Однако эту мысль тут же вытеснил вид ожерелья на шее куклы. Волосы второй раз за эту ночь зашевелились у Аркониэля на голове. Тесно облегающее шею куклы ожерелье было сплетено из волос — черных, как волосы Тобина… или его матери.
Должно быть, это оно и есть, — с дрожью триумфа подумал Аркониэль. — В этом-то и секрет.
С первого же дня Аркониэль знал, что тех слов, которые тогда в кухне пробормотал Тобин, недостаточно для того, чтобы управлять Братом. Должно было быть что-то еще: какой-то талисман, связывающий близнецов, что-то, возможно, перешедшее к Тобину от матери.
— Куклу дала тебе твоя мама?
Тобин продолжал пристально смотреть на куклу.
— Лхел помогла маме изготовить куклу, а потом сделала ее моей.
— При помощи твоих волос?
Тобин кивнул.
— И капельки крови.
Ну конечно.
— И это помогает тебе вызывать Брата?
— Да. Я не должен был ее никому показывать, поэтому я спрятал ее в башне. Я думаю, может быть, поэтому Брат не всегда уходит, когда я ему велю. Когда благородный Орун сказал, что я должен отправиться в Эро, я понял, что нужно забрать куклу.
— Но почему не оставить ее здесь? И Брата тоже.
— Нет, я должен о нем заботиться. Так сказала Лхел.
— Если волшебник захочет, он сможет обнаружить Брата.
— Тебе же это не удалось.
Аркониэль невесело усмехнулся.
— Так уж получилось, но я тогда не присматривался. Все равно: в Эро множество волшебников. Ты должен беречься их всех, особенно тех, что носят белые мантии царских Гончих.
Тобин в панике посмотрел на Аркониэля.
— Один из них — среди людей Оруна?
— Ты имеешь в виду светловолосого человека в солдатском мундире?
— Да, его.
— Он нам друг, Тобин. Только ты не должен показывать, что знаешь о нем. Айя послала его присматривать за тобой. Это секрет.
— Я рад, что он не из плохих волшебников. У него доброе лицо.
— Ты не должен судить о людях только по их лицам… — Аркониэль запнулся, не желая ни пугать мальчика, ни позволить слишком многое узнать Гончим, если у кого-то из них появится повод заглянуть в ум Тобина. — В мире много разных людей и много разных волшебников. Не все они желают тебе добра. Клянусь Четверкой: ты ведь не доверял мне, а я ничего тебе, кроме добра, не хотел. Не делайся более доверчивым просто потому, что кто-то тебе ласково улыбнется. — Молодой волшебник снова посмотрел на куклу. — А теперь скажи мне: ты уверен, что должен взять ее с собой? Разве нельзя оставить ее здесь, у меня?
— Нет, Лхел говорит, что я должен держать куклу при себе и заботиться о Брате. Никто больше делать этого не может. Брат нуждается во мне, а я нуждаюсь в нем.
В нем…
О боги! — подумал Аркониэль. Вот еще одна уловка, которая до сих пор срабатывала… Благодаря чарам Лхел царю показали тельце мертвой девочки, эта ложь стала известна всем. Тобин же знает правду. Если кто-нибудь увидит Брата или Тобин станет говорить о призраке, как о «нем», могут быть заданы неприятные вопросы.
Тобин наблюдал за Аркониэлем глазами, которые слишком многое видели, и волшебник ощутил, как хрупка связь между ними, только что возникшая там, в башне.
Аркониэль подумал о кожаной суме Айи, лежащей у него под столом. Ни один волшебник не смог бы проникнуть взглядом сквозь заклинания, защищающие чашу. На мгновение молодой волшебник задумался о том, не создать ли такую же защиту для куклы. Для этого по крайней мере его знаний хватило бы, да и материалы были под рукой: темный шелк и серебряная нить, хрустальная палочка, железные иглы и лезвия, курильницы для смолы и благовония. Аркониэль мог бы изготовить суму для куклы, которая скрыла бы Брата от любопытных глаз любого из Гончих.
Однако такая сума была бы заметна. Он сам или Айя могли носить подобную вещь с собой, не привлекая внимания, но для одиннадцатилетнего мальчика из знатного рода, будущего полководца, это было невозможно.
Аркониэль вздохнул и протянул руку к брошенному на пол мешку из-под муки.
Совершенно неприметный… Такой же неприметный, как старая кукла, которую хранит в память о матери осиротевший ребенок.
— Это все меняет, знаешь ли, — задумчиво протянул Аркониэль. — Тот переполох, который Брат устроил в зале, можно списать на проделки живущего в замке призрака. При дворе же никто, и особенно ты, не может позволить себе даже и намека на некромантию, а многие именно так и подумают, если узнают, что ты можешь распоряжаться Братом. Ты должен говорить о нем только как о демоне — твоем умершем близнеце, об этом и так все слышали, новостью это не окажется.
— Я знаю. Ки говорил, что некоторые люди даже считают, что умерший близнец — девочка.
Аркониэлю удалось скрыть свое удивление. Он подумал о том, что Ки, как никто, умеет распускать слухи, а значит, одну из забот он может сбросить с плеч.
— Вот пусть они и продолжают так думать. Ни к чему их разубеждать. Никогда не рассказывай о Брате и не позволяй никому его видеть. И еще: ты не должен ни при каких обстоятельствах признаваться, что знаком с Лхел. Ее магия — не некромантия, но большинство верит в худшее, а потому такие, как она, в Скале вне закона. — Аркониэль, как заговорщик, подмигнул Тобину. — Это и нас с тобой ставит вне закона.
— Но почему отец имел с ней дело, если…
— Это тема, которой лучше не касаться, пока ты не повзрослеешь, мой принц. А пока доверяй чести Риуса, как ты всегда доверял, и обещай мне, что Лхел и Брат останутся твоим секретом.
Тобин вертел в руках одну из неуклюжих ног куклы.
— Хорошо, только он иногда делает, что хочет.
— Что ж, ты должен изо всех сил стараться управлять им — и ради себя, и ради Ки.
— Ки?
Аркониэль оперся локтями о колени.
— Здесь в замке вы с Ки жили как братья, как друзья. Как равные. Оказавшись при дворе, вы скоро обнаружите, что это не так. До твоего совершеннолетия у Ки нет иной защиты, кроме твоей дружбы — или каприза твоего дяди. Если тебя обвинят в некромантии, тебя царь, может быть, и спасет, но Ки подвергнут мучительной казни, и помочь ему никто не сможет.
Тобин побледнел.
— Но Брат не имеет к нему никакого отношения!
— Это не имеет значения, Тобин. Ты должен запомнить: подобные обвинения не требуют доказательств, достаточно будет заявления одного из волшебников-Гончих. Такое теперь часто случается. Великие волшебники, никогда никому не причинявшие вреда, гибнут на кострах всего лишь по голословному обвинению.
— Но почему?
— Ревностно служа царю, Гончие пошли по другому пути, чем мы, остальные. Я не могу объяснить этого тебе, потому что не понимаю сам. А пока обещай мне, что будешь осторожен и заставишь и Ки соблюдать осторожность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});