Он много читал о зачистке Храма. Объяснения, версии, проклятия – и сухое пошаговое описание процесса. Тогда он всего этого не знал. Не мог знать. И понимать не мог. Он просто проснулся от того, что на него обрушился свод.
Эрикэн машинально коснулся изображения рукою. Он был сильный. Дело в том, что он был весьма чувствителен к Силе. И вообще одарён. Два года от роду, но ощущение кровавого шторма, который бьёт тебя прямо в мозги, было воспринято им напрямую. С одной стороны – сильный. С другой пока что слишком маленький, чтобы закрыться. Да, то был шторм…
Он отвернулся от изображения и подошёл к машине. Набрал код Мон Мотмы. Если б та была вне доступа, машина сообщила об этом. Но на экране почти тотчас появилось бледное, но энергичное лицо с сухо блестящими глазами.
-Тер?
-Госпожа Мон, мне придти к вам или…
-Говори по связи, - кивнула Мотма. – Полная защита.
Полная защита, иронически отметил Эрикэн. Как же. Только придурок не поймёт, что госпожа Мон всегда, когда это было только можно, до минимума сокращала непосредственные контакты со своими джедаями.
Сейчас это было ему безразлично.
-Госпожа Мон, - сказал он неторопливо, - состояние пленников стабильно. Систему защиты обеспечивают энергетическое поле и семеро в смене, - слово “джедаев” не было произнесено, поскольку контекст был понятен обоим. И Эрикэн никогда до конца не доверял связи.
-Замечательно, - кивнула Мотма.
-Я хочу у вас узнать, - продолжил Эрикэн, - каковы ваши планы относительно пленников, - слово “ситхи” не было произнесено по той же причине. – От этого зависит распланировка смен и вообще способ контроля.
-Мои планы…
-Это ваше дело, я понимаю, - ответил Эрикэн сухо. – Но в мою компетенцию входит поддерживание их в живом, безопасном и функциональном состоянии. Я могу накачать их наркотиками под завязку. Но тогда они будут непригодны для допроса в течение долгого времени. И если вам окажется нужным…
-Мне нужно, - холодно сказала Мотма, - чтобы они были безопасны и вменяемы. Сколь угодно долго. У тебя есть джедаи. Вот пусть они и поработают. Между прочим, до этих пор я вас не сильно нагружала.
А она сильно нервничает, машинально отметил Эрикэн.
-Хорошо, - ответил он флегматично. – Тогда я распределю своих подчинённых посменно. Для допроса вы пришлёте своих?
-Это тебя не касается, - отрезала Мотма. Затем сочла, что допустила ошибку. – Чем меньше ты будешь знать о конкретике процесса, тем лучше. Безопасней, - добавила она примирительно.
-Хорошо, - столь же флегматично ответил Эрикэн. – Тогда я распределю смены, и мы будем работать по заданному режиму. Пока пленники вам не понадобятся.
-Да. Именно так, - кивнула Мотма.
-И последний вопрос, - сказал он, видя, что та хочет прервать связь. – Насколько понимаю, при выходе к планете мы останемся с нашими подопечными на орбите в корабле?
-Конечно, - подтвердила Мотма. – В целях безопасности.
Он кивнул.
Она прервала связь.
Эрикэн некоторое время смотрел на машину. Выключать её не было смысла. Надо работать.
Затем его взгляд вновь скользнул на стену. На изображение Храма. Он долго на него смотрел. Гораздо дольше, чем это заслуживала красота вида.
В его два года на него обрушился свод.
Он это помнит. Его память отточена годами тренировок, как послушный инструмент. К тому же ему не дали забыть. А потом всячески помогали поддерживать это состояние. Картинка, запечатленная на сетчатке глаз двухлетнего ребёнка. Специальная техника вспоминания. Достать из темной глубины. Зафиксировать. Впечатать. Ощущать. Помнить.
Он и в самом деле плохо сознавал всё, что было до этого. Размытое пятно жизни. Пятна лиц. И вдруг в одно мгновение всё переменилось.
На него упал свод. Ощущение стремительной боли, ударившей сверху. Темнота. Крик. Резкий крик по нервам в темноте. Смерть. Смерть. Смерть. Огонь. Залп. Смерть. Резким всплеском. Криком агонии в ответ. Смерть. Опасность. Крик. Нечем дышать от…
Он сел на постели в ночь, и тут его захлестнуло другое. Не на него одного обрушился ужас. Вскочившие фигуры согруппников. Бледная фигура воспитательницы. Качается. Руки прижаты к груди.
