Читать интересную книгу Убийца среди нас - Анатолий Силин

— Дур-рак, какой же я дурак!… Поверил! Этим гадким чебурекам поверил!… Говорили же, говорили — не верь! Так и надо мне, идиоту! Да что же это такое?! Словно рок! За что?…

Оглянувшись, тихо спросил:

— Куда они пошли? — Кричать уже не было сил. Кто-то показал на дыру в стене. Спотыкаясь, побрел туда. Ноги не слушались. Выбравшись на улицу, у кого-то что-то спросил. Как во сне, услышал в ответ:

— Кавказцы с сумкой? Только что уехали вон в ту сторону на коричневой или красной машине…

— Где теперь искать? — пронеслось в голове. Да и можно ли найти их в огромном городе, если номера машины не знает? Ах, если бы найти, уж точно не сносить им головы. Убил бы, убил!.. — Кое-как доплелся до ворот и тут увидел спешившую навстречу сестру.

— Ты чего? Ты что? — Она почувствовала неладное. — Плохо с головой, да? Пошли к прилавку, магазин откроется позже. А где сумка? На кого-то оставил?

— Все, сестра, — простонал Петр. — Кончилась торговля… Все — понимаешь? Прости, хотел как лучше… Мне плохо… — А голова просто раскалывалась на части.

"Когда же он, подлюка, успел поменять пачку денег на "куклу"?! Ничего не мило. Жить не хотелось. В голове полный сумбур и страшные боли…

Нина брата не ругала. Лишь бы ему хуже не стало. Успокаивала, убеждала, что если бы бросился вдогонку, то могли снова ударить по голове и тогда — конец. Нет худа без добра… Глаза Петра закрывались…

XXII

— Ну, брат, ты меня и напугал, — сказала Нина, едва только Петр пришел в себя. Закрыв глаза и опершись руками на стену чтобы не упасть, он долго простоял без движения. На короткое время даже потерял сознание. Очнувшись, вновь почувствовал боль в голове и, застонав, приложил руку к затылку.

— Сейчас вызову "скорую", — засуетилась сестра. — Ты постой, я быстренько.

— Не надо "скорой". Пошли в метро…

— Какое метро, тебе идти нельзя!

— Потихоньку можно, пошли…

Ноги, руки, все тело у Красавина словно чужие. Но слабость постепенно проходила и силы возвращались. В вагоне договорились, что Нина поедет к Василию Игнатьевичу и заберет вещи, а Петр выйдет у вокзала и купит билеты до Каменогорска. Встретятся у главного входа в вокзал, а вечером уедут домой. Лечь в больницу в Москве Петр отказался. Уж если лечиться, то дома, в Каменогорске.

Утром следующего дня брат с сестрой приехали в Каменогорск. Нарушая договоренность, Петр позвонил Парамошкину на работу. Молил Бога, чтобы тот был на месте. К счастью, застал. Не вдаваясь в подробности, попросил учителя приехать к вокзалу. Примерно через полчаса Парамошкин забрал Петра и отвез в больницу.

В дороге учитель был молчалив. Зная его характер, Петр догадывался, что он им недоволен. Решив вопрос с главным врачом, Парамошкин извинился, что вынужден срочно уехать и что для разговора приедет позже. Петру советовал никуда из больницы не отлучаться и соблюдать постельный режим.

Лечить Красавина стал новый врач — Антон Иванович Суховей. Худой, подвижный, опытный, он к тому же еще и побывал в Афганистане. Пациент пришелся ему по душе. Когда Петр спросил Антона Ивановича, сколько придется лечиться, тот, внимательно осмотрев его, ответил:

— С такой, как у вас, травмой лишь три пути: в психушку, на кладбище или здоровеньким из больницы домой. Выбирайте. Лично я за третий вариант, он вроде более подходящий. Да? — Улыбнулся.

Младший медперсонал Антона Ивановича побаивался, недобросовестным работникам от него влетало. За глаза его называли Антошей, даже напевали веселенькую песенку про "Антошку-картошку". Но в глаза всегда с почтением — здрасте, Антон Иванович.

Антон Иванович иногда приходил на работу после неслабого застолья с друзьями. Тогда был малоразговорчив и мрачен. Петр понимал его: многие ребята, что побывали в Афганистане или Чечне, пристрастились к выпивке. Петра эта беда, к счастью, обошла стороной.

Красавин и так-то не из говорунов, а в больнице вообще замкнулся, ушел с себя. Антон Иванович доказывал, что так нельзя, надо больше общаться, думать о хорошем, часто старался развеселить.

Несчетное число раз Петр пытался анализировать, как же получилось, что на гражданке, куда так рвался из Чечни, ему оказалось хуже, чем там. И случаи один хлеще другого. Кавказцы заполонили рынки, их полно в магазинах, павильонах, киосках. Куда ни ткнешь пальцем — всюду они. И ладно, если б честно торговали, но ведь часто обманывают, грабят, унижают — сам тому пример. Почему им все позволено? Попробуй россиянин повести себя у них так — выметут как мусор. Русских там относят к низшему сорту, и долго с ними не разговаривают.

