Гадский комар опять зазвенел где-то рядом, предупреждая о надвигающейся опасности. Только откуда ей тут взяться? Какая опасность может мне грозить?
— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил я. — Я тебя не понимаю. Я тебя как-то обидел? По-моему, всё было отлично.
Я себя почувствовал неуверенным в своих силах юнцом.
Она, всё так же будучи нагой, лёгкой походкой подошла к шкафу, открыла его, а когда обернулась, в её руках был небольшой бархатный свёрток.
Осторожно развернув и отбросив ткань, она продолжила держать в ладонях с виду металлический шар, размером с крупный апельсин или грейпфрут, весь испещрённый множеством штрихов, образующих замысловатый узор.
Я перевёл взгляд с шара на её медальон и понял, что они выполнены в одном стиле.
— Аня, — тихо произнёс я. — Ты заставляешь меня нервничать.
Я смотрел за её манипуляциями, как заворожённый, абсолютно ничего не понимая, что происходит. А происходило что-то, но что именно, я понять был не в силах.
Она вернулась к кровати, держа шар в ладонях. Почти как то сердце в ладонях спятившей божьей дочери.
— То, что ты рассказал…, - она явно подбирала правильные слова, чтобы я чего доброго не сиганул в окно что ли? — это очень важно. Для меня. Для всех. И я должна предупредить кое-кого. Но мне без тебя не обойтись.
Глядя мне в глаза, она стояла возле кровати с шаром в руках, а потом просто взяла и убрала руки, а шар — этот чёртов шар! — остался висеть в воздухе, как ни в чём не бывало!
А ведь я только-только стал привыкать к обычной человеческой жизни, к обычному распорядку дня, собирался вернуться на заставу, или вот учиться, как мне советовал полковник.
— Слушай, Аня, ты пугаешь меня, — я старался выглядеть максимально уверенно и непринуждённо, но она продолжала стоять передо мной, в чём мать родила, в то время как бронзовый апельсин начинал медленно раскручиваться, постепенно набирая обороты.
Я поймал себя на мысли, что хочу спрятаться под одеялом. Прямо как в детстве.
— Когда ты меня увидишь в следующий раз…
— В смысле?! — охрипшим голосом произнёс я.
— Не перебивай, — она подняла левую ладонь, а второй словно раскручивала сферу, при этом, не касаясь её. — Когда ты в следующий раз увидишь меня, я тебя не узнаю.
— То есть?! — я стал подниматься с кровати, но Аня всего лишь посмотрела на меня и томная слабость охватила всё моё тело. Двигаться просто не хотелось, при этом разум сохранял чистоту восприятия и это пугало ещё больше.
"Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!" — пронеслось в голове. Хотя нет, конечно же, должно звучать немного иначе: "Будь проклят тот день, когда я согласился пойти в рейд с полковником Смирновым!"
— Но чтобы я тебе поверила, ты передашь мне следующие слова….
Я должен передать тебе же какие-то слова? Кому-то из нас точно требуется помощь, подумал я, но двигаться я не мог, как и говорить.
Странный металлический шар, вращаясь с бешеной скоростью, парил в воздухе на прежней высоте. Вокруг него уже было заметно тусклое свечение. В воздухе отчётливо запахло озоном. А я постепенно погружался в неприятное забытье. А Аня говорила и говорила какие-то слова, и я даже не понимал, на каком языке. Кажется, что я их повторял за ней, когда она меня просила.
Наверное, именно так выглядит медицинский наркоз, подумалось мне.
— До встречи, Алекс! Расслышал я в последний момент и провалился сквозь постель, сквозь кровать, сквозь пол и бетонные перекрытия. Я падал в бездну, как тогда, когда посмотрел в глаза закутанной в ткань страннице. И бездна неслась навстречу мне.
Взрывы и пулемётная очередь. Звуки пуль, с хищным безумием врезающихся в камни.
Вот, всё как обычно. Он на задании, а всё, что было до этого, скорее всего, результат обычной контузии. Рядом взорвалась граната или выстрел РПГ. Обычный бред, обычный бред, чтоб его! Но какой реалистичный!
Алексей открыл глаза, и сердце тут же бешено заколотилось, а в груди и левой руке он ощутил жгучую боль.
Прямо на него смотрела Аня.
Бред оказался, однако, гораздо более забористым! И если бы не было так больно, он бы точно рассмеялся во всё горло.
Только… Только… Да ну, что за чертовщина!
Аня, что с тобой? Почему ты так странно выглядишь? Измазанное засохшей кровью и пылью лицо, локоны, выбивающиеся из-под пилотки, и только глаза — всё такие же яркие серые глаза!
Стоп! Пилотка! Какая ещё нахр@н пилотка! Да ещё с красной звёздочкой! Аня была словно участницей реконструкции любого на выбор сражения Великой отечественной: в ватнике, с белой повязкой на руке с красным крестом, в юбке цвета хаки и кирзовых сапогах, а через плечо у неё была перекинута сумка, из которой свисал оборванный бинт.
Только отчего же так больно?
— Аня? — попытался произнести он, но губы почему-то толком его не слушались.
— Тихо, тихо, солдатик, — говорила она, в то время как над их головами продолжали с бешенным остервенением свистеть пули. Алексей попытался осмотреться, но его вновь проколола боль. Всё, что он заметил — то, что он лежит на дне не то окопа, не то воронки от взрыва, а над ним возвышаются обгоревшие, изъеденные оспинами от попаданий мёртвые остовы зданий. — Сейчас я тебя перевяжу и потащу тебя до санчасти, а там тебя поправят, будь уверен, солдатик.
Что там говорила, Аня? Что она его не узнает? Что надо дать понять, что я её знаю, что нужно ей назвать её имя. Зачем Анну называть Анной? Бред! Опять бред! Нет, погоди! Имя, другое имя! Я должен назвать другое имя!
Вот только где я, чёрт подери! Алексей вновь попробовал подняться, но Аня мягко надавила на него руками, не давая подняться.
— Диана! — почти выкрикнул он, и в груди зажгло со страшной силой.
Она, вдруг, замерла с бинтами в руках и уставилась на него.
— У тебя шок! Понимаешь, боец? У тебя шок! — и он узнал знакомые рассудительные интонации в