как будто нес что-то, прижимая к груди. Цветок он не заметил и не узнал. Зато она сразу признала этот затылок с порослью коротких редеющих волос. «Похоже, Кролик неплохо огрел его по башке», — не без злорадства отметила она и осторожно пошла следом. Настало время разгадать загадку его ночных отлучек.
Он свернул на какую-то убогую улочку, а Цветок за ним, почти не дыша. Здесь он словно очнулся и оглянулся, высматривая наблюдателей. По счастью, даже в Торикине, более всего пекущемся о внешней пристойности, иногда попадаются большие кучи мусора, за которыми можно спрятаться. Никого не увидев, он кивнул сам себе. Даже на расстоянии Цветок различала его беспокойное, суетливое дыхание.
Он приблизился к массивной городской стене и, воровато оглянувшись, положил на нее ладони. Цветок услышала, как он выдвигает камень из стены, а потом что-то приглушенно звякнуло, и она едва не подпрыгнула от волнения. Она узнала этот звук: монеты, бьющиеся о камень. Она понятия не имела, с чего это он вдруг решил перепрятать свои краденые деньги, да ее это и не интересовало. Не мучилась она и моральными вопросами, ведь красть у вора — это вовсе и не красть. К тому же это деньги из городской казны, а Торикин много задолжал ей. Одна только мысль навязчиво стучала в ее голове: это шанс изменить жизнь к лучшему… это божественное благословение.
Прячась в своем укрытии, Цветок дождалась, когда он задвинет камень обратно и уберется прочь своей шаркающей походкой. А затем, встав ровно там, где он стоял, отыскала выдвигающийся камень. За ним обнаружилась полость, занятая объемным полотняным мешочком — из тех, в которых хранят муку. Вытянув мешочек из стены, Цветок едва не уронила его — он оказался неожиданно тяжелым. Замирая от волнения, она заглянула внутрь…
Монеты ярко вспыхнули под пламенным рассветным небом, и все лицо Цветок озарилось их светом. Ее кожа заблестела, как осыпанная золотой пылью. Цветок запрокинула голову и рассмеялась. Она уже знала, что должна делать. Перво-наперво она уберется из этого города.
***
Прошло, наверное, несколько часов. Или не прошло. Ведь время здесь не движется: оно заперто, ему слишком тесно для движения. Так это или нет?
Намбо безмолвствовал. От сидения без движения у Наёмницы затекло все тело. Ей так давно не доводилось испытывать муки совести, что она далеко не сразу смогла сообразить, что это за странное свербение в груди. Только вот почему ей стыдно? Она все сказала правильно. Да, последние слова Намбо прозвучали невероятно грустно, но с чего бы ее озаботили душевные переживания паскудной нежити? Наёмница задумалась, как отреагировал бы в этой ситуации Вогт. Вероятно, он был бы куда менее черствым, ведь Вогт проявлял сочувствие даже к тем, кто этого очевидно не заслуживал — например, к ней самой. Паршивый засранец Вогт! «И он никогда не увидел бы свое имя на том конверте», — признала она и встала.
— Намбо, где ты?
— Я здесь, — слабо откликнулся он.
Развернувшись на голос, Наёмница сделала несколько шагов, немедленно приложившись обо что-то коленкой, и вытянула руки вперед. Ее пальцы ощутили нечто холодное и легко проникли внутрь его. Наёмнице подумалось, что он как осеннее облако на ощупь, хотя она никогда не касалась облаков.
— Ты прозрачный? — спросила она. — Как ты выглядишь?
— Не знаю, — прозвучал голос Намбо возле ее лица. — Может быть, меня и вовсе не видно.
— А меня ты видишь?
— Да. Я все вижу. Как сами предметы, так и сквозь них. Сейчас я смотрю в твои глаза. Ты это чувствуешь?
Глаза Наёмницы раскрылись шире.
— Да — теперь, когда ты сказал мне об этом. Знаешь, я, кажется, больше тебя не боюсь.
А вот смерть с каждой минутой пугала ее все больше.
— Если ты призрак, почему ты остался здесь, в этом жутком подвале? Едва ли тебя способны удержать замки и двери. Что-то другое, я так понимаю, — нащупав позади покосившийся стул без одной ножки, Наёмница осторожно села.
— Я действительно не могу оставить этот подвал, как будто связан с ним невидимыми цепями. Стоит мне достигнуть границ позволенного мне пространства, я останавливаюсь и понимаю, что не могу двигаться дальше. Это мое наказание. Там, куда привела меня моя ложь, там я и останусь. Это невыносимо, — он всхлипнул. — Невозможно представить, как тяжко быть призраком, пока не станешь им.
— Мне это знакомо, — пробормотала Наёмница.
— Быть призраком?
— Нет, каково это — нести наказание, — Наёмница смутно различала его прозрачные очертания в темноте. Впрочем, это могло быть работой ее воображения. — Мне по-прежнему называть тебя Намбо?
— Почему бы и нет. Это прозвище или иное — какая разница.
— А каково твое настоящее имя?
— Не знаю.
Наёмница фыркнула.
— Отчего у нас всех такая проблема с тем, чтобы припомнить собственное имя? Вероятно, если б мы помнили, мы бы не были так уязвимы к разлагающему влиянию обстоятельств.
— Я не забыл свое имя, но так часто назывался ложными, что однажды перестал различать среди них подлинное. Я так часто искажал историю своего прошлого, что запутался, какие события были истинными. Я стал похож на Остров Тысячи Камней. Мне нужен один из них, но какой именно? Я не знаю.
— Кто же ты, Намбо?
— Мост, который выглядит надежным, но падает, как