Песок казался угасающе-алым, ненастоящим, сапоги перестали вязнуть – дорога, все еще не очевидная, напрямую вела к темным пятнышкам на горизонте. Уже можно было опознать пальмы и относительно крупные строения. Подсознание настойчиво намекало, что сейчас из утреннего сумрака явятся величественные очертания пирамиды, да только ничего подобного. Здесь все было не так. Катрин шла замыкающей, чему была рада.
Идти не хотелось. Не наш это пункт назначения.
Мертвый закатный мир – он для мертвых, как и утро, которое не утро. Чуть заметный уклон к лежащему впереди плато, окруженному заслоняющей и изолирующей бесконечностью дюн-барханов. Поднимающееся солнце светило в спину, но тени гасли на песке под ногами, свет впереди был мягок и слаб. Вечер там и закат, должно быть вечный. Это противоестественное сочетание порядком смущало даже привычный ко многому военно-шпионский ум. Спутники же этим утром, кажется, не проронили ни слова. Даже Дикси, изъявившая необъяснимое желание двигаться своим ходом, семенила в тишине и не особо вываливала язык.
Катрин невыносимо хотелось оглянуться, проверить, не истаивает ли за спиной дорога, видна ли еще башня Крайнего Склада, сохраняются ли символические шансы вернуться по своим следам. Но вертеть башкой было неразумно. Ощущение, что ты уже на самом виду, перед НИМ, было слишком сильно. Конечно, бог чувствует нерешительность и страх паломников, да и иные смятения от него не укроются. Но держать марку нужно до конца, ибо учтивость и вежливость – наше единственное оружие.
Штуцер сильнее оттягивал плечо, намекал, что развернуться и двинуть назад еще очень даже возможно, но это было заведомо обманчивым ощущением. Оружие тут излишне. Вот поэтому бывший шеф так уверенно и ровно шагает вперед. Кажется, о попутчиках он давно забыл, сосредоточился на предстоящей Встрече. Ему-то что, он сам в себе оружие, ему прикосновения к обтертому ореховому прикладу винтовки вообще не нужны. Видят боги, Вейль – Псих с большой буквы «П». Свела же судьба-злодейка…
Пальмы впереди казались не настоящими, а вырезанными из потемневшей тонкой жести. Тоска овладевала архе-зэка. Хотелось драпануть или бахнуть грамм двести. Бегство по чужой дороге к глубоко чужому складу будет выглядеть весьма нелепо, а последствия от принятого стакана в наступающей дневной жаре могут попросту убить. Или не будет здесь настоящего дня и жары? Впрочем, спиртного все равно нет. Ходим неподготовленные, спохватываемся поздновато…
Дикси, видимо, порядком притомившаяся, вопросительно оглянулась. Паломница-шпионка развела руками – глупо теперь на ручки проситься, торжественность момента нарушать. Собаченция раздраженно дернула тощим хвостом. Абсолютно не «на ручки» она, понимаете ли, имела в виду. Ну, извините, мы нынче не особо догадливы.
Это все странное освещение виновато – Катрин заметила наблюдателя гораздо позже зоркой архе-собаки. Местный властелин пустыни сидел, поджав хвост, поодаль от дороги, и, склонив острую морду к плечу, разглядывал путников. Шакал был поджар и невелик ростом – видать, ночные завывания отнимают уйму сил и энергии. Впрочем, с чего тут, в песках, разжиреешь? Нормальное животное, телосложением гораздо гармоничнее своей дальней эксклюзивно-мелкой родственницы. Ладно, сторожа тайных мест – не самое главное в тайных местах…
Вот они – считанные пальмы, стены невысоких строений, иглы пары скромных обелисков, наконец-то, обозначавших устье тайной дороги. Деревня, видимо, давно заброшена. И до всех разгадок (и до приговора) остался километр закатного песка. Стены и пальмы дремлют в тенях утреннего заката. Или уже не утреннего? Нет, оглядываться мы все равно не будем. Капрал коротко приобнял за плечи безносую подругу. Поддержка и прощание. Да, вот он, конец пути. Мертвая деревня на мертвой дороге…
На сей раз интуиция подвела опытную шпионку. Не успели миновать иглы гранитных обелисков, как деревня явила признаки жизни. Незамеченный паренек отворил ворота загона, на свободу повалили козы, сонно мемекающие и с вялым любопытством поглядывающие на паломников. Пастух-подросток тоже смотрел, по-взрослому притворяясь равнодушным. Неизвестно, что почувствовали остальные бывшие археологи, но Дикси мгновенно полегчало. Пастуха мелкая хищница, конечно, проигнорировала, оценивающе присмотрелась к козлу-вожаку, но солидные рога и запах (еще более убедительный) заставили отказаться от мысли о немедленной охоте. Дикси вытянула морду и начала внюхиваться в запахи деревни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Улочка… встречная женщина с кувшином на голове… есть тут вода, что вполне естественно… кудахчут куры за невысоким забором… а туда ли мы пришли, граждане богоискатели? Посреди улочки возятся на песке малые голопузые аборигены – старший, лет четырех от роду, гордо продемонстрировал гостям палку. Дикси такие игрушки категорически не одобряла и с трудом воздержалась от гавканья, капрал одобрительно кивнул местному малолетнему герою.
