– Не наш район, – тихонько пробормотал явно сообразивший, что дело с душком, Грицко.
– Хочешь, похлопочу о переводе? – предложил я, и он моментально заткнулся. Пусть думают, что хотят, лишь бы приказы исполняли. А даже если и Грише стуканут – ничего страшного, замажусь как-нибудь.
До развалин гаражей бывшего автотранспортного предприятия мы добрались без проблем. Сколько раз сюда мотался – мог бы и с закрытыми глазами дорогу найти. А вот дальше...
Как оказалось, память меня немного подвела, и на самом деле на Красный проспект перед развалинами гаражных боксов выходило две улицы. Как бы ещё узнать – какая из них Автотранспортная? Та, которая к центру ближе, или наоборот – пересекающая тянувшийся до Чёрного квадрата пустырь? Таблички, если где и были, давно проржавели. Да и темно, надписей не разобрать. И на улице никого – местные так рано из нор не выползают.
Так, а чего там на стенах за каракули намалеваны? Сдаётся мне, эти граффити художества Чистых напоминают! Ага, как раз и крыса задушенная со столба на проволоке свисает. Всё ясно – мне не сюда. Придётся через пустырь тащиться. Точно – вон крыша пятиэтажки показалась.
Как я и ожидал, стены примеченной мной хрущёвки были разрисованы не лишёнными смысла граффити, а недвусмысленными лозунгами: «Смерть уродам!» Ну и разноцветных крестов здесь, понятно дело, тоже хватало. Куда без них – всё же Крестоносцы этот район держат. Мне вот только интересно, откуда эти оборванцы баллончики с краской берут? Неужели покупают? Или тырят где?
На противоположной стороне улицы почудилось какое-то движение, и я тут же нырнул в крайний подъезд – благо дверь отсутствовала как таковая. Точнее, она была, но валялась почему-то в сугробе. И ведь не так давно кто-то выломал – снегом ещё толком занести не успело. Дружинники стремительно влетели в подъезд вслед за мной и сразу же заняли позиции у выбитого окна на площадке между первым и вторым этажом. Хорошо хоть ума хватило не шуметь. Ну да не маленькие – про северную окраину наслышаны. Понимают, что иной раз лучше тактическую хитрость проявить, чем с местной шпаной разборки наводить. Разборки-то, по большому счёту, ерунда, но шуму будет...
Стараясь не обращать внимания на шибанувшую в нос вонь мочи, я осторожно выглянул наружу и тут же спрятался обратно: прямо перед домом через дорогу перебегала цепочка людей с болтавшимися за спинами рюкзаками. Бежали они как-то неровно, и когда вдалеке послышался шум автомобильного двигателя, сразу же метнулись во дворы. Несколько минут спустя, переваливаясь на колдобинах занесённой снегом дороги, в сторону Красного проспекта медленно проехал уазик. Закреплённый на его крыше мощный электрический фонарь полосовал ночь пронзительно-ярким лучом, но толку от него на самом деле было немного – все заинтересованные лица запросто могли заранее убраться с дороги блюстителей порядка.
Убедившись, что никто не проявляет интереса к приютившему нас зданию, я медленно поднялся по лестнице и подошёл к кое-как укреплённой железными уголками двери. Если Селин не ошибся, мне нужна именно эта квартира. Ну и что делать? Вломиться? Или подождать, пока хозяева сами выйдут? Хм... а если нету дома никого?
– Ну шо, командир, делать будем? – Немного погодя спустились на первый этаж Грицко и Шмидт.
– Видите эту дверь? Для начала надо, чтобы её здесь не стояло. Внутри должны быть двое – мужик и баба. Мужик кручёный, так что брать придётся жестко, но обязательно живым.
– Ясно, – кивнул Грицко и снял с предохранителя АКМ. Шмидт тоже взял автомат на изготовку и встал сбоку от двери. – Внутрь открывается? Нашим легче. Выбиваем дверь, Борис первый, следом я. Ты, Лёд, нас прикрываешь.
– Годится. Вы сразу в комнату, я проверю кухню, – прикинув, что опыта штурмовых операций у дружинников всяко побольше, чем у меня, я принял план. – На счёт три...
Отступивший на шаг назад Грицко со всего размаху впечатал подошву армейского ботинка чуть ниже замка, и хлипкий косяк, не выдержав удара, треснул, а распахнувшаяся дверь с грохотом врезалась ручкой в стену. Шмидт тут же бросился внутрь, хохол рванул следом.
Не обращая внимания на раздавшийся в комнате истошный визг, я с пистолетом-пулемётом в руке ломанулся на кухню. По пути заглянул в совмещённый санузел – чисто. На самой кухне тоже никого не оказалось.
– Заткнись! Заткнись, сука! – За криком Грицко последовала звонкая оплеуха, и женский плач перешёл в сдавленные всхлипы.
Метнувшись с кухни обратно в коридор, я выглянул в подъезд и прикрыл распахнутую дверь.
– У нас порядок, – выскочил из комнаты Шмидт.
– Мужик есть?
– Спеленали, – дружинник сменил меня на посту у входа. – Не всполошились соседи? А то мы нашумели джють-джють.
– Тут такие крики каждый день и через день. – Я направился в комнату.
Угорь – должно быть, он, но в такой темноте хрен разберёшь – и вправду оказался в комнате. С разбитой головой и скованными за спиной наручниками руками он валялся рядом с незаправленной кроватью. В противоположном углу на коленях стояла его подруга – полноватая тётка в короткой ночнушке. Разместившийся сзади неё Грицко приставил к затылку хозяйки квартиры дуло ПМ и настороженно поглядывал в сторону уткнувшегося лицом в пол бандита.
– Что с ним? – поинтересовался я и, ухватив за шиворот, осторожно оторвал голову мужика от пола. Ага, ещё и нос сломан.
– За железку схватился, сука, – указал дружинник на валявшуюся на кровати саблю. – Вот и получил прикладом в рыло.
– Не переборщили?
– Да ты шо? Очухается.
– Ладно, тащи её на кухню, я пока тут побеседую.
Ухвативший хозяйку квартиры за волосы Грицко поставил её на ноги и толчком в спину выпихнул из комнаты, а я задумчиво огляделся. Ну, и с чего начинать? Ладно, по ходу дела разберёмся. Для начала надо бы этого гаврика в чувство привести.
Прислонив Угря спиной к кровати, я дотянулся до стоявшей на подоконнике банки и вылил холодную воду на голову бандита. Это, впрочем, особого эффекта не возымело, и пришлось перейти к более действенным методам пробуждения: просто-напросто ткнуть в бедро финкой. Неглубоко – сантиметра на полтора всего. Честно говоря, еле сдержался, чтобы всё лезвие, и не в ногу, а между рёбер не вогнать. Тварь...
– Ты чего? – замотал окровавленной головой влёт очухавшийся Угорь. – Чего надо?!
– Где товар берёшь? – спросил я и в ответ на мат снова легонько ткнул ножом в порезанную ногу.
– Сгинь, плесень! Тебе сейчас на куски порежут! – завопил блатной.
– Да ну? – я поднял с пола саблю. Ух ты! «Крыло бабочки»! Вот здорово! Теперь этого выродка можно на мелкие-мелкие кусочки нашинковать будет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});