Я вскинулась:
— ГаэтВетер. Он… не человек, принцесса.
Что-то в голове у меня начало складываться. Я осмелела настолько, что заглянула Мораг в лицо:
— Он… не сразу привез тебя в замок, да? Он… он сперва отвез тебя на ту сторону! Там тебя вылечили. В серединном мире тебе никто не мог помочь!
— Какая еще «та сторона»? Что ты мне сказки рассказываешь?
— Это не сказки, принцесса! Посмотрись в зеркало! Из лесу Ветер повез тебя не в замок, а в Сумерки. Вспомни же!
— Черт его знает, куда он меня повез… — принцесса нахмурилась, явно напрягая память.
Надо было бы дать ей подумать, но догадка жгла мне язык:
— Там иначе идет время, на той стороне. Там могла пройти неделя, месяц, а вернули тебя в тот же день и в тот же час.
Она покосилась недоверчиво.
— Да?
— Кроме того, — продолжала я, — они способны исцелять очень тяжелые раны и восстанавливать плоть. Я это не понаслышке знаю. Однажды… случилось так, что я сожгла обе руки. Обе. По запястье. До кости…
— Ты пришла за древней мудростью, маленькая смертная? — спросил Вран. — Ты ищешь то, чем не обладает человечий колдун?
— Да… — прошептала я. — Что значит: «дело в том, кто платит»?
— А! Плата — это, знаешь ли, один из основных способов добиться желаемого в волшбе. Ты, например, готова заплатить за мудрость?
— Конечно!
— Тогда держи. — И он точным и небрежным движением вложил мне в руки только что снятую с трубки раковину из перламутрового стекла.
Она еще не остыла.
Сказать по правде, ей надо было остывать несколько часов, чтобы я могла безбоязненно взять ее. Она была… Ладони мои мгновенно высохли и прикипели к сияющим бокам. Они стали подобны истлевщим прошлогодним листьям, проволочному каркасу, кое-как удерживающему бурую выкрашивающуюся плоть.
Отшвырнуть подарок не удалось — похоже, кости вплавились в стекло. Я попыталась сунуть раковину Врану — но не смогла до него дотянуться, хотя он стоял совсем близко. Я хотела бежать, но не двигалась с места, хотела упасть на пол, но оставалась на ногах, все острые углы и твердые поверхности оказались недосягаемы.
Вран отстраненно разглядывал меня. Ни сочувствия, ни неприязни — словно алхимик, поместивший катализатор в реагент, и теперь наблюдающий за тем, что получилось.
— Вран! Забери ее!
Он отрицательно покачал головой.
— Это иллюзия, да? Ты заколдовал меня!
— Все на самом деле, смертная. Я только не подпускаю боль, чтобы ты могла думать.
— Это ловушка?
Он пожал плечами:
— Если ты так считаешь, то да.
— Что мне делать?
— Плати. Ты же согласилась.
Мораг что-то сказала и я очнулась.
— А?
— Рассказывай, "А!" Что приключилось с твоими руками?
— Сгорели, я же сказала. Я сдуру схватилась за неостывшее стекло.
— И кто тебя вылечил? Этот, Ветер?
— Нет, Ветер не целитель, он воин. Вылечил меня волшебник с той стороны, Вран. Ни шрамов не осталось, ничего. Я думаю, что тебя тоже вылечил он.
— Хм… — Принцесса передернула плечами. — Не знаю, кто там меня лечил. Я очнулась уже здесь, а этого твоего приятеля и след простыл. Ютер сказал, что меня привез какой-то рыжий странствующий рыцарь, и что у нас его никто не знает. Так кто он, этот Ветер, бес его забери?
— Он из Сумерек, миледи. Из холмов.
— Дролери?
— Ну… да, хотя они так себя не называют. Он почему-то помог тебе.
— Пожалел? — Она снова коснулась шрама.
— Не знаю. Вряд ли. Им как-то несвойственна жалость, насколько я могу судить. У Гаэта были свои соображения. — Мораг хмыкнула, а я добавила по какому-то наитию: — Он сказал, что ты очень сильная.
— Экая новость.
— Нет, не в смысле физической силы. Он говорил о силе духа, об ауре, о тех эманациях, которые мы излучаем. Они очень хорошо это чувствуют.
Мораг как-то устало покачала головой:
— И откуда у тебя такие знакомства?
— Я жила рядом с ними четверть века. Ю думает, что я умерла, утонула тогда в реке. Но это не так.
— Тебя забрали в холмы…
— … в Сумерки.
Странное дело, но Мораг восприняла это спокойно, как должное, даже кивнула. Может быть из-за того, что сама только что подверглась чудесному превращению. Я на всякий случай поспешила указать ей на это еще раз:
— Тебя ведь тоже забрали в Сумерки, миледи. Сегодня. Сегодня же и вернули, а могли вернуть и через тридцать, и через сто лет.
— Угу. Только не видела я никаких Сумерек. Я спала.
— Может, не помнишь?
— Может, не помню. — Она помолчала. — Но рожу мне эта тварь раскроила, это помню. Это я очень хорошо помню. Я думала, насовсем ослепну. Черт! Проснулась, а глаза видят, нос дышит… Я говорю Ютеру — зеркало дай, а он перепугался, дурак. Не дает. Потом все-таки дал.
— А в зеркале только один шрам!
— Вот именно! Я чуть не рехнулась. Я же помню, что со мной было.
— Плохо было.
— Дерьмо полное было! Не лицо, а вспаханное поле. Разваливалось в руках как… тыква гнилая.
Она, словно еще не веря, коснулась кончиками пальцев лба, бровей, скул… задержалась у сомкнутой горячей трещины шрама с кристалликами лимфы по краю. Отличная кожа у принцессы, гладкая как полированный металл, на ней даже пор почти не видно, не то что каких-то рубцов или царапин.
— Интересно, почему один шрам тебе все-таки оставили?
Она коротко, лающе рассмеялась:
— Чтоб совсем не чокнулась, наверное. — И снова потерла ключицы.
Я окончательно осмелела:
— У тебя есть платок?
— Какой платок?
— Любой. Платок, салфетка. Я принесла тебе мертвую воду, она заращивает шрамы. Надо намочить платок и приложить к щеке.
— А… — Принцесса посмотрела на флягу в моих руках. — Вот зачем ты пришла. Ну, спасибо. Дьявол, спасибо! Я, наверное, должна тебя отблагодарить. Ты уже второй раз помогаешь мне в этих гребаных передрягах.
— Ммм… — Я отвела глаза.
Оба раза получалось так, что не будь меня, принцесса справилась бы со всем этим передрягами быстрее и без увечий.
Она вдруг прищурилась:
— Э, а не ты ли там была, на берегу, возле речки? Там какая-то дура суетилась, помню. Визжала громко.
— Я не нарочно…
— Ах, вот оно что! А я удивляюсь, как это так получилось, что ты на меня там наткнулась… Испугалась твари, да?
— Это не тварь. Это несчастное перепуганное существо. Он разумен, между прочим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});