Конан звучно рыгнул и ухмыльнулся.
— Согласен, брат король. Закатим Эмерику такой свадебный пир, чтобы он потом три дня отсыпался!
— Есть еще один вопрос,— заметил Эмерик, слегка напуганный перспективой очередного празднества того же размаха, что так нравился этим королям-варварам, но не зная, как отказаться. Он поведал им о том, как Аския расспрашивал Лиссу.
Оба правителя нахмурились, выслушав рассказ. Наконец Сакумбе сказал:
— Не бойся Аскии, Эмерик. За любым колдуном нужно присматривать, но этот — мой преданный слуга. Да без его колдовства...— Сакумбе обернулся к дверям: — Чего тебе?
Вошедший в покои стражник поклонился:
— Государи, лазутчик из племени тибу просит позволения говорить с вами.
— Давай его сюда,— велел Конан.
Тощий негр в рваном белом бурнусе повалился на пол, едва войдя в комнату. Когда он пал ниц, от одежды его поднялось облачко пыли.
— Государи! — прокаркал он, задыхаясь,— Зехбех ведет на нас афаков! Я заметил их вчера у оазиса Кидесса и скакал всю ночь, чтобы доставить вам эту весть.
Конан и Сакумбе, оба враз протрезвев, вскочили на нога. Конан обернулся к черному правителю.
— Брат король, это означает, что завтра Зехбех будет здесь. Прикажи, чтобы барабанщики играли сбор.— Сакумбе поспешил позвать стражника и отдать приказ, а Конан обернулся к Эмерику.— А ты бы смог подстеречь афаков на полпути и разбить их?
— Возможно,— осторожно отозвался Эмерик,— У них большое численное превосходство, но пара ущелий к северу вполне годятся для засады...
5
Часом позже, когда солнце уже спустилось над глинобитными стенами Томбалку, Конан и Сакумбе взошли на свои троны, что стояли на помосте на площади. Барабаны отбили призывную дробь, и чернокожие бойцы устремились к месту сбора. Загорелись сигнальные костры. Сотники, украшенные перьями, растолкали простых воинов по шеренгам и собственноручно проверили остроту копья у каждого.
Эмерик, перейдя через площадь, доложил королям, что конница готова выступать к полуночи. Мозг его был полон планов атаки и всевозможных предположений: если афаки не отступят после первого натиска, отступить ли ему, чтобы затем напасть вновь, когда они рассредоточатся для осады, или же...
Он поднялся по ступеням, минуя чернокожих сотников, принимавших королевские распоряжения, и поклонился.
— Государи...— начал он.
Внезапный вопль не дал ему договорить. Аския вскочил на помост и, тыча пальцем в Эмерика, стал кричать королям:
— Это он! Он! Человек, который убил бога! Он убил одного из моих богов!
Негры в изумлении уставились на Эмерика. Белки глаз зловеще засверкали. На лицах были написаны страх и недоумение. Как мог обычный человек убить божество? Тогда он и сам должен быть богом!
— Я требую самого жестокого наказания за святотатство! — продолжал надрываться Аския,— Убийца Оллам-онга и его девка поплатятся за то, что сотворили! Я подвергну их пыткам столь мучительным, каких еще не видело небо...
— Заткнись! — воскликнул Конан,— Эмерик правильно сделал, что расправился с газальской нечистью, мир от этого стал только почище. А теперь пошел вон! У нас и без того дел хватает.
— Но, Конан,— начал Сакумбе.
— Эти белолицые демоны всегда стоят друг за дружку! — взвизгнул Аския.— Или ты не король больше, Сакумбе? А если король, так прикажи, чтобы их схватили и повязали! Я сам расправлюсь с ними.
— Ну...— Сакумбе был в смятении.
— Послушай! — не выдержал Конан.— Раз в Газале не правит больше этот божок, значит, можно захватить город, заставить жителей работать на нас, использовать их знания. Но сперва убери от меня этого бесноватого, пока я не испробовал на нем остроту клинка!
— Я требую...— выкрикнул Аския.
— Пошел прочь! — взревел киммериец.— Клянусь Кромом, неужто ты думаешь, я отдам старого товарища по оружию на растерзание безумцу?!
Сакумбе наконец приподнялся на троне.
— Ступай, Аския,— повелел он,— Эмерик — добрый воин, и ты его не получишь. Придумай лучше какое-нибудь колдовство, чтобы одолеть Зехбеха.
— Но я...
— Ступай,— повторил король, делая повелительный жест.
От ярости у Аскии на губах выступила пена.
— Хорошо же, я уйду! — выкрикнул он пронзительно.— Но вы двое обо мне еще услышите! — И колдун ринулся прочь.
Эмерик продолжил свой доклад о состоянии конницы. Их постоянно прерывали то гонцы, сновавшие туда-сюда, то явившиеся за распоряжениями сотники, и потому прошло немало времени, прежде чем аквилонец смог изложить королю свой план. Конан сделал пару поправок и заметил:
— По-моему, неплохо, а, Сакумбе?
— Если тебе этот план по душе, брат король, значит, он и вправду хорош. Ступай, Эмерик, и собирай конницу... Ай-е-е-е-е! — Ужасающий вопль вырвался вдруг из глотки Сакумбе, глаза вылезли у него из орбит. Он встал с трона, хватаясь за горло,— Я горю! Горю! Помогите!
Нечто страшное творилось с телом Сакумбе. Хотя не было заметно и следов огня, не было ощущения жара, но чернокожий и впрямь горел, не хуже, чем если бы его привязали к столбу и разожгли костер. Кожа его покрылась волдырями, затем обуглилась и потрескалась, и вонь горящей плоти наполнила воздух.
— Лейте на него воду! — закричал Эмерик,— Или вино! Что есть под рукой!
Истошные крики рвались из глотки черного короля. Кто-то плеснул на него водой, раздалось шипение, но крики тут же возобновились.
— Кром и Иштар! — выругался Конан, в ярости озираясь по сторонам,— Надо мне было прибить этого пляшущего демона, не давать ему уйти!
Вопли понемногу прекратились. Останки короля — обуглившийся, искореженный остов, в котором не осталось ничего от Сакумбе,— лежали на помосте в луже расплавленного человеческого жира. Часть сотников в панике бежала, другие рухнули ниц, взывая к многочисленным богам.
Конан схватил Эмерика за запястье с такой силой, что едва не сломал ему руку.
— Надо уходить отсюда, скорее! — вымолвил он негромким напряженным голосом,— Пойдем!
Эмерик не сомневался, что Конан трезво оценивает опасность, которой они подвергались. Вслед за киммерийцем он спустился с помоста. На площади царило всеобщее смятение. Украшенные перьями воины кричали и размахивали руками. То и дело вспыхивали драки.
— Умри, убийца Кордофо! — Пронзительный голос на миг заглушил гомон.
Высокий смуглокожий воин подскочил к Конану, занося для удара короткое копье. Лишь быстрота и ловкость спасли варвара. Киммериец развернулся, пригнулся, и смертоносное копье пролетело над ним, совсем рядом с головой Эмерика, и вонзилось в грудь другого воина.