— На всякий случай, мало ли, что он вам еще наговорит!
Он повернулся и бросился к выходу, но уже в дверях его остановил голос Олега.
— Запри нас снаружи… на всякий случай!
— Что?! — возмутилась Кристина, но Олег бесцеремонно дернул ее за плечо, и она, стукнув зубами, замолчала.
— Цыц, звезда! Запри обязательно. И еще… — он сунул руку в карман, потом взмахнул ею, рука Виталия взметнулась в воздух и поймала брошенные ключи от машины.
— Гони, не церемонься! — сказал Олег, мужественно улыбнувшись. Виталий, пристально глянув на него, кивнул, потом хлопнул дверью, и все они внимательно выслушали, как защелкивается дверной замок.
* * *
Бросив водителю деньги и не поблагодарив его, Борис выскочил из машины, забыв захлопнуть за собой дверцу, и почти побежал к ограждавшему пристройку «Камелии» забору, на ходу доставая пропуск. Молча показал его охраннику на пропускном пункте, не ответив на обычное полунасмешливое приветствие. Охранник проводил его удивленным взглядом, не понимая, что сегодня нашло на вежливого до крайности Лифмана, потом пожал плечами и снова уткнулся в журнал.
Миновав небольшой двор, Борис дернул тяжелую дверь и быстрым, уверенным шагом прошел через проходную, глядя перед собой сосредоточенно, как человек, спешащий по очень важному делу. Вахтер всполошенно закричал ему вслед.
— А пропуск?! Борис Анатольевич! Пропуск не оставили!
Борис, не слыша крика, свернул в длинный коридор, потом открыл первую же дверь и зашел в шумный цех. Ювелиры вскинули головы от своих столов и изумленно посмотрели на него.
— Субботин у себя? — отрывисто спросил Лифман у сидевшей за ближайшим столом девушки, и та кивнула, тряхнув тянущимися из ушей проводами наушников. Ее плеер уже был предусмотрительно выключен.
— Вроде бы… Борь, ты кстати — не дашь трафарет-накладку для кольца…
Борис, потянувшись, схватил надфиль, лежавший на столешнице рядом с другими инструментами, повернулся и вышел, не говоря ни слова. Девушка ошеломленно уставилась на захлопнувшуюся за ним дверь, потом повернулась к остальным.
— Видали хамство?!.. Нет, как вам это?!..
— Что это с Борькой?.. — негромко произнес чей-то мужской голос. — Я никогда у него такого лица не видел.
— Может, умер кто…
Борис шел по коридору. Его лицо окаменело, сосредоточенность в глазах сгустилась до предела, губы слабо улыбались, и улыбка была неровной, словно линия, нарисованная дрожащим пальцем на запотевшем стекле. Рука с надфилем покоилась в кармане брюк.
Остановившись перед тяжелой, роскошной дверью директора, Борис облизнул пересохшие губы, потом отворил дверь, шагнул внутрь и осторожно прикрыл ее за собой. Повернул ручку замка.
Виктор был на своем месте, в глубоком кожаном кресле у стола перед включенным компьютером. Взгляд Бориса быстро оббежал кабинет — столы, составленные буквой «Т», музыкальный центр, тяжелый сейф, бронзовая статуя у стены — та самая, из его сна — обнаженная девушка с чашей и змеей, обвившей ее руку и выглядывавшей над левым плечом из ее пышных распущенных волос… только здесь эта статуя была гораздо больше и казалась не такой красивой… Его взгляд скользнул дальше — по занавесям, по пышным цветочным букетам в безвкусных вазах — и остановился на мягком уголке в дальней части комнаты, где на диване, сбросив полусапожки и поджав под себя стройные ноги, полулежала Инга, грызшая соленый миндаль. При его появлении она выпрямилась и положила хрустнувший пакетик рядом с собой.
— А-а, Борис Анатольевич! — произнес Виктор своим ненавистным, чуть гнусавым голосом. — Решили все-таки поработать сегодня?! А начала рабочего дня, как для всех, для вас больше не существует?! Что вам? Кстати, вам известно, что в дверь надо стучать, прежде чем заходить?
Борис молча подошел к креслу, но на директора он не смотрел. Он смотрел только на Ингу.
— Эй, я с вами разговариваю! — Виктор похлопал ладонью по столешнице. — Ку-ку! Борис Анато-ольевич!..
— Добрый день, Борис Анатольевич, — произнесла Инга, садясь и спуская ноги с дивана. Взгляд Лифмана скользнул по ним, и он в который раз поразился, насколько красивые у нее ступни. — Что с вами? У вас что-то случилось?
— Да. Я пришел исправить одну ошибку, — сказал Борис будничным тоном и поднял взгляд к ее недоуменному лицу, такому прекрасному и желанному. Сегодня она заколола волосы высоко на затылке, и он считал, что это не очень шло ей. Ему больше нравилось, когда волосы Инги были распущены. Он попросит ее, чтобы она больше их не закалывала. Ведь она не откажет ему в этой маленькой прихоти? — Конечно, ты в ней не виновата. Тебя заставили. Но теперь все будет, как раньше, все встанет на свои места. Ты поймешь, что так будет правильно. Я сейчас все улажу.
Его пальцы накрепко, до боли сжали надфиль в кармане, и тотчас Субботин, не вставая с кресла, рявкнул:
— Ты что несешь, Лифман?! Совсем умом поехал?! Думаешь, я ничего не знаю?! Да над тобой вся округа потешается, недоумок озабоченный! Нет, Инга, как тебе это нравится, а?!
Инга улыбнулась детской, безмятежно-жестокой улыбкой и снова подогнула под себя ноги. Сейчас она была так близко, что он мог протянуть руку и дотронуться до ее округлившегося в изгибе колена, обтянутого черным шелком. Дурманящий запах «Живанши» качал его сознание в своих мягких прозрачных ладонях.
— Хватит, я и так слишком долго тянул, — сказал Виктор за его спиной. — Делал скидки на твое здоровье… твой возраст… Все, финиш! Так и быть, уходи по собственному…
Резко развернувшись, Борис шагнул к нему и, выдернув руку из кармана, замахнулся надфилем. Его глаза были все такими же сосредоточенными, а улыбка на губах стала отстраненной и мягко-печальной. Глаза директора округлились, и он успел произнести потрясенным, незнакомым, тонким срывающимся голосом:
— Борь… ты что?!..
Одновременно он поднял руку, чтобы перехватить Лифмана за запястье и отбросить его от себя, но сделал это слишком медленно и слишком поздно, очевидно, так до конца и не поверив в реальность происходящего. Острый конец надфиля глубоко вонзился ему в шею, разворотив яремную вену. Удар был таким сильным, что инструмент вышел с другой стороны, выбросив фонтанчик крови, и на мгновение пригвоздил Виктора к кожаной обивке кресла. Руки Субботина взметнулись и схватили ювелира за запястье, силясь оттолкнуть его, из распяленного рта вместе с кровью вырвался булькающий крик. Борис, сжав зубы, пытался удержать надфиль, ставший скользким, и несколько секунд они раскачивались взад и вперед, словно в нелепой пантомиме, и инструмент, который дергали из стороны в сторону, все больше и больше раздирал рану. Потом на спину Лифману с душераздирающим воплем прыгнула Инга, колотя его по плечам и голове, полосуя ногтями лицо. Он выпустил надфиль, развернулся и, обхватив женщину, отшвырнул ее на диван.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});