— Ну что ж, — протянула она, упершись ладонью ему в грудь, и прикрыла глаза. — О, Эдмунд, мне все же не придется уезжать отсюда. Не придется покидать тебя. И смогу дать тебе что-то взамен. Я нужна тебе. Действительно нужна! Мне хочется кричать от счастья. Не могу поверить, что все это не сон. Мне не придется уезжать, Эдмунд!
Александра открыла глаза и увидела, что он широко улыбается ей.
— Придется попросить тебя удалиться от меня ярдов на сто, если ты и в самом деле собираешься кричать.
Она рассмеялась и обняла его за шею.
— О, Эдмунд, я так тебя люблю! Ты прав. Важнее любви ничего нет. Но любовь эта должна быть взаимной. Любовь, которая и дает, и принимает.
— Тебе придется научить меня последнему, — сказал граф. — Я не привык держать душу нараспашку, Алекс. Каждый раз, когда мне будет больно или тревожно, я непременно попытаюсь замкнуться в себе и справиться с проблемами в одиночку. Тебе придется научить меня не делать этого. Задачка не из легких, моя дорогая. Я так боюсь разочаровать тебя.
— Этого не случится. Теперь, когда я знаю, что нужна тебе, я ни на миг не забуду об этом и не позволю тебе забыть.
Он наклонился и поцеловал ее. Она еще крепче обняла его за шею и снова подняла голову.
— Эдмунд, мне надо кое в чем тебе признаться. Нельзя начинать помолвку с обмана, правда ведь?
Он удивленно взглянул на нее, в глазах — тревога.
— Что такое, любовь моя?
— Я солгала. Прошлой ночью я солгала тебе, потому что до смерти хотела тебя. На самом деле я не знаю, могла я зачать ребенка или нет. — Она вспыхнула и залилась краской.
Он прижался лбом к ее лбу.
— Мне придется спасти твою честь, не так ли?
— Да, Эдмунд.
— Скоро, — заверил он ее. — Очень скоро, Алекс. Надеюсь, ты сумеешь солгать не менее правдоподобно, если наш первенец появится на свет раньше, чем через девять месяцев после венчания.
— О, Эдмунд! — Она серьезно заглянула ему в глаза. — Надеюсь, что так оно и будет. Я так надеюсь на это! Правда. Более чудесного способа зачать ребенка не придумаешь.
Граф снова поцеловал ее.
— Все наши дети будут зачаты так же красиво, Алекс. Даю слово. Все сто два ребенка, — задорно улыбнулся он. — Что это ты так задрожала, любовь моя? Не забывай, что в нашей семье уже есть близнецы.
— Мне хочется рассказать об этом маме с папой. Поедем домой, Эдмунд! Пожалуйста!
— О чем рассказать? О ста двух детях? Или о первенце, который, быть может, уже зачат?
— О, Эдмунд, я серьезно! Про нашу свадьбу, конечно же. Я хочу рассказать им об этом — и твоей матери, и Мадлен, и лорду Идену, и сэру Седрику, и дяде Уильяму, и тете Виоле, и всем людям на всем белом свете. И Джеймсу.
Граф притянул Александру к себе и прижался щекой к ее макушке.
— У него будет все хорошо, Алекс. Не буду притворяться, что знаю твоего брата или понимаю его. Есть в нем что-то такое, чего не передать словами. Но в нем чувствуется внутренняя сила и желание жить, и что-то еще. Не могу объяснить, что именно, но я чувствую это. Он непременно вернется, моя милая, вернется, как только найдет себя, и у тебя еще будет шанс отплатить ему любовью за любовь.
Александра расслабилась и позволила ему накрыть свои губы поцелуем.
— Спасибо тебе, — сказала она. — Ты ведь знаешь, как много он для меня значит, правда?
— Конечно. Не меньше, чем Доминик и Мадлен для меня. Сегодня последний день Доминика дома, Алекс. И мы должны сделать для него все возможное.
— Да. — Она улыбалась и протянула ему руку. — Отведи меня домой, Эдмунд.
Он взял ее за руку и крепко обхватил ее хрупкие пальчики.
— Вот так. Ты уже дома, любовь моя. И я тоже. Так вернемся же в Эмберли.
Примечания
1
Оплошность (фр.).