Уговоры. Ласка, манипуляции – полный набор рычагов давления, нужно успеть испробовать каждый: какой-нибудь да сработает.
Эмилию, как обычно, швыряет из крайности в крайность в попытке добиться цели: чтобы я ее услышал, понял и сделал так, как нужно только ей. Об искренности даже речи не идет. И как я раньше справлялся со всем этим? Ума не приложу.
Я иду в бассейн и ныряю прямо в одежде, оставляя ее слова и ее саму снаружи. Мне не хочется всплывать и снова слышать это. Я опускаюсь на дно, вспоминая лицо Марианы. Помню каждую его черточку. Ее глаза, ее улыбку. Слышу ее смех.
Она поставила себе цель забыть меня и добьется ее. Мариана очень старательная и упорная, она никогда не отступает от задуманного. Жизнь без нее – кошмарный сон, пугающая пропасть, в которой не действует закон притяжения. Ты застываешь в пространстве, в зачарованном равновесии, в вечном свободном парении между небом и землей и становишься пленником собственных мыслей, что также бесконечны и бессмысленны.
И я не верю, что есть какая-то другая жизнь – там, в будущем. Где я смогу дышать нормально, выглядеть нормально и делать вид, что чувствую себя нормально, как все остальные люди.
Как можно просто жить, зная, что где-то в мире есть она – вдалеке от меня, от воспоминаний о нашей короткой, но такой яркой истории? И она также улыбается, отбрасывает от лица светлые волосы, кусает карандаш за чтением книг, подпевает глупой песенке в душе или болтает с друзьями в парке на траве.
У Марианы больше шансов на нормальную жизнь. У меня их почти нет. Я не верю ни в Бога, ни в черта, но знаю, что чувства могут перевернуть твой мир. Любовь – это точка, в которой схлестнулись божественное и земное. Поэтому только она может пробудить тебя от вечного сна. Или убить.
– С ума сошел?! – Подняв меня на поверхность, орет Эмилия.
Я хватаюсь за бортик, кашляю, а она колотит меня по груди и щекам. Плачет. Я вылезаю из воды и помогаю подняться ей. Она садится рядом, рыдает, отжимает волосы.
– Ты напугал меня! Напугал!
– Прости. – Говорю я, подсаживаясь рядом.
Обнимаю ее за талию, прижимаю к себе. У меня не было в мыслях кончать с жизнью, не знаю, что это было. Со мной сейчас вообще все впервые, я только учусь понимать свои чувства.
– С тобой всегда так тяжело. – Всхлипывает Эмилия, отжимая длинные темные пряди.
– Мне жаль. – Отвечаю я.
Никто и никогда не будет так важен в моей жизни, как Мариана. По телу проходит электрический разряд, как в момент засыпания: мозг проверяет, жив ли я, дает сигнал сердцу: «Бейся». Оно сопротивляется, но восстанавливает ритм.
Вместе со всем темным и грязным Мариана пробудила во мне и что-то настоящее, человеческое, которое могло бы спрятаться обратно в глубины души после нашего расставания, но уже не может и не хочет. Уже пора снова становиться собой прежним – неряшливым, пугающим, безразличным, грубым. Но что-то изменилось, надломилось в прежнем мне и потеряло смысл.
Можно быть каким угодно, но это ее не вернет.
Кем бы я ни был, как бы себя не вел, она больше не будет со мной.
И больше нет ни ярости, ни гнева. Ничего.
* * *
Я ложусь в постель и закрываю глаза. Эмилия устраивается рядом. Несмело придвигается, обнимает меня и облегченно выдыхает – ее не оттолкнули.
Но сон не идет.
Дождавшись, когда она заснет, я поднимаюсь с постели и подхожу к окну. Вижу, как Мариана стоит возле куста с гортензиями и глядит в небо. Свет фонаря позволяет разглядеть ее лицо – по-детски восторженное, слегка наивное: она ловит ртом снежинки и улыбается. Подставляет ладони.
Идет первый снег.
* * *
– Может, сходим куда-нибудь? – Эмилия суетится у плиты.
Ставит перед мной тосты: ломти хлеба, которые она умудрилась сжечь по краям и затем намазала маслом. Наливает кофе в чашку.
Пока из чайника льется кипяток, мне труднее прислушиваться к звукам на лестнице, поэтому я инстинктивно хмурюсь. Мой разум пытается вырвать из тишины дома звуки шагов, хотя, я прекрасно знаю – Мариана ушла еще до того, как мы спустились: тихо, почти беззвучно, она не хотела столкнуться со мной, чтобы избежать неловкой сцены.
– В кафе? Кино? Может, на танцы? – Продолжает перечислять Эмилия.
– Не хочу. – Говорю я, глядя на размытое отражение своего лица на поверхности кофе в чашке.
– Ты и так лежишь уже больше недели, как труп! – Вздыхает она. Придвигает ко мне жженый хлеб, от него воняет гарью. – Хочешь, чтобы я покрылась плесенью? Я и так сижу взаперти в этом доме круглые сутки.
Я поднимаю на нее взгляд. Эмилия поджала пухлые губки, которые она регулярно подкалывает какой-то химией в косметическом салоне. Ей бы уже пора остановиться, но, похоже, эта химия воздействует напрямую на чувство меры – верхняя губа уже слегка оттопырилась, обнажив зубы.
– Так сходи, погуляй. В парк, по магазинам, в салон красоты – я ведь тебя не держу.
– Пф. – Она корчит рожицу. – Одна? У меня нет подруг в этом городе, я ничего тут не знаю.
– Тут я не могу тебе помочь.
– Ты можешь сходить со мной куда-нибудь. – Эмилия наклоняется на стол, выгибает спину. – Мы с тобой тысячу лет не отрывались вместе.
– А ты не думала, что в твоем положении лучше сменить образ жизни на более… хм, спокойный? – Выпрямляюсь я.
– Я хочу жить полной жизнью, пока могу. – Улыбается она. – Потом вылезет пузо, и уже никуда не сходишь, а после рождения ребенка я вообще буду отвратительной и жирной. Представляешь, пока мы найдем няню, пока я приведу себя в форму в спортивном центре: это может и целых полгода пройти! А я еще не старая, чтобы так долго нигде не отдыхать.
– Я не пойду. Не сейчас. – Холодно говорю ей и опускаю взгляд на кофе.
– М-да. Не такого Кая я знала. – Хмыкает Эмилия. Обходит стол, становится сзади и начинает массировать мне плечи. – Если честно, не понимаю, с чего это вдруг ты не можешь взять себя в руки. Что такого страшного в твоей жизни произошло? С арестом все обошлось, даже права вернули! Еще несколько месяцев, и получишь наследство: поделите все с… этой, и мы купим квартиру в центре. Может, и на машину хватит. Ты не думал о том, чтобы забрать у нее внедорожник? Он, кстати, кому достанется? Или придется пилить за него бабки пополам?
– Об этом рано думать. –