– Отстань ты, – отмахнулся Григорий и повторил попытку. И вполне себе успешно. – Давай сегодня без приключений.
– Договорились. – Я едва успел ухватиться за ручку и чуть не впечатался головой в крышу, когда «Нива» въехала в глубокую колею. – Ты скажи, мы как вчера отстрелялись. Нормально?
– Нормально. – Снизив скорость, Конопатый выехал на Красный проспект. – Но большую часть груза успели раскидать, пришлось вечером кое-кого прямо из Гимназии на разговор выдёргивать. Правда, никто не знает ни черта...
– А как же утечка информации?
– Да хрен с ней, теперь игра на опережение пошла, – не шибко понятно ответил Григорий, но, видимо решив, что и без того сболтнул лишнего, замолчал.
– Китайцев на уши поставили? – сменил я тему разговора и начал рассовывать по карманам ножи, снаряженные магазины к «Вереску» и другие не менее необходимые вещи. Под руку попалась коробочка «глушителя» – немного подумал и сунул её обратно. Пригодится ещё.
– Ага, к ночи только зачистку закончили. – Гриша включил дальний свет и начал медленно объезжать застывшую на перекрёстке лужу натекшей от колонки воды.
– А с Лешим что?
– А что с Лешим? – не понял вопроса контрразведчик.
– Ну, уродов же трясти по этому поводу собирались.
– Думаешь, это так просто? Допросили администрацию, активистов «Чёрного января» в разработку взяли. – Наледь осталась позади, и Гриша прибавил скорость. – Карантин ещё усилили.
– Ага, видел я, что вчера на Красном творилось. Какими словами дружинники только карантин не поминали...
– Блин, знаешь, сколько километров периметр гетто? – оскорбился Конопатый. – Нет? Вот иди и попробуй обойти. Посмотрим, что потом скажешь.
– Ладно, проехали, – махнул рукой я.
– Не проехали, а приехали. – Григорий остановил машину перед общежитием Патруля. – Вылезай. И не забудь – ещё в какую историю влипнешь, можем и не вытащить. А если сорвёшь нам операцию сегодня...
– Буду как штык, – усмехнулся я, распахнув дверцу.
– Лёд, послушай сюда, – вылез вслед за мной Гриша. – Эта операция нам очень важна. Очень. К сожалению, закрыть тебя под замок мы не можем, но если ты нас подведёшь, то этот самый штык тебе засунут очень глубоко. И не просто засунут, а ещё и провернут раз так дцать, чтобы жизнь мёдом не казалась.
– Успокойся, – я хлопнул дверцей. – Илье передай, всё нормально будет.
– Обязательно передам, – выразительно посмотрел на меня Конопатый, – можешь не сомневаться.
– Вот и замечательно, – кивнул я. – Вещички свои тогда тебе оставлю, чтоб с собой не таскать. Смотри, не потеряй. Кстати, не знаешь, чем меня вырубили вчера?
– «Шершнем» служебным без блокировки. – Контрразведчик залез в машину. – Думали, до сих пор пластом лежишь, вот и засуетились.
– Череп крепкий, – уже самому себе пробормотал я и, дождавшись, когда «Нива» скроется из виду, зашагал от общаги Патруля к соседнему дому.
«Шершнем», значит. Неудивительно, что до сих пор башка гудит, будто внутри в колокол ударили. И ухо вроде бы левое чуть хуже слышать стало. Но тем не менее – на ногах и в сознании. Как-то я за последнее время крепче стал, что ли. Пока сюда через щель между мирами протискивался, горел – не сгорел. Потом стреляли – не застрелили. Теперь вот вырубить должны были наглухо, а опять не получилось. В чём подвох, хотелось бы мне знать? Просто так в этом мире ничего не происходит, и за всё приходится платить. Не верится, что дело в банальном везении. А если так – совсем хреново. Удача – девка капризная и в любой момент может помахать ручкой и повернуться задом.
Железная дверь Денискина подъезда оказалась закрыта. На моей памяти такое, пожалуй, первый раз. Неужели дядя Вася окончательно в запой ушёл? Или выгнали взашей? Блин, не вовремя-то как! И что делать? Время – начало шестого, самые ранние пташки на работу ещё нескоро пойдут. А куковать здесь даже час – проще сразу застрелиться, чтобы потом обмороженные ноги ножовкой не отпиливали. Холодно сегодня на улице, холодно. И пусть это для местного климата скорее правило, чем исключение, всё равно создаётся впечатление, будто в жизни чёрная полоса начинается. А у меня и происходившее до вчерашнего дня к светлой полосе с большой натяжкой отнести можно.
Немного потоптавшись перед подъездом, я спрятал «Вереск» под фуфайку, рассовал по карманам меховушки и долго лепил из рассыпчатого снега плотный шарик. Дыхнул на вконец озябшие пальцы, нашёл взглядом окно на третьем этаже и запустил в него снежком. Постоял, дожидаясь реакции, и вновь зачерпнул пригоршню снега.
Заспанный Селин появился в окне после третьего удачного броска. Недоумённо посмотрел на меня, покрутил пальцем у виска и скрылся в темноте комнаты. Ну, будем надеяться, признал.
– Тебе чего не спится, кишкомот? – выскочил Денис из подъезда минут через пятнадцать и, неожиданно обхватив, сжал меня изо всех своих вовсе не маленьких сил. – Лёд! Бродяга!
– Полегче ты, рёбра сломаешь, – я освободился от его хватки. – Ты, говорят, скоро папой станешь?
– Есть такое дело. – Поправив шарф, Селин поднял воротник дублёнки и натянул на уши меховую шапку. – Поэтому извини – к себе не приглашаю. Жилищные условия, сам понимаешь, не те.
– Да ладно ты, перестань, – я хлопнул его по плечу. – Скажи лучше, как живёте-можете?
– Лучше всех, и никто не завидует. Всё путём, в общем, без резких телодвижений, – рассмеялся Денис. – Сам-то, поди, не скажешь, где пропадал?
– Да почему – не скажу? Скажу. Только это история долгая и печальная. На морозе её слушать совсем уныло будет. Околеем.
– Слушай, давай тогда часиков в десять забьёмся в «Ширли-Муры». Это кабак новый на Красном, сразу...
– Знаю, проходил мимо, – остановил его я. – Только у меня дела вечером, на сухую пообщаемся.
– Да я тоже в завязке пока, – сморщился Денис. – И личные моменты, и по работе...
– Значит, в десять, – задумался я. – Ладно. Тогда последний вопрос, и побегу...
– Валяй.
– Давно с луковскими общался? Конкретно Рипус, Трофим и Кир интересуют.
– А что такое? – слегка наклонил набок голову Селин, прекрасно поняв, что вопрос носит вовсе не праздный характер. – Со всякими людьми приходилось общаться, со всякими...
– Да претензии к ним появились. Даже не к ним, а корешу их одному, – я не отвёл взгляда. – Мне б найти его, но даже погоняла не знаю.
– Описать можешь? – попросил посерьёзневший парень.
– Годков так под сорокет, мне по плечо, жилистый, – начал я припоминать. – На морду – худой, все кисти в партаках.
– Тюремных? – уточнил Селин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});