Окончив в 1887 году с золотой медалью гимназию, Шестаков поступил в Казанский университет на историко-филологический факультет. Он изучает древнегреческую литературу и печатает о ней статьи в «Ученых записках». По окончании четвертого курса Шестаков неожиданно выходит из университета и пытается наладить самостоятельную жизнь: пишет и печатает стихи, много переводит, пробует свои силы в критике.
В эти же годы состоялось знакомство Шестакова с А. А. Фетом, оказавшее влияние на всю его дальнейшую жизнь и на характер его оригинального творчества. Фет с благосклонным вниманием относится к молодому поэту, высоко оценивает его переводы и даже содействует появлению некоторых его стихотворений в печати, хотя предостерегает от торопливости. В одном из писем (31 марта 1892 года) он писал Шестакову: «Сердечно благодарю Вас за прекрасные переводы Гомеровских гимнов. Пора молодым силам, вслед за нашими слабыми попытками, обогащать нашу до сих пор пустую библиотеку классических переводов. Ваши переводы сделаны рукою умеющего нащупать несравненную красоту античных форм. Присланные Вами стихотворения, конечно, не без достоинств. Но я вынужден повторять Вам не раз мною сказанное: не торопитесь. Ваши гимны напоминают воз с тяжелой и душистой пшеницей, а стихи прекрасное, душистое пирожное из наскоро взбитых сливок»[165].
Что касается Шестакова, то его отношение к Фету граничило с благоговением. И такое отношение к нему он сохранил до конца своих дней.
В 1900 году казанский приятель Шестакова П. П. Перцов, ставший к этому времени столичным критиком и издателем, выпустил в Петербурге небольшой сборник его тщательно отобранных стихотворений. Еще через два года сам Шестаков издал в Казани свой перевод юношеских стихов Овидия «Героини»; сочувственной рецензией на это издание откликнулся в петербургском журнале «Новый путь» Александр Блок: «В чеканных стихах чувствуется гибкость, сила и простота; слышно, что переводчик сам — поэт»[166].
В 1903 году Шестаков возвратился в университет. Он сдал экзамен за полный курс, получив диплом первой степени. Успехи его оказались таковы, что он тут же был оставлен в университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре классической филологии. Перед Шестаковым открылся путь ученого, и он ступил на него, оставив, видимо не без сожаления, мечту о карьере писателя-профессионала. В течение трех лет он живет в Казани, но в 1907 году уезжает со всем семейством в командировку в Турцию, где в течение двух лет занимается в Русском археологическом институте в Константинополе. Правда, его еще не оставляет надежда стать литератором: параллельно с научными занятиями он продолжает сотрудничать в петербургских газетах, где помещает стихи и литературные обзоры.
По возвращении в Россию в 1909 году Шестаков уехал преподавать в Новороссийский университет, но в этом же году перевелся в Варшаву. Там он напечатал свой ученый труд «Исследования в области греческих народных сказаний о святых» (1910), который представил в Петербургский университет в качестве магистерской диссертации. Защита состоялась 3 апреля 1911 года и прошла успешно.
В этом же году Шестаков перевелся в свой родной город и надолго здесь поселился. Как профессор университета (в 1911 году Шестаков назначается «исполняющим дела» экстраординарного профессора по кафедре классической филологии) он проводит большую научную и преподавательскую работу. В Казани Шестаков издал следующий свой труд, посвященный Аристофану, получил степень доктора греческой словесности в 1915 году и должность ординарного профессора в 1916 году.
В 1925 году Шестаков покинул на время Казань и уехал к сыну во Владивосток. Он пробыл здесь до 1931 года, состоя на службе в Дальневосточном государственном университете. В истории его поэтической деятельности этот владивостокский период оказался одним из самых значительных. Именно в эти годы, испытав после длительного перерыва новый и сильный прилив творческой энергии, Шестаков создал несколько стихотворных циклов (более 200 стихотворении), составивших новый этап в его творческом развитии. Из их числа П. Перцовым в конце 1930-х годов был составлен сборник, оставшийся, однако, неопубликованным. Наиболее примечательный цикл сборника — «Владивостокские ямбы».
