Мы думаем выехать в самом конце июня. Хотел обо всем этом писать по Вашему летнему адресу, но письмо осталось в Москве, а я расхворался и не могу ехать за ним в город из имения матери, где я теперь нахожусь. В надежде, что это письмо перешлют Вам по Вашему новому адресу, я и пишу Вам на Петербург.
Хочу поблагодарить от себя и сестры за Ваши хлопоты по поводу справок об учительнице. Спасибо и простите за хлопоты. Поблагодарите Сергея Митрофановича1. Я не знаю его адреса.
Как Вы живете, что поделывает Нестор Александрович, как здоровье Ваших больных? Ничего об этом не знаю. Я переживаю реакцию переутомления после тяжелого сезона и все прихварываю и не могу взбодриться. Ровно ничего не делаю, даже гуляю мало и целые дни читаю все, что попадается под руки… нелепо, без системы, начиная с газет, детских книг и кончая философией и гастрономической книгой. Хочу писать свое руководство для молодых артистов, но рву написанное, еще раз убеждаюсь в том, что я литературная бездарность. Погода адская. Война мешает жить… Впереди, кроме Метерлинка, нет ни одной интересной новинки, и того и гляди 1/2 труппы заберут на войну. Становится стыдно, что в такое время ничего не делаешь, но не могу, устал… Метерлинк может выйти недурно, хотя играть его трудно, особенно "Слепцов". Переписываемся по поводу его с Вашим кумиром – Бальмонтом2. Целую Ваши ручки, Нестору Александровичу жму руку и всем друзьям шлю поклоны. Не забывайте.
Преданный К. Алексеев
Если вздумаете писать, то по следующему адресу: Садовая, у Красных ворот, д. Алексеевой для К. С. Алексеева. Жена шлет поклоны.
196. А. П. Чехову
20/VI 1904 г.
Любимовка
20 июня 1904
Дорогой Антон Павлович!
Мы все и москвичи не имеем от Вас известий и волнуемся. Из открытого письма Ольги Леонардовны к жене мы знаем, что Вы хорошо доехали до Берлина, а далее… не знаем. Дай бог, чтобы Вы устроились хорошо и чтоб погода была не такая, как у нас. В Москве холод, ежедневные дожди и грозы, холодные ночи и, как Вы, вероятно, знаете из газет, был ужасный циклон, натворивший много бед. Он прошел от Подольска к Ярославлю. Задел Люблино (около Царицына), Лефортовскую часть, Сокольники, Мытищи (около нас) и т. д. От столетнего парка в Люблине не осталось ни одного дерева. Почти со всех дач сорваны крыши, а некоторые разрушены. Многие деревни срыты до основания. Лошади, коровы, экипажи, бревна, крыши летали в воздухе. В Мытищах ураган подхватил 8-летнего мальчика. Его нашли живым в Сокольниках (около 10-15 верст). Были и комические случаи. Ветер ворвался в квартиру нотариуса или судьи. Там ураган переломал всю мебель, отворил все шкафы и по всему кварталу разбросал деловые бумаги и протестованные векселя. Карету с Иверской опрокинуло, и икону доставили в ближайший полицейский участок. Там, вероятно, составлен протокол. К счастью, сравнительно мало убитых и раненых. Убитых насчитывают, около 100, a раненых немного более. Меня не было в Москве в этот день. Я был в Старой Руссе. Первые, краткие сообщения об урагане я узнал в дороге. Судя по ним, можно было предположить, что ураган задел и Любимовку и Яузский участок (где живет теперь мать)… Я провел пренеприятную ночь в вагоне и с большим трепетом подъезжал к дому. К счастью, у нас все благополучно. Была только гроза с градом, величиной в большой орех. В Москве падали куски льда весом в 1-11/2 фунта.
В конце июня я выезжаю за границу с матерью. Вероятно, поедем в Contrexeville1. Все это время я чувствовал себя очень плохо. Вероятно, реакция после сезона: слабость, плохой сон, склонность к простуде, нервность и т. д. Последнее время стал чувствовать себя лучше. Жена полнеет и очень сильно. Чувствует себя лучше. О театральных не знаю ничего. Пока, кажется, никого еще не забрали в солдаты. Собинова взяли и, говорят, отправят на войну. Стахович в Ляояне и писем не пишет, получаем только открытки. Он здоров. В Старой Руссе ожидают гастролей Марии Федоровны2. Она будет играть "Бесприданницу", "Потонувший колокол", "Три сестры", "Мещан" (Елену), "Снег", "Звезды" (Бара), "Одинокий путь" (Шницлера), "Цену жизни", "Одиноких", "На дне" и пр. и пр.
Я с утра и до вечера читаю. Сейчас перечитываю всего Чехова и наслаждаюсь.
Жена, мать, дети шлют поклоны Вам и Ольге Леонардовне. Я целую ее ручки. Будьте здоровы и не забывайте
преданного и любящего Вас К. Алексеева
197*. М. П. Чеховой
3 июля 1904
С дороги в Контрексевиль
Многоуважаемая и дорогая Мария Павловна!
Я везу мать за границу и с тяжелыми чувствами удаляюсь от Москвы. Писать в вагоне могу только карандашом. Простите и за бумагу, другой нет. Пишу Вам не для того, чтобы высказывать соболезнования: они неуместны, так как горе слишком велико.
Оставшись один в вагоне, со своими мыслями и воспоминаниями о милом и дорогом Антоне Павловиче, у меня явилась понятная потребность говорить с теми, кто в настоящую минуту удручен потерей больше, чем я сам. Если это эгоистично, простите мою слабость, но мне неудержимо хочется пожать Вам руку так, чтобы Вы почувствовали, что я не чужд Вашему горю, что я мысленно переживаю все то, что происходит в Москве. Волнуюсь за Вашу матушку и почтительно целую ее руку, а Ивану Павловичу и другим братьям мысленно жму руки.
Утешаю себя мыслью, что те добрые отношения, которые установились между Вашей семьей и нами, еще более укрепятся памятью о милом Антоне Павловиче.
Моя мать просит меня передать Вам свое почтение.
Преданный, уважающий и душевно любящий Вас
К. Алексеев
3/VII 904
198. Из письма к М. П. Лилиной
4 июля 1904
С дороги в Контрексевиль
…Едем благополучно, так как у мамани пока все слава богу. Она стала бодрее, спала хорошо. О докторе, который едет с нами полуинкогнито, она и слышать не хочет…
Чехов не выходит из головы. Какую мерзость и пошлость написало "Русское слово" 3 июля1.
Жара ужасная, на солнце 40R. Пыль невозможная…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});