Читать интересную книгу Наследница Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Эбба повернулась к провожатому и спросила на его языке:

– Эта дверь обычно баррикадируется?

Мужчина посмотрел на нее, вытаращив глаза. Только сейчас она поняла, что лишь по ее голосу он смог определить, что перед ним женщина. Его губы дрожали как от испуга, так и от растерянности. Его мир перевернулся с ног на голову – ведь какие-то полосатые демоны посреди ночи сорвали его с теплого отхожего места (а еще говорят, что замок охраняется!) и заставили вести их к хранилищу древностей, а теперь еще выясняется, что один из демонов – женщина, к тому же безупречно владеющая его языком… Возможно, в такой ситуации он и в собственном имени ошибок наделал бы. Его взгляд метался между нею и людьми Самуэля.

– Мы можем сидеть здесь и спорить до самого рассвета, но так ничего и не выясним, – прошептала она. – Все, я вхожу.

– Я иду с тобой, – сказал Самуэль.

Эбба не стала возражать. Они переглянулись. Самуэль поправил кинжал на поясе, не глядя отдал одному из своих людей пистолеты и получил взамен еще один кинжал. Эбба тоже сдала огнестрельное оружие. Если они откроют здесь стрельбу, то уже через считанные мгновения им в затылок будет дышать весь гарнизон замка, хватает им солдат или нет.

Самуэль указал на слугу и по-немецки приказал Альфреду:

– Спрячьтесь в пустой комнате, мимо которой мы прошли. Если мы не вернемся через четверть часа, перережь ему глотку и заткни вход его телом.

Альфред кивнул. Слуга задрожал. Самуэль бросил последний взгляд на своих товарищей и беззвучно скользнул в открытую дверь. Когда Эбба последовала за ним, она увидела, как Альфред подмигнул слуге и успокаивающе покачал головой. Затем ее поглотила темнота просторного подвала, в котором ночь царила даже тогда, когда снаружи наступал белый день. Дверь за ее спиной тихо скользнула на место, и мрак стал абсолютным. Она так быстро потеряла ориентацию, что у нее перехватило дыхание.

– Пст! Здесь!

Она услышала скрежет металла и увидела короткую вспышку конуса света. Эбба зажгла свой фонарь на полную мощность, чтобы найти путь к убежищу Самуэля. Пол тихо скрипел у нее под ногами. Ей показалось, будто они неожиданно очутились в огромной пещере. Не возникало никакого сомнения, что они нашли-таки хранилище древностей. Внутри ее тела снова возникла недобрая глухая вибрация, которую она чувствовала в колодце под монастырем в Браунау, ее опять охватило желание оказаться как можно дальше отсюда, вперемешку с таким же непреодолимым желанием подойти ближе, и такое же смутное предчувствие, что еще немного – и она совершит ошибку. Если бы она только знала, в чем заключается эта ошибка: в том, чтобы поддаться могучей притягательной силе, или в том, чтобы поддаться желанию немедленно убежать? Но еще большую уверенность в том, что она должна остаться, придавали ей вовсе не ее ощущения, а поведение Самуэля. Он, кажется, ни на одно мгновение не усомнился в том, что они нашли таинственные сокровища кайзера Рудольфа, а Эбба уже не раз убеждалась, что ощущениям Самуэля можно доверять в любом случае. Она увидела, как коротко вспыхнул его фонарь, и поразилась, как близко она уже подошла к нему. Внезапно его рука схватила ее и потянула вниз. Она присела рядом с ним и стала шарить вокруг. Под ее рукой был прохладный грубый камень колонны.

– Все нормально? – прошептал он.

Она почувствовала в ухе его дыхание и уловила запах пропитанной потом ткани. Вспомнила, что и сама она пахнет не намного лучше. Близость его тела и его щекочущее дыхание одновременно успокаивали и по какой-то непонятной причине возбуждали… И как только она додумала эту мысль до конца, перед ее глазами вспыхнуло одно из многих воспоминаний о королеве Кристине… Они лежали рядом в кровати, Кристина прижималась к спине Эббы и шептала ей в ухо нежности, а ее руки выполняли страстный любовный ритуал на груди и в лоне Эббы…

– Что случилось? – прошипел Самуэль.

– Ничего, – солгала она. – Ничего. Просто мне почудилось, что за спиной у меня возникла старуха с косой.

Она с горечью подумала, что это последнее доказательство (если оно ей вообще нужно) того, что подвал действительно соприкасался с библией дьявола – воспоминание о любви Кристины вдруг наполнило ее отвращением. Ей нестерпимо захотелось разогнать мрак. «Sin lutnine pereo, – подумала она. – Принесение присяги солнечным часам: без света я погибну».

Самуэль вслушивался в темноту.

– Если бы там кто-то был, он бы давно уже ткнул нам в нос половину оружейного склада, – прошептал он наконец. – Давай-ка посмотрим, что здесь есть.

Она услышала резкий щелчок: это он поднял крышку фонаря. Тусклый луч света просочился в темноту, а затем что-то выхватил из мрака.