В 1931 году Шестаков возвратился в Казань, где продолжил свои профессорские занятия со студентами и аспирантами. Там же, в Казани, Шестаков умер 17 июня 1937 года.
Опубликованные стихотворения Шестакова составляют небольшую часть того, что им было написано. Если его творческие опыты 90-х годов нашли, хоть и неполное, отражение в сборнике стихотворений 1900 года, то прилив творческой энергии, пережитый им в конце 1920-х годов, отражения в печати почти не нашел[167].
Все неопубликованные произведения, а также другие материалы, связанные с биографией и творческой деятельностью Шестакова, хранятся в Москве, в собрании его сына П. Д. Шестакова, любезному содействию которого мы обязаны тем, что некоторые из них впервые появляются в печати в настоящем сборнике.
535. А. А. ФЕТУ
Твой ласковый зов долетел до меня,И снова душа пробуждается,—Ей тихое счастье весеннего дня,Ей вешняя ночь открывается.
Там нежные звезды плывут и дрожат,Волна их качает пустынная…Проснулась — и зноем наполнила садБессмертная страсть соловьиная.
Так больно и властно вонзается в грудь,Так робко и сладко ласкается,—И к ярким созвучьям навеки прильнутьБессильно душа порывается.
1891(?)
536. НА МОГИЛУ ФЕТА
Здесь лаврами венчанная могилаНавек от нас жестоко унеслаВсё, что душе так сладко говорило,Пред чем душа молилась и цвела.Но райский луч заката не боится,Для майских птиц могила не страшна…Чу! слышите: трепещет и струитсяВесенних несен нежная волна!И на призыв, где жизнь и юность бьется,Бессмертными восторгами дыша,Как встарь, летит и страсти предается,Как встарь, дрожит и ширится душа!
Конец 1892
537. «Я сойду в мой сад пораньше…»
Я сойду в мой сад пораньше.—Не спугну ли легких фей,В красоте кудрей их длинныхИ заплаканных очей.
Над водой всю ночь сегодняСобиралися оне,Развиваясь и свиваясьВ хороводах при луне.
Мне бы только легкий трепетЛегких крыльев уловитьИ загадочного смехаУскользающую нить.
<1893>
538. «У моря, у тихого моря…»
У моря, у тихого моряОдни мы бродили с тобой,Любуясь счастливою ночью,Любуясь безмолвной луной.
У моря, у тихого моря,В тот светлый, таинственный час,Над нами любовь молодаяНа крыльях беззвучных неслась…
То время далёко, далёко,И ты от меня далека…У моря, у тихого моряЗадумчиво бродит тоска…
Как призрак, задумчиво бродит,Как призрак, беззвучно поетУ моря, у тихого моря,У бледного зеркала вод…
<1895>
539. «Челнока моего никому не догнать!..»
Челнока моего никому не догнать!..Далеко берега отошли…Полнозвучна волна, на душе благодать…Где ты, бледная скука земли!
И любуется далью лазурною взор,Полной всплесков играющих волн,И навстречу заре в беспредельный просторУбегает ликующий челн!
То не челн, не волна, — это юность моя,Это крылья у песни росли,Это пела душа, жажду счастья тая…Что мне бледная скука земли!
<1895>
540. «Деревья чуть обвеяны листвою…»
Деревья чуть обвеяны листвою, Прозрачна даль,И ты несешь пустынною тропою Свою печаль.
Прекрасна ты, как ясный вечер мая,— Но почемуДуша болит, твоих очей встречая Немую тьму?
О, не грусти, забудь былые грезы, — За ливнем вслед,И свеж, и чист, свои роняет слезы Душистый цвет.
<1896>
541. Если безмолвным и светлым волненьем