За что же воевал со своими товарищами в Чечне, многие из которых погибли? Чтобы и тут унижали. Нет уж, не получится! Как только выкарабкается — отомстит. Сам пока не знает как, но отомстит железно. Из головы не выходит парень, которому на его глазах перерезали горло, а еще молодой самодовольный чеченец, что так жестоко наказал "победителя". Такое не забывается. А как, наверно, рады те, кто завладел его машиной? Они и машину забрали, и по голове звезданули: пусть помучается. И он мучается, лежит в больнице… Нет, Петр не кровожадный, Мишку Козлобаева убивать не стал бы, если б тот не схватился за нож. Он давал ему шанс, которым Мишка не воспользовался. Обидчиков своих Петр вряд ли найдет, но мстить будет — по-своему…

Через пару недель в больницу приехал Парамошкин. Он похудел, на лбу словно появилось больше морщин. Однако улыбается. Парамошкин извинился, что приехал не сразу: дела, дела замучили! Поглядев на Красавина, неожиданно сказал:

— Кончай в молчанку играть. Так никогда не отойдешь. В чем дело?

Петр вздохнул:

— Сам не знаю. Злой я. На себя, на кавказцев. Так подло со мной еще никто не поступал. И раз за разом, будто рок какой…

— Займись спортом. Антон Иванович сказал, что в меру можно. Или Алену привезти, пусть за тобой поухаживает? Говори — сделаю.

Глаза Красавина на миг вспыхнули, но тут же погасли.

— А что я скажу про машину, про шапки? Она же ничего не знает. Нет, не надо, пусть в университет готовится.

— Ладно. Ну а сам чем думаешь после выписки заняться?

— Ремонтом машин, чем же еще.

— Правильно, торговля не твое дело. Что-нибудь попозже придумаем. Антон Иванович советует взять путевку в санаторий. Как на это смотришь?

— Вообще-то у меня другие планы. Бывший командир приглашал в Сибирск, я говорил раньше. Надо ехать, раз обещал, а заодно и развеюсь. — О том, что ему подарили машину, говорить не стал. Вдруг не так поймет.

— Смотри, не неволю. Но учти — дважды отказываешься. Пусть будет по-твоему, но спортом займись, не давай себе расслабляться… Да, вот еще о чем хотел спросить — ружье все у сестры?

— У нее, где же еще. В железном ящике. А что?

— Ничего-ничего, просто вспомнил… Не исключено, что потребуется. Кстати, ты тоже в одном щекотливом деле можешь мне пригодиться.

— В каком, если не секрет, учитель?

— Ну, об этом еще рано. Придет время — скажу. А пока — будь здоров. Соблюдай режим, ешь больше фруктов, овощей и тренируйся. Загляну перед выпиской. Если потребуюсь — знаешь как найти.

Пребывание в больнице Петру уже порядком надоело. Если бы не занятия спортом, то и не знал бы, как коротать время. Помогали и беседы с врачом. Антон Иванович делился с ним даже своими личными секретами. Влюбившись в замужнюю женщину, спрашивал совета: как быть? Но что Петр мог ему посоветовать, если сам не имел никакого опыта. Только и встречался, что с Аленой, да и то недолго. Сам еще не разобрался, любит ее или нет. Больничную скуку сглаживали и письма. Из дома получал их еженедельно. Писала, как и прежде, Алена. От Дворкина писем пока не было. За неделю до выписки получил, наконец-то, и из Сибирска. Дворкин сообщал, что семья переезжает в Москву. Давал координаты, с кем, если приедет, можно решить вопрос по машине и как лучше добраться до дачи.

Красавин уже решил, что как только выйдет из больницы, сразу же берет билет на поезд до Сибирска. Рассказал сестре про машину. От такой новости та пришла в неописуемый восторг. Петр уже решил, что машину продаст, а деньгами с сестрой и матерью поделится. Сколько пробудет в Сибирске — пока не знает. Алене написал, что временно его у сестры не будет.

За день до выписки в больницу заехал Парамошкин. Как всегда, привез много разных деликатесов, но в беседе был сух, сдержан, никаких эмоций — будто его что-то терзало. У Петра складывалось впечатление, что учитель приберегает его для какого-то важного дела. Но какого? Из-за этого и таинственность и лаконичность: это можно, а вот этого нельзя.

Трогательным стало прощание с врачом. В их жизни, характерах оказалось много общего.

— Ну, будь счастлив, — сказал Антон Иванович и обнял Петра. — Береги свой красивый "кочан", и не дай Бог, чтобы к нему кто-то вновь приложил руку. Это должно быть исключено…