Через несколько дней для несчастных женщин начался новый режим истязания их. Метелиус приказал приготовить все необходимое для наказания и спокойно ждал появления двух своих жертв.
Мать и дочь вошли, ведомые или, вернее, влекомые двумя черными невольниками, которые должны были подвергнуть женщин, истязаниям по приказу их господина. Цесилия плакала горючими слезами от страха наказания плетью и особенно от предстоящего позора быть обнаженной. Юлия снаружи пыталась казаться спокойной, хотя внутри испытывала ужас быть в полной зависимости от флагелляторских капризов Метелиуса. К тому же, хотя и рабыня, она, благодаря своей красоте, до сих пор умела подчинять себе своих господ и никогда не была телесно наказана, если не считать трех или четырех раз, когда она была наказана розгами отцом или матерью совсем маленькой девочкой. Правда, последний раз, за излишнее кокетство с сыном хозяина, отец прежестоко высек ее розгами, но ей было тогда двенадцать лет и она совершенно забыла теперь об этом неприятном событии. Она отлично знала, какие страшные мучения испытывают наказываемые телесно женщины, так как сама приказывала нередко наказывать провинившихся служанок, но наказывала их только розгами сама или приказывала сечь женской прислуге. Она ни разу не наказывала женщин плетьми, а также не только не поручала наказывать розгами мужчине, а даже держать наказываемую мужчинам. Свою же дочь она никогда не секла. Зная хорошо римлянина, она не сомневалась, что их обеих ожидает страшно жестокое наказание плетьми.
В черных глазах патриция блеснул недобрый огонек, когда он увидел молодую девушку всю в слезах, а мать дрожащей от страха. Руки его сжались в кулаки и был момент, что он готов был броситься на Цесилию и начать ее бить. Испуганная девушка была в эту минуту как то особенно хороша: раскрасневшиеся от волнения щеки, блестящие от слез глаза, испуганные движения еще более усиливали ее и без того дивную красоту. Однако, Метелиус сдержал себя, он не хотел выдать, что красота девушки произвела на него впечатление. Как самая обыкновенная рабыня, она сделается игрушкой плети палачей. Что касается до Юлии, то она в глазах его была просто опасная интриганка, заслуживающая самого беспощадного наказания плетьми. После нескольких минут полного молчания, Метелиус заговорил; голос его звучал жестоко и с насмешкой:
— Привет вам, целомудренная матрона и непорочная девица, — сказал он. — Вы не хотели меня иметь супругом. Я тебе, Цесилия, представляю мужа, которого я тебе выбрал.
Он указал рукой на одного из негров, — черного колосса с чисто животным лицом, которое осклабилось в широкую улыбку и показало ряд белых зубов. Молодая девушка бросилась к матери и спрятала свое лицо на ее груди, отчаянно зарыдав.
— Ты, кажется, не особенно влюблена в него, — продолжал Метелиус, — и не расположена быть с ним благосклонной, хотя он красивый мужчина. Сейчас ты будешь к нему более любезной, после того, как он угостит твое тело плетью.
Цесилия еще сильнее прижалась к своей матери, которая, рыдая, обняла дочь, как бы желая ее защитить.
— Трогательная картина любви дочери, — сказал с насмешкой римлянин. — Вы отлично подражали манерам римских дам и, подобно последним, ты, Юлия, должна научить свою дочь послушанию.
— Ты — господин, — отвечала женщина, подняв высоко голову, — вели бить, если ты безжалостен, но не издевайся над нашим несчастьем.
— Шутка довольно удачная, — возразил, смеясь, Метелиус. — Две рабыни, которые должны были бы на коленях умолять меня о прощении, начинают мне проповедовать мораль. Клянусь Юпитером! Видно, что вас еще никогда не наказывали.
— Пощади нас, всемогущий, — прошептала молодая девушка.
— Слушай, Цесилия, — продолжал молодой человек, — ты еще невинна, и я никогда не простил бы себе, что выдал тебя замуж не вполне осведомленной. Так как твоя мать не хочет помочь тебе своими советами, пусть она научит примером.
— Что хочешь ты этим сказать? — спросила с испугом Юлия.
— Очень просто, моя красавица, сейчас я велю моим неграм сечь тебя плетьми. Я тебе предоставляю выбор, или приказать Цесилии беспрекословно слушаться меня или я велю тебя сечь при ней, чтобы она наглядно могла убедиться в пользе послушания.
— О, это слишком гнусно, — вскричала в негодовании Юлия, — велеть сечь меня мужчинам на глазах моей дочери! Это ужасно!
— Я теперь ясно вижу, что только одна твоя гордость мешает тебе оценить всю мою умеренность. Только одна плеть в силах заставить женщину понимать. Сейчас тебя мои рабы познакомят с ее ласками.
Тотчас же негры оттащили Цесилию от матери. Молодая девушка упала на колени и закрыла лицо обеими руками. Когда Юлия почувствовала, как ее схватили негры, то стала отчаянно сопротивляться и кричать.
— Не утомляй напрасно своего голоса, — сказал Метелиус, — он тебе сейчас понадобится.
— Прикажешь господин, наказывать ее хорошенько? — спросил один из негров.
— Секите ее по крупу посильнее, но только, чтобы кожа не была иссечена до крови! Пускай она познакомится только с плетью.
— Будь спокоен, господин, я только что хорошо смазал хвосты плети салом, чтобы они лучше хлестали тело.
Палачи растягивают и привязывают несчастную женщину на деревянной кобыле. Теперь она вполне уже беззащитна. Один из негров поднял ее одежду и обнажил тело до талии. Чувствуя, что ее окружают мужчины, Юлия ребяческим жестом старается спрятать свое лицо, прижимая его к кобыле, как бы стараясь скрыть свой позор.
Цесилия продолжает истерически рыдать.
Метелиус тоже подошел к кобыле и, тронув рукой круп Юлии, сказал:
— У тебя, действительно, прекрасный круп и славная кожа. Смотри, Цесилия, как и тебя сейчас будут наказывать.
— Прости нас, господин, — пролепетала Цесилия, упав к ногам Метелиуса.
— Клянусь Юпитером, вы обе заслуживаете за ваш обман хороших плетей. Начинайте, негры, наказывать и дайте ей понять, что у нее есть теперь господин.
Тотчас же негры начали истязание. От первого же удара круп несчастной женщины быстро поднимается, чтобы в ту же секунду опуститься и отчаянный крик, одновременно, вырывается из груди. Гибкие хвосты плети ложатся вдоль всего тела женщины, обжигая своими жгучими ласками самые чувствительные места. Крики наказываемой становятся резче и продолжительнее.
Теперь уже Юлия кричит почти безостановочно и, с каждым новым ударом плети, все сильнее и сильнее. Благодаря своей тонкой коже, она испытывает невыразимые страдания. Негры наказывают спокойно и медленно, ударяя каждый раз по выбранному заранее месту и, после каждого удара, на теле появляется красная полоса. Плеть обжигает круп наказываемой и даже ложится на талию и ляжки. Кровавые полосы все растут числом и, видимо, сближаются одна с другой. Из утонченности жертва не была притянута к кобыле вплотную, почему может биться. Она извивается всем телом при каждом прикосновении ужасной плети. Круп подпрыгивает скачками; когда плеть ударяет по нему, ягодицы сжимаются, становятся более округленными, потом, вдруг, расплющиваются, как будто этим движением наказываемая старается уменьшить свою боль.