Крик. Залп. Смерть. Смерть шла к ним. Окружала. Уничтожала.
Волна.
И обрушилась – другая. Липким холодом в комнате нарастал страх. Страх бледной качающейся фигуры. Страх детей. Сидящие на постелях фигурки. Ловят смерть через Силу.
-Дети, мы…
И тут началось.
Они закричали. Забегали. Рваные волны паники по комнате и стенам. Липкий ужас. Страх. Проваленный, сладковатый, отвратительный запах.
Они боялись. Они кричали. И эта взрослая дура тоже боялась. Мазутными волнами его окатывала чужая паника. Как будто бросало отходами жизнедеятельности. Дерьмом. Ему забило лёгкие. Его ослепило. Зеленоватые и чёрные волны. Крик. Страх. Крик. Липкая паника…
Он не выдержал. Он закричал вместе со всеми, вскочил, расшвырял тех, кто был на его пути, бросился к двери, толкнул её – вон.
-Риииикккииии!!! – крик воспитательницы позади. Он не оглянулся. Он бежал. Прочь. От этих уродов, которые его задушили. Размазанное пятно страха, разложение при жизни, расплывающиеся пятна людей. Гниение заживо. Превращение в лужицу гнили.
Прочь. Туда. Ближе. Где гудит пламя. Где кричит смерть.
Он выскочил из-за угла вместе с залпом. Залпом солдат в белых доспехах по группе машущих мечами храмских. Те отбивали залп. Он остановился. Затормозил. Окаменел. Заворожился. Залп бластеров. Взмах мечей. Залп. Взмах. Бой.
И тут откуда-то высыпала группа повзрослей, чем он, детишек.
И всё затопил страх.
Наверно, они ошиблись коридором. Увидели, куда прибежали. Часть включила недоделанные мечи. Часть бросилась прочь. Часть штурмовиков отделилась от остальных и бросилась к этой группе.
-Нееет! – идиотский крик и не менее идиотские действия. Один из храмских рванул к детям. – Сволочи! Я!..
Его убили. Расстреляли защищавшихся детей. Освободили проход и бросились следом за остальными.
Он почувствовал присутствие у себя за спиной. Дёрнулся, намереваясь бежать от того, кто потащит его обратно. В ту комнату, полную страха. И не двинулся с места.
Это было похоже на серое жёсткое пламя. На глоток воздуха. На ветер.
Он повернулся и посмотрел на того, кто там стоял. Человек. Взрослый. С включённым мечом. Весь в чёрном. Не храмский. Он не мог сказать, почему. Другой.
Они секунду смотрели друг другу в глаза. Его коснулась чужая сила. Отпустила.
-Нравится бой?
Он хотел сказать, что здесь не боятся. Нет, боятся – но не все. Не нашёл слов. Но тот его понял. Присел рядом. Снова посмотрел. Так глубоко заглянул в глаза, что на секунду он перестал чувствовать себя собою. Потом отпустил. Кивнул.
-Я почувствовал тебя издалека.
Поднялся, властным жестом перчатки подозвал одного из штурмовиков.
-Вынеси его из Храма, - кивок на него. – Посади в транспорт, охраняй.
-Есть, сэр.
-Иди с ним, - кивнул человек ему. – Мы с тобой ещё встретимся.
Повернулся – вошёл в бой.
Остаток этой ночи он провёл в большой машине. Рядом с невозмутимым штурмовиком, находящемся в состоянии повышенной боевой готовности. Ловя из Храма звуки боя и смерти. Всё сметающий огонь. Воздух.
-Он не джедай, повелитель.
-Я вижу.
Утром, серым и пропахшим дымом, они летели из Храма прочь. Над городом вился пепел. Рядом с ним сидел усталый человек в чёрном.
-Как тебя зовут?
-Рик, - чётко произнёс он. – Эрикэн.
Он гордился тем, что умеет произносить своё имя.
Человек что-то понял.
-Часто называют Рики?
-Ффу, - ответил он.
Человек улыбнулся:
-Не любишь сюсюканья?
-Фу, - снова ответил он. Им, одарённым, было хорошо. Он мог не понимать смысл слова. Тогда понятие входило в мозг.
-Не любишь страха?
На это он ответить ничего не мог. Как не смог бы ответить на вопрос, почему он бежал на ауру истребления и боя. До этой поры он никогда не испытывал такого. Ни липкого удушья чужого страха. Ни холодной сосредоточенности чужого боя. Его бросило. Оттуда, где он не мог дышать. Туда, где получилось.