пальцами.
— Так, — спокойно спросил он, все еще не отрывая глаз от стакана, — где ты услышал это имя, Патрик?
— Мне его сказали.
— Надо думать, ты ищешь подходящую кандидатуру на роль убийцы Кары Райдер. — Он поставил стакан и взглянул прямо мне в лицо. Он не выглядел ни рассерженным, ни раздраженным, голос его был таким же ровным и монотонным, как прежде, но в его согнутой фигуре появилась какая-то упрямость, которой не было с минуту назад.
— Есть кого предложить, Джер?
В автомате позади меня «Поджис» уступили место «Уотербойз» с хитом «Не бей в барабан». Телевизоры над головой Джерри были настроены на три различных канала. Один показывал австралийский футбол, другой — древний сериал «Коджак»[14], третий же, демонстрируя развевающийся на ветру государственный флаг, сообщал о том, что программа на этот день окончена.
С того момента, как Джерри поставил свой стакан, он сидел неподвижно, изредка моргая, и в наступившей тишине был слышен только звук легкого присвиста, с каким воздух покидал его легкие через ноздри. Не могу сказать, что он изучал меня, потому что смотрел, казалось, сквозь, на нечто, видное ему одному, находящееся ровно за моим затылком.
Джерри вновь повернулся, достал бутылку «Столичной» и налил себе новую порцию.
— Итак, Алек возвращается, чтобы снова нас преследовать. — Он усмехнулся. — Да, конечно, я его знаю.
Пэттон спрыгнул с игорного стола, проковылял в центральную часть бара, посмотрел на меня так, будто я занял его место, затем прыгнул на стойку бара передо мной и улегся, закрыв глаза лапами.
— Он хочет, чтобы ты приласкал его, — сказал Джерри.
— Не думаю, — я наблюдал, как вздымается и опускается грудная клетка Пэттона.
— Ты ему нравишься, Патрик. Смелее.
На какое-то мгновение я вспомнил Мэй, когда сделал попытку протянуть руку в сторону этой роскошной шубы черно-янтарного цвета. Я почувствовал, что мышца под одеждой сжалась и стала твердой, как бильярдный шар, но Пэттон поднял голову, пробурчал что-то, слегка провел языком по моей свободной руке и с благодарностью обнюхал ее своим холодным носом.
— Он неженка, да? — спросил я.
— К несчастью, — сказал Джерри. — Не говори никому, ладно?
— Джерри, — сказал я, когда пушистая шуба Пэттона обвила мою руку, — этот Алек Хардимен мог убить?..
— Кару Райдер? — Джерри покачал головой. — Нет, нет. Это не под силу даже Алеку. Он ведь в тюрьме с семьдесят пятого и не выйдет оттуда до конца моей жизни. Возможно, и твоей тоже.
Я закончил свой «Лайт», и Джерри, вспомнив, что он все-таки бармен, успел запустить руку в лед холодильника прежде, чем я поставил пустую бутылку на стойку. На этот раз он извлек «Харпун», повертел его в мясистой ладони и ловко открыл с помощью штучки, прикрепленной к стенке холодильника. Я взял у него бутылку, и немного пены расползлось по моей руке к радости Пэттона, который тут же слизал ее.
Джерри облокотился головой на край полки, висящей на стене.
— Ты помнишь парня по имени Кол Моррисон?
— Не очень, — признался я, стараясь превозмочь дрожь, всегда наползающую при упоминании этого имени. — Он был на несколько лет старше меня.
Джерри кивнул.
— Но ты знаешь, что с ним случилось?
— Убит ударом ножа в спину в Блэйк Ярд.
Джерри молча посмотрел на меня и вздохнул.
— Сколько тебе было в то время?
— Лет девять-десять.
Он достал еще один стакан, налил туда немного «Столичной» и поставил его передо мной.
— Пей.
Мне вспомнилась водка Буббы и ее воздействие на мой позвоночник. В отличие от моего отца и его братьев, я, очевидно, утратил некоторые жизненно важные гены, потому что не мог пить крепкие напитки.
Я слабо улыбнулся Джерри:
— До свидания.
Он поднял свой стакан, и мы выпили, после чего я вытер слезы.
— Кол Моррисон, — сказал Джерри, — не был заколот, Патрик. — Он снова вздохнул, издав низкий, меланхолический звук. — Кол Моррисон был распят.
Глава 15
— Кол Моррисон не был распят, — сказал я.
— Нет? — переспросил Джерри. — Ты что, видел его тело?
— Нет.
Он отхлебнул из стакана.
— А я видел. Еле сдержался, чтобы не закричать. И Бретт Хардимен тоже.
— Отец Алека Хардимена?
Джерри кивнул.
— Мой напарник. — Он подался вперед и налил немного водки в мой стакан. — Бретт умер в восьмидесятом.
Я взглянул на свой стакан и, пока Джерри вновь наполнял собственный, легонько отодвинул его локтем от себя.
Заметив это, Джерри улыбнулся.
— Ты, Патрик, не похож на своего отца.
— Благодарю за комплимент.
Его лицо осенила ласковая улыбка.
— Однако внешне — очень даже. Вылитый отец. Знай это.
Я пожал плечами.
Джерри повернул свои руки и стал молча смотреть на запястья.
— А все-таки кровь странная вещь.
— Что вы имеете в виду?
— Она проникает в женскую матку и рождает жизнь. Может быть полностью идентична родительской или совершенно отличной от нее — настолько, что отец начинает подозревать, действительно ли почтальон доставлял в его дом только почту. Ты получил в наследство кровь своего отца, я — своего, Алек Хардимен — своего.
— А его отец был?..
— Хороший человек. — Джерри кивнул больше самому себе, чем мне, и в очередной раз отпил из стакана. — Хороший, по-настоящему хороший человек. Добродетельный. Порядочный. И к тому же такой аккуратист! Если не знать, никогда не скажешь, что он коп! Примешь его за министра или банкира. Он все делал безупречно: одевался, говорил и… все остальное. У него был простой белый дом в Мелроуз, построенный еще до борьбы за независимость, и чудная, добрая жена, которая подарила ему прекрасного сына с белокурыми волосами. Одним словом, это был человек, с которым можно было разделить все, даже обед на сиденье его машины.
Я отпил немного пива, отметив, что второй телевизор, тоже пощеголяв государственным флагом, уже показывал голубой экран, а из автомата слышался «Берег Малабара» в исполнении группы «Чифтейнз».
— Итак, идеальный парень, у которого была идеальная жизнь. Идеальная жена, идеальный автомобиль, идеальный дом, идеальный сын. — Джерри стал разглядывать ноготь своего большого пальца. Затем он взглянул на меня, и его ласковый взгляд чуть встрепенулся, будто он слишком долго смотрел на солнце, а теперь, вернувшись в реальность, вынужден заново воспринимать ее очертания и цвета. — Затем Алек, не знаю, что случилось, одним словом, что-то нашло на него. Вот именно… нашло. Ни один психиатр не мог объяснить, в чем дело. Бывали дни,