Вновь дома, теперь явно не жилые. Вернулся страх – нет, все здесь не так, даже дети тень-защиту от солнца не ищут, красноватый мягкий сумрак заката здесь вечен. Значит ли это, что и все иное обман? Не понять, не догадаться. Но запах коз и малолетние селяне вполне достоверны.
Потянулась длинная осыпавшаяся стена с провалами былых дверей. Караван-сарай, давным-давно забытый за ненадобностью? За стеной донесся отчетливый шорох – Дикси азартно кинулась в пролом. Крысы! Настоящие крысы! Сгинула собаченция. Отряд не заметил потери бойца – Вейль не оглядывался, шаги его становились все шире и решительнее. Капрал и Анис тоже оставались преисполнены решительности. Впереди виднелась площадь…
Деревня умирала. Это было особенно очевидно здесь – в центре. Колодец и прямоугольное строение – разрушающееся, но еще сохранившее былое изящество, подчеркнутое десятками тонких колонн. Заброшенные дома и дворы четырех улиц, сходящихся к площади… Немногочисленные живые люди у колодца… И храм – совсем небольшой, с рухнувшим левым крылом. К храмовым ступеням подходил человек – издали он казался таким же дряхлым как все вокруг; полуголый, лишь в набедренной повязке. Нет, он не стар, видимо, нездоров – характерна скованность движений. Люди, присутствующие на смягченной вечерне-алыми тенями площади, в молчании следили за смельчаком. Вот он, припадая на левую ногу, поднялся по ступеням, на миг задержавшись, ступил во тьму между пилонов. Вопль мучительной, невыносимой боли вырвался из дверей храма. Зрители на площади ждали несколько мгновений, как будто могло случиться что-нибудь еще. Потом худенькая селянка у колодца продолжила наполнять кувшин…
Катрин знала, что выл от боли вовсе не вошедший в храм человек. Там все проще и сложнее – тысячелетняя традиция нерушима. Но все равно слышать вопль безумного мучения было жутковато. К пыткам, повидавшая всякого-разного, архе-зэка так и не привыкла.
— Наплевать, – пробормотал Вейль, не отрывая алчущего взгляда от храмовых полу-руин. – Я все равно войду. Господа, благодарю, что согласились проводить. Вам, Кольт, я более чем признателен. Без вас я бы не дошел. Согласен, я был не самым лучшим спутником. Если вас утешит, дорогая Катрин, – в самом ближайшем будущем я отвечу за все. И едва ли приговор будет мягок.
— Валяете, отвечайте, – пробормотала Катрин. – Гад вы, конечно, конченный. Но если суд найдет смягчающие обстоятельства… В общем, удачи, как бы странно это не звучало.
— Благодарю, – Жак Вейль, не оглядываясь, зашагал к храму…
Он так и не оглянулся. Деловито поднялся по ступеням и исчез. Над площадью затих очередной вопль неистовой боли. Бывший шеф, несмотря на свое абсолютное безумие, оказался одним из самых решительных людей, которых довелось встречать Катрин. Экое же пакостное ощущение на прощание оставил – теперь всю жизнь будешь о собственной трусости размышлять.
— А нас, похоже, пока не пустят, – с некоторой растерянностью сказал капрал подруге.
Анис кивнула:
— И здесь мы мордой не выйти. Ну, пусть будет решать.
Влюбленные психи взялись за руки и поплелись к западной улочке. О архе-зэка они, кажется, напрочь забыли.