Даже полуголая, будучи значительно ниже Макса, Сиена в гневе выглядела внушительно. Сексуальная дьяволица, растерянно подумал про себя Макс.
Съемочная бригада столпилась в дальнем углу двора, опасаясь попасть под горячую руку.
— Что такого страшного в обнаженной груди, если она красива? — взвизгнула Сиена. — Ведь мы с тобой пару раз ездили на нудистский пляж, где я загорала топлесс!
— Это разные вещи, — мрачно сказал Макс.
— Да? Почему разные? Потому что на этот раз я буду с голой грудью на страницах журнала? Ты не хочешь, чтобы мою грудь видели читатели? А ведь мне нужно раскручивать фильм, мне нужна реклама, я хочу делать карьеру! Неужели тебе не ясно, что в карьере вся моя жизнь?
Макс хранил тяжелое молчание. Он знал, что имеет право злиться, но не мог сформулировать причину этого гнева. Когда Сиена начинала визжать, как сейчас, он просто терял слова. В такие моменты Макс чувствовал, что его загнали в ловушку.
— Думаю, ваша девушка прекрасна, она имеет право появиться в журнале топлесс, — вставила толстая журналистка, по всей видимости, имевшая зуб на мужчин, а потому вставшая на защиту Сиены.
— Да уж, в сравнении с нашей коровой всякая покажется прекрасной, — прошептал один осветитель другому. Его гадкая шутка имела успех, раздались хихиканья.
— Ах, значит, она имеет право сниматься топлес? — прошипел Макс, прищурив на журналистку глаза. — Думаете, меня интересует ваше мнение?
Глаза Сиены были наполнены слезами. Гнев куда-то испарился, и она чувствовала себя жалкой и беззащитной. Она и раньше снималась без лифчика, будучи моделью, и Макс видел эти фотографии. Никогда прежде он не реагировал так бурно, и Сиена не понимала, почему он ведет себя грубо.
— Ладно, ребята, — дрожащим голосом сказала девушка съемочной бригаде, — он прав, съемка окончена. Спасибо всем за работу.
Смущенные люди стали собирать реквизит, спеша побыстрее убраться из дома Макмаонов. Толстая журналистка презрительно фыркнула в направлении Макса, подав Сиене лифчик купальника.
— Прекрасное было интервью, дорогая, — тихо шепнула она, ободряюще пожав руку девушки. — Не волнуйся, мы пришлем тебе копии снимков, чтобы ты могла принять решение, какие из них публиковать.
— Спасибо, — жалостно сказала Сиена.
Макс стоял молча, полуголый, сложив руки на груди, и смотрел на девушку так, словно никогда не видел ничего гаже. Сиена едва не всхлипнула, глядя на него. Еще бы — мужчинам ведь не запрещено показываться на людях топлес!
Когда почти все люди ушли со двора, Макс медленно повернулся и, не говоря ни слова, вошел в дом. Спустя минуту он вернулся со свитером, бумажником и ключами от машины.
— Куда ты? — спросила Сиена слабым голосом. Внезапно ей стало страшно. Она уже жалела, что кричала на Макса, показывая свой характер. Больше всего ей хотелось, чтобы он подошел к ней и сказал, что по-прежнему ее любит. Даже извинения стали бы лишними.
— Ухожу, — бросил Макс, шагая к калитке.
Сиене хотелось броситься за ним, но она была босой и полуголой, а за открытой калиткой ее могли увидеть соседи.
— Уходишь куда? — беспомощно крикнула она. — Макс, прости меня! Только не уходи, прошу тебя!
Несколько секунд спустя Макс вошел в гараж, быстро завел мотор и выехал на улицу, оставив за собой клубы пыли.
Сиена стояла еще минут десять, пока не приехал Хантер. Он вышел из «мерседеса» с коробкой сандвичей, сияющий и довольный жизнью.
— Сиена, — обеспокоенно сказал он, заметив, что она почти не одета и зареванна. — В чем дело, дорогая? Что случилось, пока меня не было?
Разрыдавшись, девушка бросилась к нему в объятия.
— Макс уехал. Господи, Хантер, надеюсь, он уехал не навсегда?
Глава 33
Макс гнал машину по шоссе на Сан-Висенте, идущему вдоль побережья через Брентвуд, Беверли-Хиллз и восточную часть Голливуда. Мимо проносились дома всех стилей — от дивных насмешек над эпохой Тюдоров и домиков в деревенском стиле до современных бетонных коробок, увенчанных антеннами и тарелками, со множеством гигантских окон, сверкавших на солнце. Вдоль шоссе росли лимонные и апельсиновые деревья с мелкими яркими плодами, во дворах были разбиты цветочные клумбы. Под солнечными лучами цвета казались насыщенными, сочными, словно воспевали торжество жизни.
Но Макс едва ли замечал буйство красок. Его раздолбанная «хонда» натужно выла, в окна врывался свежий ветерок. Макс испытывал к своей машине противоречивые чувства, смесь нежности и стеснения от ее потрепанного вида.
Макс был взбешен и подавлен одновременно. Он злился на Сиену и на себя.
Макс изо всех сил ударил кулаком по приборной панели. От резкого удара стрелки всех циферблатов заходили ходуном.
Ну почему он потерял над собой контроль, вместо того чтобы просто спокойно выставить съемочную бригаду вон и объясниться с Сиеной? Какая разница, прав он был или не прав! Он всегда умел избегать конфликтов, но когда дело доходило до разборок с любимой женщиной, совершенно выходил из себя.
В висках стучала кровь, в голове крутились обрывки разговора с Сиеной. Выругавшись, Макс так резко крутанул руль, что машину занесло. Заднее колесо зашуршало в опасной близости от придорожной канавы. В зеркале заднего вида Макс увидел пожилую домохозяйку, стоявшую у зеленой изгороди. Она покрутила пальцем у виска.
Глупая кляча! Макс был сыт по горло придирчивыми богатыми женщинами, которые непрерывно в чем-то его обвиняли.
«Если бы я добился успеха, — думал он с горечью, — все могло сложиться иначе. Если бы я снял удачный фильм, завоевав уважение в киномире, и добился славы и денег! Впрочем, — оборвал себя Макс, — какая связь между славой и кучкой паразитов из глянцевых изданий, вроде тех, что сегодня пялились на полуголую Сиену?»
Макс снова выругался, грязно и витиевато, заочно осыпав ругательствами и Сиену, и журналистов из «Ю-Эс уикли». Ему необходимо было выпить.
Глянув по сторонам, Макс с удивлением понял, что достиг Уилшира. Часы на приборной панели показывали половину четвертого. Вваливаться в ближайший бар и нализываться до поросячьего визга было слишком рано. Впрочем, если он доберется до какого-нибудь придорожного отеля и зайдет в крохотную забегаловку поблизости, никто не обратит на него внимания.
Выкрутив руль влево, Макс съехал с шоссе на проселочную дорогу. На повороте стоял щит с улыбающейся Сиеной — реклама линии «Мажинель». Метрах в пятистах располагался довольно крупный отель «Мондриан». Макс поцокал языком. Судя по всему, это был знак. Плевать, что сюда приезжают не затем, чтобы надраться.