Читать интересную книгу Убийца среди нас - Анатолий Силин

— Вы молоды, — говорил, — и если не будете лопоушничать, а почаще со мной советоваться, то далеко пойдете.

Шлыкову слово "лопоушничать" не понравилось, оно как-то унижало. Но ведь произнес-то его не кто-нибудь, а губернатор, причем от души. Новый мэр благодарно заулыбался и стал говорить, что не заслуживает такого внимания, что ему даже как-то и неудобно. Заметил: Скоркину льстит, что он его благодарил за помощь и поддержку. Чокнувшись, наконец выпили и стали закусывать.

Скоркин ел и говорил:

— Ну зачем же так? Все значительно проще, чем вы думаете. Просто вы деловой человек, а я таким отдаю предпочтение. Терпеть не могу болтунов и словоблудов — слышал, как Корнаков ляпнул: "двинем все наши силы…" Таким бы только языком молоть.

— Но как-то не совсем получилось… Все-таки представитель президента, а вы его вот так, по-простому…

— Именно что по-простому! С такими по-другому нельзя. Жизни не знают, а суют свой нос куда не просят. И была бы хоть какая-нибудь польза, а то сплошная трепотня!

Выпили еще. Скоркин подрезал сала и колбасы. Разговор пошел оживленней.

— Как твое мнение о совещании? — спросил губернатор. — Мне кажется, что цели достиг. Ты, кстати, тоже неплохо выступил. Но не ограничивайся только предпринимателями, всех надо подключать, всех, каждый что-то должен сделать.

Шлыков, протирая очки, кивнул:

— Хорошо, что сами совещание провели. Ваш авторитет действует магически…

Скоркин довольно заулыбался, а Шлыков подумал, как все-таки мало надо человеку, даже и губернатору. Весь последующий разговор крутился вокруг кадров мэрии. Скоркин давал свои предложения, кого взять в заместители, кого назначить руководителями служб. Далеко не все эти кандидатуры Шлыкова удовлетворяли, у него были свои кандидатуры. Но спорить не стал, тем более в такой день.

Скоркин попросил принести кофе. Закурил. Посоветовал, с чего начинать работу в новой должности, на что обратить внимание и каков теперь будет порядок их дальнейших встреч.

Шлыков раньше никогда вот так близко, один на один, не общался со Скоркиным, но слышал о нем многое, рассказывали всякое. Помнил, как говорил его сын Вениамин:

— Мой отец чего хочешь добьется, он любит все по-своему делать.

Вот и сейчас Шлыков все больше понимал, что губернатор явно преследует какие-то свои цели. Что значит "не лопоушничать" и почаще советоваться, он уже понял, когда Скоркин предложил ему в замы своих людей. Но его-то они не устраивали…

— Может, есть какие-то вопросы, давай, — сказал Скоркин. — А то и так неплохо посидели.

— Пока вроде вопросов нет, хотя… Есть, но не по работе. В работе моей, считаю, надо самому побольше вкалывать и лишний раз вам не надоедать. По принципиальным, перспективным вопросам, безусловно, буду просить аудиенцию. Без вашего совета мне никак не обойтись. — Шлыков сказал это специально, отношения между ними должны быть более чем доверительными.

А вопросов было два, но совсем другого порядка. Как-то Шлыков встретился с управляющим Промстройбанком, и тот попросил при случае переговорить с губернатором о переводе в Каменогорск своего брата. Третий брат работал в сельском районе заместителем начальника спецучреждения, то есть колонии. Управляющий банком мог Шлыкову теперь крепко пригодиться; своего же брата он характеризовал только положительно. А еще Шлыков решил замолвить словечко за Соломкина, который свел на нет уголовное дело в отношении Парамошкина. Почему бы его тоже не повысить, скажем, до уровня заместителя начальника службы. Обо всем этом и попросил.

— Все? — спросил Скоркин, выслушав.

— Да, больше пока ничего. — Извинился, что вопросы не связаны непосредственно с работой.

Скоркин долго молчал, потом нажал на кнопку вызова. Услышав голос Сушкова, сказал:

— Разберись, и побыстрей, заслуживают ли работы с большим объемом майор внутренней службы Негода с колонии и тоже майор, но милиции, Соломкин с БХСС. Доложи свое мнение. — Потом попросил секретаря связать его с начальником УВД Махиновым, а перед уходом Шлыкова губернатор сказал:

— Постараюсь все, что просите, сделать.

На том и расстались.

XXV

Ирина получила телеграмму от заболевшей тетки, в которой та просила ее приехать. Тетка Ирине всегда помогала, не поехать нельзя. Кроме того, она одинока, в случае смерти вполне возможно солидное наследство, это Ирина тоже учитывала. Раздумывать не стала. Предупредив Рюмина, она вечером выехала к родственнице поездом.

