— Я нашел это на дне шкафа Лили, — сказал Джейред. — Мне очень жаль. Надеюсь, она не испортилась.
Внутри оказалась старая скрипка Олив, та, что когда-то принадлежала их отцу.
— Так, значит, Лили не продала ее?! — воскликнула Кларри. — Все это время она держала скрипку у себя? Зачем же она это сделала?
Джейред пожал плечами.
— Она завидовала вам, девочки. Хотела иметь что-то из того, что было у вас. Я думаю, ваш уход к Стокам был последней каплей. После этого Лили стала еще невыносимее. Но, клянусь, я ничего не знал о скрипке.
— Не волнуйтесь, все это давно уже в прошлом. В море и не такое случается, как говорил мой отец.
— Кстати, о море, — вздохнул Джейред. — Харрисона призвали служить на флот. Они уже скребут по сусекам.
Кларри подумала, что скрипка возродит былые теплые отношения между ней и Олив, но сестра почти не проявила интереса к неожиданно найденному инструменту. Она давно уже оставила занятия музыкой. Все ее внимание было занято тревогами о том, что «Чайная компания Тайнсайда» потерпит крах и Джек останется без работы или, что еще хуже, будет призван в армию. Его мать считала Джорджа слишком шумным и больше времени проводила с сыном Томаса и Энни. Здоровье Джейн оказалось таким же слабым, как и у Олив в детстве, девочка также была подвержена приступам астмы.
— Приводи их в чайную, и мы позаботимся о Джордже, — предложила Кларри, но Олив так этого и не сделала.
Джейред приходил в чайную два-три раза в неделю, иногда просто чтобы посидеть, дожидаясь очереди почитать газету, выпить чаю и побеседовать с другими посетителями. Революция в России и затишье на восточном фронте вызвали прилив воодушевления у членов Лейбористской партии. Все лето они обсуждали вероятность того, что за этим последует окончание войны, но боям во Франции не было видно конца, как и прошлым летом.
На работе Кларри старалась быть настолько веселой, насколько могла, но в глубине души она всегда ощущала тяжесть из-за беспокойства о том, что Уилла отправят на западный фронт. Когда от него приходило долгожданное письмо или открытка, она испытывала пьянящую радость. Но это чувство быстро улетучивалось — Уилл был в порядке, когда писал письмо, но где он сейчас? Ее снова охватывало беспокойство.
«Угадайте, что со мной произошло, — написал он ей однажды. — На прошлой неделе я был послан в штаб с донесением и встретил там человека, который знал Вас в Индии! Это был полковник Харри Уилсон. Он настоящий ветеран. Таких нечасто встретишь. В те времена, когда Вы с ним познакомились, он был в младшем офицерском чине. Харри говорил, что Вы тепло принимали его в Белгури. Эта тема всплыла удивительным образом. Он сказал, что у него есть друг из тех краев, откуда я родом, — Уэсли Робсон. Харри был поражен, узнав, что я с ним знаком! Полковник Уилсон сказал, что Уэсли тоже призван в армию, так что, возможно, скоро он у нас тут появится. Полковник просил передать привет Вам и Вашей сестре. Он много расспрашивал об Олив, интересовался, по-прежнему ли она рисует. Мир тесен, правда?»
Прочтя это письмо, Кларри затрепетала, словно прошлое дотронулось до нее своими призрачными пальцами. Харри Уилсон! Она вспомнила детскую влюбленность Олив в рыжеволосого офицера, рыбалку, во время которой ее сестра рисовала. В тот день между Уэсли и ее отцом произошел яростный спор, после которого усилилось пагубное пристрастие Джона к спиртному и наркотикам. Как причудливо переплелись их судьбы. Война тасовала людей, как колоду карт, и даже баловень судьбы Уэсли вырван из привычных комфортных условий и брошен в самое пекло. Кларри подумала: Генриэтта — теперь, наверное, уже его жена — беспокоится о нем, сидя в каком-нибудь лондонском особняке.
Кларри размышляла о том, нужно ли ей поехать к Олив и показать письмо или этого делать не стоит. Может быть, сестра посмеется над теми давними событиями, а возможно, рассердится напоминанию о Белгури. Олив никогда не говорила об их прошлом в присутствии Джека и его родных, как будто стыдилась того чуждого, непонятного им образа жизни, который когда-то вела. Кларри еще не успела решить, как ей поступить, когда в чайной появился Джек.
Он смущенно топтался у двери.
— Что-то случилось с Олив? — спросила Кларри испуганно. — С детьми все в порядке?
— Да, с ними все нормально, — поспешно уверил ее Джек, но его лицо выражало тревогу и смущение.
— Проходи, — сказала Кларри и провела его к пустому столику в глубине зала, попросив Эдну принести чаю.
— Не нужно, — сказал Джек. — Я ненадолго.
— А мне нужно, — ответила Кларри, слегка улыбнувшись. — Будешь сидеть и смотреть, как я пью чай?
Они сели друг напротив друга, и между ними повисло неловкое молчание. Принесли чай. Отхлебнув, Джек откашлялся.
— Олив не знает, что я здесь. Она меня не пустила бы. Но я волнуюсь за нее — как она с этим справится.
— С чем справится? — спросила Кларри, ставя чашку на стол.
— Мне опять пришла повестка.
— Но ты же освобожден от службы в армии!
Джек покачал головой.
— Правила изменились. Мистер Мильнер теперь ничего не может для меня сделать. На этот раз мне придется идти на фронт.
Он в первый раз посмотрел Кларри прямо в глаза.
— Я не боюсь. Я давно пошел бы воевать, если бы мистер Мильнер не вмешался. Но Олив… Она едва не лишилась рассудка из-за этой мобилизации.
У Кларри сжалось сердце.
— Боже мой, Джек, как же так! Бедная Олив… Когда ты уезжаешь?
— Завтра я должен явиться в казармы.
— Завтра?! — ахнула она.
— Да, ничего не поделаешь, — сдержанно ответил Джек. — Но я беспокоюсь не о себе, а об Олив и о детях. Ты присмотришь за ними?
— Конечно, присмотрю, — проговорила Кларри не раздумывая.
Она видела, что он не решается сказать ей что-то еще.
— Мы не очень хорошо к тебе относились, — произнес Джек наконец. — Из-за меня у вас с Олив испортились отношения.
— Ты тут ни при чем, — деликатно ответила Кларри.
— Не совсем так.
Он оглянулся по сторонам, затем склонился над столом и заговорил шепотом:
— Когда я понял, что не нравлюсь тебе, то есть нравлюсь, но недостаточно для того, чтобы ты стала моей женой, моя гордость была уязвлена. Я думал, что смогу вернуть тебя, ухаживая за твоей сестрой.
Кларри вспыхнула.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Дай мне закончить, — попросил Джек. — Это начиналось как игра, но со временем все изменилось. Олив нравилась мне все больше и больше. Тот день, когда мы поженились, был самым счастливым в моей жизни.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Я люблю твою сестру больше всего на свете.