– Шкаф, – прошептала Эбба.

Она не знала, почему они и дальше разговаривают вполголоса, но это казалось вполне уместным.

– Скорее, что-то вроде полки. – Луч света фонаря Самуэля двинулся дальше. – И еще один, вон там. И там… и там… А это что такое?

Она увидела, что желтый свет затанцевал на чем-то, что в первое мгновение не поддавалось пониманию, – не потому, что свет оказался слишком слаб (хоть так оно и было), а потому, что его вид… Она тоже подняла крышку фонаря и посветила в том же направлении.

– О боже!

Крышка ее фонаря щелкнула и закрылась. Перед глазами у нее плясало изображение, выполненное в странной цветовой гамме. Она слышала собственное дыхание.

– Это всего лишь картина, – успокоил ее Самуэль.

Эбба снова подняла крышку фонаря и направила его на предмет, сверкавший в ровном луче фонаря Самуэля. Она ничего не могла поделать: ее круг света дрожал. Затем она глубоко вдохнула и переместила его в сторону.

– Да их тут много! – в ужасе прошептала она.

– Нечто подобное есть во всех королевских дворах, – ответил Самуэль. – И в Швеции тоже.

– Уже нет! – прошипела Эбба.

– Вопрос в том, лучше ли от этого несчастным. Ведь такие, как они, по-прежнему появляются на свет, и неважно, очарована ими наша королева или нет, И я готов утверждать, что им живется лучше, если они становятся объектом всеобщего любопытства при дворе.

– Неужели тебе хотелось бы, чтобы на тебя весь день глазели и говорили, что терпят тебя лишь потому, что ты…

– …похож на чудовище? Ну да, конечно, мне было бы куда приятнее, если бы придворные перестали глазеть на меня, и заодно я бы лишился крыши над головой и пяти горячих трапез в день, а вместо этого меня бы возили в тележке живодера от деревни к деревне, несмотря на снег, и град, и дождь, и при этом на меня все равно глазели бы, да к тому же я развлекал бы циркачей и крестьян, которые бросали бы мне в клетку гнилые фрукты и тыкали б в меня палками.

Эбба по-прежнему не сводила взгляда с картин. Круг света от фонаря Самуэля давно сдвинулся прочь, но она не могла оторваться от этого ужаса. На первой картине был изображен обнаженный человек, лежащий на животе. Тело его представляло собой бесформенный мешок без рук и ног, и, по всей видимости, он появился на свет уже таким. Картина рядом с этой демонстрировала человека в дорогой одежде, украшенной вышивкой жемчугом, а на шее у него висели золотые цепи. Лицо его было косматой шкурой, из которой выглядывали глаза, ноздри и губы – такие красные, словно он только что напился крови. Губы он растянул в ужасном оскале, но, возможно, он всего лишь улыбался. На следующей картине были изображены женщина и двое детей с такими же, как у мужчины рядом с ними, заросшими волосами лицами… и мохнатыми лапами… и волосы торчали у детей из-под коротких штанишек с манжетами под коленом, а у женщины – из декольте…

– Эбба!

Она сглотнула. Перед ее глазами изображения волосатых людей двигались и смешивались с ее воспоминанием о Кристине, и внезапно ей почудилось, что она чувствует прикосновение меха к своей груди, а одна покрытая густой шерстью лапа протиснулась между ее бедрами…

– Эбба!!

– Вся эта грязь… эта библия дьявола… Она портит все хорошее, что только есть в мире! – прошипела она и дрожащей рукой вытерла губы. – Ее нужно уничтожить, иного она не заслуживает. Сжечь!

Самуэль коснулся ее руки; она чуть не закричала.

– Весь этот зал битком набит такими штуками, – прошептал он. – Создается впечатление, что многие присвоили себе кое-что из этих сокровищ, и все равно она по-прежнему битком набита, как кровать в крестьянской лачуге в дождливый день. Идем вперед. Как только солдаты Кёнигсмарка возьмут город, генерал окажется у цели.

– Что ты имеешь в виду?

– Добычу! – Самуэль сделал широкий жест обеими руками. Стоило побыть здесь подольше, и ты уже начинал догадываться о том, что наполняло огромный зал: поставленные друг на друга полки, шкафы, столы, ящики, сундуки, – все ломилось от безмолвных сокровищ, диковинок и ужасов, ценностей и ветоши: то были сверкающее колдовство богатства и темная магия больного императора, который собирал всю мишуру мира, чтобы наполнить зияющую пустоту внутри, оставившую после себя смерть веры, любви и надежды в его душе. – Кёнигсмарк ведет войну, словно дикий зверь, и каждый состоятельный человек обращается с ним соответственно. Даже герцог Максимилиан Баварский был более желателен для протестантских князей, чем их собственный полководец, граф Ганс Кристоф фон Кёнигсмарк. Но если ему удастся присвоить все эти богатства, то он станет чудовищно богатым зверем, а первое, что богатство дает человеку, это огромную притягательность и много, много друзей…