остальных последовать его примеру.
Миллер пожаловался:
— Я устал от этой чертовой лошади, но еще больше мне не хочется волочиться пешком по снегу. Почему бы нам до конца не доехать на лошадях?
— Потому что за блокгаузом конюшня, и лошади начнут беспокоиться и ржать, если почуют своих.
— Они и так могут заржать.
— Но там еще и часовые на постах, — заметил Андреа. — Я не думаю, капрал Миллер, что мы должны быть настолько безрассудны, чтобы появиться перед ними верхом на лошадях.
— Часовые? Зачем? Кого им опасаться? Нойфельд и его компания должны быть уверены, что мы уже пол-Адриатики пролетели.
— Андреа прав, — сказал Меллори. — О Нойфельде можно говорить что угодно, но он первоклассный офицер и учитывает все. Там будет охрана, — Он поднял голову к ночному небу. Небольшая туча приближалась к лунному диску. — Видите?
— Вижу, — жалобно протянул Миллер.
— В нашем распоряжении тридцать секунд. Бежим к дальнему торцу блокгауза — там нет амбразур. И, когда мы будем там, сохрани вас господи, вымолвить хоть слово. Полная тишина. Если они что-нибудь услышат, если только заподозрят, что мы здесь, то забаррикадируют вход и используют Петара и Марию как заложников. Тогда придется ими пожертвовать.
— И вы бы на это пошли, сэр? — изумился Рейнольдс.
— И я бы на это пошел. Хотя с большей радостью дал бы отрубить себе правую руку, но я бы на это пошел. У меня нет выбора, сержант.
— Да, сэр. Я понимаю.
Луна скрылась за тучей. Пятеро людей вышли из укрытия и бросились вниз по склону, с трудом преодолевая густой снежный покров. Не доходя тридцати метров до блокгауза, они по сигналу Меллори замедлили шаг, чтобы не быть услышанными часовыми. Затем продолжили движение, осторожно ступая след в след. Наконец, они достигли нужного места. Луна все еще была скрыта за тучей, и они остались незамеченными. Меллори не стал поздравлять ни себя, ни своих товарищей с успехом. Он быстро опустился на четвереньки и пополз за угол блокгауза, прижимаясь к стене. В пяти футах от угла располагалась первая амбразура. Меллори не пришлось закапываться глубже в снег — стены были так толсты, что он уже находился в мертвой зоне. Он старался производить как можно меньше шума. И небезуспешно. Ему удалось совершенно беззвучно миновать амбразуру. Остальные четверо тоже удачно справились с этой нелегкой задачей, несмотря на то, что в последний момент луна уже выползла из-за тучи.
Меллори добрался до входа. Он сделал знак Миллеру, Рейнольдсу и Гроувсу оставаться на своих местах, в то время как они с Андреа прильнули к двери.
И сразу же услышали голос Дрошного, угрожающий и полный ненависти.
— Предательница. Вот кто она такая. Расстрелять ее. Немедленно!
— Зачем вы это сделали, Мария? — голос Нойфельда в противоположность Дрошного был спокойным и даже мягким.
— Зачем она это сделала? — прорычал Дрошный. — Из-за денег. Вот зачем. Что же еще?
— Почему? — Нойфельд продолжал мягко настаивать. — Разве капитан Меллори грозился убить вашего брата?
— Хуже. — Они должны были напрягаться, чтобы услышать тихий голос Марии. — Он хотел убить меня. Кто бы тогда ухаживал за моим слепым братом?
— Мы теряем время, — Дрошный был в нетерпении. — Разрешите мне их вывести в расход обоих.
— Нет. — Спокойный голос Нойфельда не допускал возражений. — Слепой мальчик, испуганная девочка. Вы же человек!
— Я четник!
— А я офицер вермахта.
Андреа прошептал на ухо Меллори:
— В любую минуту кто-нибудь может заметить наши следы на снегу.
Меллори кивнул и отступил в сторону. У него не было никаких иллюзий относительно реакции вооруженных до зубов людей, когда они с Андреа ворвутся в комнату. Поэтому он пустил вперед Андреа. Никто лучше его не справился бы с таким делом. И Андреа незамедлительно это доказал. Быстрый поворот дверной ручки, мгновенное движение правой ноги — и вот уже Андреа стоит в дверном проеме. Дверь еще не до конца распахнулась, а в комнате уже звучало ровное стаккато «шмайссера» Андреа. Выглянув из-за его плеча, Меллори сквозь образовавшуюся дымовую завесу увидел, как с застывшим удивлением на лицах, скорчившись, падали на пол двое немецких солдат. Подняв свой автомат, Меллори вошел в комнату вслед за Андреа.
В «шмайссере» больше не было нужды. Остальные солдаты были безоружны. Дрошный и Нойфельд не двигались. Они были совершенно потрясены происходящим и к тому же понимали бесполезность самоубийственного сопротивления.
Меллори обратился к Нойфельду:
— Вы только что купили себе жизнь. — Затем он повернулся к Марии, подождал, пока она и ее брат выйдут из дома, и снова посмотрел на Дрошного и Нойфельда: — Ваше оружие.
Нойфельд, с трудом двигая губами, вымолвил:
— Во имя господа Бога…
Но Меллори не был расположен к беседе. Он поднял свой «шмайссер»:
— Ваше оружие.
Нойфельд и Дрошный, как во сне, отстегнули свои пистолеты и бросили на пол.
— Ключи. — Дрошный и Нойфельд смотрели на него молча и с полным непониманием. — Ключи, — повторил Меллори. — Немедленно! Или они уже не понадобятся.
На несколько секунд в комнате воцарилось полное молчание. Затем Нойфельд повернулся к Дрошному и кивнул. Тот хмуро, если только можно назвать хмурым лицо, перекошенное от изумления и ужаса, достал из кармана ключи. Миллер взял их, молча отпер одну из дверей, показал на нее автоматом и подождал, пока Дрошный, Нойфельд, Баер и другие солдаты войдут. Затем запер за ними дверь и положил ключи в карман. Андреа нажал спусковой крючок своего автомата, направленного на передатчик. Теперь уже вряд ли кто-то взялся бы его починить. Затем они вышли. Меллори запер дверь и далеко зашвырнул ключ, который сразу же утонул в снегу. Рядом с блокгаузом были привязаны лошади. Семь лошадей. Как раз то, что нужно. Меллори подбежал к амбразуре и крикнул:
— Наши лошади привязаны к соснам в двухстах ярдах отсюда. Не забудьте.
Рейнольдс посмотрел на него с удивлением.
— Вы думаете об этом, сэр? В такую минуту?
— Я должен думать обо всем в любое время. — Меллори повернулся к Петару, который неловко взбирался на лошадь, затем обратился к Марии: — Скажите ему, чтобы снял очки.
Мария посмотрела на него с удивлением, потом кивнула и что-то сказала своему брату. Он сначала не понял, потом послушно наклонил голову, снял темные очки и спрятал их в карман.
Рейнольдс изумленно посмотрел на Меллори:
— Я не понимаю, сэр.
Меллори пришпорил лошадь и обрезал: — А вам это и необязательно.
— Прошу прощения, сэр.
Меллори повернул