Отъезд жены был для Григория как нельзя кстати. Надя лежит в роддоме и со дня на день должна родить. Кого? Сына или дочку? Состояние Григория, как всегда, подвешенное. Ох уж эта раздвоенность и неуверенность в себе! Ну почему у него всегда так? Что за дурацкий характер? Однако всем своим нутром он чувствует, ощущает, что неумолимо приближается именно тот миг в его жизни, когда все кардинально изменится. Но как? С кем же он все-таки останется: с Ириной или с Надей? Никогда не думал, что с Ириной наступит разлад, ведь как поначалу было хорошо. И все из-за Рюмина — благодетель нашелся! Неопределенность волновала и выбивала из рабочей колеи. Хоть бы одним глазком заглянуть чуть вперед и узнать, что же его ожидает.

Вечером следующего дня позвонила Ирина. Сказала, что состояние тетки критическое и она на несколько дней задержится. Просила известить Рюмина. Григорий подумал, что могла бы и сама это сделать, но утром заехал в офис и просьбу жены выполнил. Искоса поглядывая на Григория, Рюмин преподнес ему еще одну новость: Надя родила мальчика. Спросил, вместе поедут поздравлять или порознь, а сам глядит с хитроватой улыбочкой, будто сказать хочет: мол, у тебя, папаша, сынок родился.

Григорий от совместной поездки отказался. Сказал, что поздравит сам, но чуть позже. Рюмин пожал плечами: сам так сам. А в душе Парамошкина клубок противоречивых чувств, сплошная сумятица, и радость, и тревога. Радость, что родился сын, которого так ждал и не дождался отец. Переживаний тоже хоть отбавляй. Характерец-то оказался трусливый. Ребенка сотворил, а теперь боится. Боится, что узнают Ирина и Рюмин, боится, что люди не так подумают. Скорей бы переболеть этой трусостью, самоутвердиться и остепениться. В принципе ничего страшного не произошло, таких случаев сколько угодно. И вообще, ему наплевать, кто и что о нем подумает. Ближе к вечеру поедет в роддом и поздравит Надюшу. Кем представиться? Ничего, как-нибудь представится. Мужем, к примеру.

Интересно, а как поступил бы в этой ситуации Рюмин? Ему-то проще — не он отец ребенка. С букетом цветов, конечно, явится и что-нибудь из деликатесов прихватит для Нади. Да еще подарочек главврачу. Ладно, и он, Григорий, не хуже, скупердяйничать не станет, не нищий в конце концов. А еще — преподнесет Наде что-то на память. Надо подумать, что. И это будет подарок от настоящего мужчины. Ее слова. Да, все сомнения прочь. Сын родился! В душе должно быть только ликование. А с Ириной разберется, хватит играть. Быстрей, быстрей к своей Надюше и сынишке-крохотулечке!…

Роддомовские препоны преодолеть оказалось не так уж и сложно. Рожениц мало, все наперечет. Преподнес сестричке, что высунула голову из окошка, коробку конфет и оказался у заместителя главного врача — главврач была в отпуске. Несколько комплиментов с презентом молодой особе, и его, облаченного в белый халат, сопроводили в палату. Условия у Нади идеальные, лежит одна — Рюмин постарался. Наконец остались вдвоем. Поначалу растерялся, даже про цветы и пакет с едой забыл. Надя бледна, но глаза светятся радостно. "Милая, милая, милая!…" — пела душа Григория. Нагнувшись, поцеловал ее, потом поставил в вазу цветы. Там уже стоял шикарный букет роз. Присел рядышком.

— Ну как, Надюш?

— Самое страшное уже позади…

— Я так рад, так рад! Какой он, скажи?

— О-о, богатырь, весь в тебя. — Теплая, радостная волна колыхнула Григория снизу доверху.

— Как назовем?

— Ей-Богу не думала, но можно и Ваней, в память о твоем отце. Если, конечно, не возражаешь?

— Да ты что! Спасибо тебе, родная, спасибо, мать так обрадуется…

— Ты ей скажешь?

— Она уже знает. Слушай, Надюш, а поглядеть можно на сыночка? — Внутри Григория все пело, страхи исчезли или затаились где-то далеко-далеко.

— Сейчас поднесут к окошку. — Надя улыбнулась. — Ближе нельзя. А вон, кажется, и сестричка идет. Посмотри.

Григорий подошел на цыпочках, осторожно и стал смотреть на своего первенца. Немножко разочаровался: такой малюсенький, красненький. Глазки закрыты, спит. Этот человечек — сын его, плоть и кровь его… И вновь — волна радости. Подумал, теперь у него тоже есть сынишка, сынуленька. Подойдя к Наде, благодарно поцеловал ее.

— Ну как? — спросила она.

— Настоящий мужчина, — ответил Григорий ее же словами. Загнул, конечно, малость, но ей приятно, глаза так и искрятся счастьем.