и не стремился к этому. Но «продавался» он за границей очень хорошо. За один лишь проданный за границу «Дом на набережной» (напечатанный в «Дружбе народов» в 1976 году) советское правительство закупило энное количество труб большого диаметра для нефтепровода «Дружба», станки с числовым программным управлением, завод по производству «Пепси-колы» и т. д., и т. п. Так что самые продаваемые писатели никогда на шее ни у кого не сидели, а пахали, не то что их некоторые коллеги. Первым Юрий Трифонов был и в литературе.
Юрий Валентинович зачастую появлялся на Большой Бронной «в твидовом пиджаке, в синтетической рубашке без галстука, но с застегнутым воротом, в круглых роговых очках, с неторопливым “В-о-от” на полных негритянских губах». А на откровенный вопрос Бориса Панкина об истоках своей творческой плодотворности как-то ответил: «Вот вы слышали, наверное, поговорку: у каждой собаки свой час лаять. И он быстро проходит…» Как в воду он глядел…
Продавали права не только на трифоновскую прозу, но и на инсценировки. Показательная история случилась как-то на Секретариате ЦК КПСС. В 1980 году Юрий Любимов поставил в Театре на Таганке «Дом на набережной». Глебова играли в очередь Вениамин Смехов и Валерий Золотухин. Музыку к спектаклю сочинил Эдисон Денисов. Спектакль сразу стал аншлаговым, билетов было не достать. ВААП успешно продало права на постановку за рубеж. И почти сразу в ЦК пришла «телега», где сообщалось, что ВААП проталкивает на Запад идейно порочные произведения. Товарищ Суслов, которого подчиненные за глаза прозвали «Михаландрев» (звали его так – Михаил Андреевич), осудил не только Таганку с Любимовым, но и ВААП. Он сказал, что там «голые женщины по сцене летают», – имелся в виду спектакль «Мастер и Маргарита», а еще «вздумали для чего-то старое ворошить». Это как раз относилось к «Дому на набережной», который Суслов упорно называл «Дом правительства». Помощники пытались ему подсказать истинное название, а он все равно говорил по-своему.
Свалив все в кучу, и «Дом правительства», и «Мастера и Маргариту», Михаил Андреевич молвил свое веское слово второго человека в государстве: «Конечно, если мы будем продавать такие вещи, как вот эта книга, я на днях прочитал – про дом правительства… Они на Западе миллионы заплатят за такое, но мы идеологией не торгуем». Попытка главы ВААПа оправдаться – «мол, Женевская международная конвенция не предусматривает возможности отказа зарубежным партнерам в уступке прав на произведения советских авторов» – Суслова не убедила. При чем здесь Женева? Мы в другой стране живем. Кроме того, деньги все же пахнут, так можно было трактовать отповедь главного идеолога. В итоге в работе ВААПа решили разобраться. Кончилось все для Бориса Панкина и «его писателей» хорошо (то есть плохо, конечно!): вскоре в 1982 году товарищ Суслов умер. В том же году Борис Панкин отправился в Швецию послом, дружить с Астрид Линдгрен.
Сейчас трудно представить, какое значение для советских писателей имело ВААП, насколько менялась повседневная жизнь при соприкосновении с этой организацией. Однажды Михаил Шолохов обратился к директору агентства с необычной просьбой – нужна валюта на новые покрышки для его «мерседеса». Ну как отказать нобелевскому лауреату? Тем более что гонорары из-за границы за издания шолоховских произведений поступали регулярно. Валюту нашли, колеса купили. Благодарный Михаил Александрович от души пригласил директора на рыбалку, на стерлядь.
Когда советским писателям разрешали выехать за границу (само собой и чаще всего в составе делегации), им также выдавали заработанные деньги в иностранной валюте. В 1966 году группу литераторов отправили в Западную Германию. Самым известным участником той поездки был Александр Бек, у которого на валютном счете хранилась довольно крупная сумма. Но снять ее он не имел права: чиновники ВААП сами решали, сколько ему выдать на руки. «Бек запросил две тысячи западногерманских марок, – вспоминает Александр Борин, – рассчитывая, что, может быть, дадут пятьсот. А ему выдали все две тысячи. Он сказал мне: “Никаких вещей я не беру. По приезде в Кёльн садимся в такси и едем по магазинам”»{535}. В Кёльне практичный Бек купил себе отличный плащ, что, естественно, не осталось незамеченным его коллегами, а также сопровождающей сотрудницей из компетентных органов.
На обратном пути писатели остановились в Праге. Но чехословацкая турфирма забыла заказать номера и делегации предложили переночевать в захолустном спортивном общежитии, которое к тому же находилось где-то за городом. «Каждому из нас, – продолжает Борин, – разрешалось обменять рубли на сто крон, стало быть, у нас с женой было двести крон, столько же получили и Бек с Наталией Всеволодовной (женой. – А. В.). И тогда Александр Альфредович предложил: “Двухкомнатный люкс стоит как раз четыреста крон. Мы можем сообща его снять и жить по-человечески. Зачем нам деньги? Нас кормит турфирма”. Так и сделали. Вся группа уехала, а мы с Беками до поздней ночи гуляли по прекрасной Праге. Наутро, выспавшись, приняв душ, очень довольные вышли к завтраку. Появились и наши спутники. Злые, раздраженные, в этом общежитии не оказалось даже полотенец. К нашему столику подошел метрдотель и, извинившись, спросил, кто здесь есть пан Бек. Александр Альфредович отозвался. “Прошу прощения, – сказал метрдотель, – но пана любезно просит пожаловать портье отеля”. “Наверное, мы недоплатили”, – шепнул мне Бек. А это уже вырастало в целую проблему: рубли у нас были, но все, что тогда разрешалось обменять на кроны, мы уже обменяли. У Бека оставалась и валюта, но в ту пору в социалистической Чехословакии она не ходила. Возвратился Бек минут через десять. Очень смущенный. В руке он держал… четыре стокроновые бумажки. Оказалось, ему вернули все наши деньги. Он, как почетный гражданин Праги, имел право на бесплатную гостиницу. А так как номер был оформлен на Бека, то деньги ему и отдали»{536}. Ну а другие члены советской делегации едва не лопнули от зависти. Поучительная история…
Лишь с 1991 года советские писатели получили право свободного распоряжения своими авторскими правами и самостоятельного заключения договоров с западными издательствами. А вскоре и само понятие «советский писатель» исчезло.
Развивая тему о финансовых источниках, обеспечивавших писателям безбедное существование, нельзя пройти мимо такого вопроса, как возможность потратить заработанные гонорары. Речь идет уже не о зарубежных отчислениях, а об оплате за публикации в своем отечестве. Здесь также все зависело от известности писателя и его номенклатурного ранга. Но и те писатели, чьи произведения не залеживались на полках книжных магазинов, высказывались неоднозначно. «Разве что мне как лауреату платили немного больше. Так, за книгу прозы страниц на 500 мог купить “Жигули”. Только вот покупать не то что машину, а многое из того, что было необходимо, не представлялось возможности. Товары, пользовавшиеся спросом, тем более повышенным, свободно не продавались. Чтобы их приобрести, приходилось обращаться к властям (главным образом – партийным) или иметь блат в