В моей голове роились ожидаемые аналогии с радиацией, но предложить я ничего внятного не мог. Если черным камнем могла оказаться какая-нибудь урановая смолка, то что из себя представляет золотой, я не знал. И уж никогда не слыхал, чтобы два излучающих изотопа друг друга нейтрализовывали.
— Может, у них защита была, у строителей этих, — робко предположил я, наконец.
— Может, и была. Может, людей было так много, что каждый рядом с камнями находился совсем чуть-чуть. Хотя поверить в это сложно. Ведь подгонять их друг к другу надо точно, чтобы смертоносный выдох одного точно уравновесил жадный вдох другого. То есть желтых и черных должно быть поровну с точностью до горсти.
Я так и не понял, про вдох и выдох — это поэтическая метафора или строгий термин.
— Ладно, мы с тобой попали в старый-престарый замок, которому много лет и который стоит бездну сил и денег. Что из этого следует?
— Ну, прежде всего, что Реттен был прав. Средний колдун, наткнувшись на такое богатство, может попробовать сыграть в свою собственную игру. В столице Смарис действительно, скорее всего, не знают о том, что тут происходит. Хотя, запросто может оказаться, что не потянет средний колдун такое количество золота и тьмы. Кстати, не на этот ли замок и сам Кей зубы точил? Черный Король, да с магической подготовкой… Это как раз для него гостинец. С его помощью король может и императором стать, — Сайни осекся. Вспомнил, наверное, что я слышал о его "королевском" статусе. Я предпочел по этой половице не ходить — еще провалюсь.
— Хорошо, Реттен был прав. Но дети где и делать нам чего?
— Пока — ждать. Разбираться. Пытаться понять, где мы очутились. Вот если Дрик и Юля тут — тогда уже действовать. В твоей неожиданной манере.
— В моей?!
— А то в чьей же? Грибом-колючкой самого Кея Реттена свалить — в это никто бы не поверил.
— Да говорю ж тебе, я тут ни при чем.
— В твоей сумке он вырос? В твоей. Ты вилсипед вел, когда в сумку выстрелил гриб — ты. Реттен к тебе подошел — к тебе.
По-моему, сам факт того, что Князь, грозный и непобедимый, чуть было не отправивший его к праотцам, погиб столь странной смертью — нелепой, немыслимой — не давал Сайни покоя. Не давал больше, чем факт нашего пленения. Судя по всему, мой спутник находился в состоянии легкой прострации. Обычно деятельный и, главное, куда лучше моего разбирающийся в местных реалиях, он в нашем походе командовал, а я подчинялся. Обоих это устраивало. А теперь "ждать, разбираться". Из моего словарика выражения. Впрочем, чем я тогда недоволен? Ничего более внятного предложить все равно не могу.
— Ладно, ждать так ждать. Не возражаешь, если я совмещу ожидание со сном. А то после всех этих рыцарских турниров и водных скачек организм покоя требует. Вишь, зеваю так, что желудок виден.
С этими словами я забрался на ближайший лежак — как был, в штанах и обуви (причем и то и другое мокрое). И закрыл глаза, собираясь крепко придавить на массу, не дожидаясь ответа Лелека.
Ответить Лелек не успел. Надсадно завизжал болт, выдираемый из дверного косяка. Завизжал — и сломался со звонким "крак". К нам пожаловали гости. Аж четыре здоровых амбала со взведенными арбалетами (ну еще бы, после бойни на пляже наша двоица вполне могла считаться особо опасной), какой-то неприятный типус с колючими злыми глазками и тетка. Тетка, кажется, была здесь главной.
Я говорил, что Лелек был выбит из колеи смертью Реттена? Так вот, практически соврал. Тогда он, можно сказать, лишь слегка удивился. А теперь… ТАКИМ изумленным я Сайни ни разу не видел. Приоткрытый рот, вытаращенные глаза — все дурацкие киношные атрибуты на лице. Кажется, он хотел что-то сказать, но подавился словами. Причем пялился он именно на вошедшую тетку. Или, если угодно, даму.
Не знаю, что его так ошарашило. Ну тетка и тетка, не первой молодости, чуть высохшая (но не до состояния старой селедки), с короткой и какой-то кривой стрижкой. Бледная какая-то — тусклые белобрысые волосы, губы чуть-чуть розовее щек, а щеки цвета пыльной слоновой кости. Хотя, может, освещение такое… Явно властная. Похоже, умная — судя по глазам. Но ничего выдающегося, за исключением брючного костюма (университетские дамы носили все больше балахонистые одеяния, хотя юницы встречались и в брючках). Я, было, подумал, что это очередная Лелекова знакомая. Но он и на Князя так не смотрел. Не просто знакомая, а давно почившая родственница? Школьная учительница? Право, не знаю, что так могло удивить моего, в общем, не склонного к излишней эмоциональности спутника.
В руки он себя взял в рекордно короткие сроки. Но раз я столь бурный всплеск заметил, значит, визитеры смогли.
Однако виду не подали. Более того, ни звука не произнесли. Пауза затягивалась. И я аж вздрогнул, когда невольно нарушил ее наполненную смыслом тишину самым плебейским скрипом. Скрипел, конечно, не я, а топчан, с которого ваш покорный слуга решил встать. Все-таки в помещение люди зашли, да еще хозяева, да еще дама. А я тут валяюсь быдлом невоспитанным. Словом, остатки джентльментсва взыграли в соответствующем месте — и под местом заскрипело.
На меня взглянули с явным неудовольствием — такую торжественность момента испортил. И тут же взгляд хозяйки бала сменился — из презрительного стал пронзительным, как рентгеновский аппарат старого образца. Рискну ошибиться, но, по-моему, она была удивлена немногим меньше Лелека, только справилась быстрее — по лицу мелькнула лишь тень эмоции. Но ясная такая, отчетливая, с многозначительным "ага" где-то на заднем плане. На мой счет явно были сделаны какие-то выводы. Знать бы, какие…
— Итак, дорогие мои, — заговорила, наконец, дама на чистом Криимэ, но с неожиданным мягким "г", как принято в Украине. — Наверное, я должна бы сказать вам "спасибо". Вы избавили меня от опасного и сильного противника. Осталось только понять, зачем вы это сделали. Заметьте, вопроса "как" я не задаю.
По-моему, тетя не лишена некоего самолюбования. Очень хочется ей казаться знающей, значительной и вообще "номером раз". У меня начальница такая была.
Следовало что-то ответить. Но Сайни молчал. Причем, по-моему, не целенаправленно держал паузу, а просто не находил, что сказать. Мне почему-то стало жутко неудобно, и я брякнул:
— Позволено ли нам будет узнать, под чьей крышей очутились двое мирных путников?
Честно, не знаю, почему эдак завернул. Я и по-русски так могу только на письме, если напрягусь. А тут еще и языковой барьер… Но, кажется, сработало. В том смысле, что тетке пришлось напрячься, чтобы понять, о чем я.
— Позволено. Можете звать меня Блакрис. Теперь я хочу услышать ваши имена. По-хорошему же гости должны представляться первыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});