Отец писал мне часто, но никогда не спрашивал в письмах, «как дела в школе», имея в виду занятия. Он утратил контакт с миром Холдена, земным миром, полным страдания — вдрызг напивающиеся друзья; мальчик, который выбросился из окна; подружка Джейн, к которой «пристает» отчим, — и отправился в эзотерические края, куда мне было за ним не пробраться, но все же не до такой степени воспарил над нашей галактикой, чтобы думать, будто занятия — достойный предмет для разговора. Уроки в лучшем случае служили мне развлечением. Они были похожи на бесконечные рекламные ролики в увлекательном фильме, который показывают по телевизору: досадное напоминание о том, что эту жизнь «преподносит вам» Кембриджская школа в Уэстоне.
Некоторые ученики и в самом деле чему-то научились, Я не хочу сказать, что учеба там ничего не значила — просто она ничего не значила для меня в то время. От поры до поры, в момент выставления оценок она вторгалась в мою жизнь: снова, в который раз, я подвела моего наставника, мистера Кастилло. Милый, чистосердечный человек, он, к вящему моему сожалению, верил в меня, в мои способности и в то, что я когда-нибудь смогу их раскрыть. Как Холден, я все время обещала постараться, причем искренне, но без конца подводила. В конце концов я поменяла наставника — было невыносимо все время разочаровывать этого чудесного человека, после чего я лодырничала с чистой совестью. Нужно было, наверное, послать ему мои табели из Брандейса или Оксфорда вместе с благодарственной запиской: пусть знает, что теперь незачем обо мне беспокоиться, что я стала, наконец, находить истинное удовольствие в том, чтобы раскрывать свои способности и «стараться», — просто потому, что мне интересно. Но в средней школе для меня еще не настало это время, да и место не соответствовало.
На что-то я все же обращала внимание — но не на то, что помогло бы написать тест. Например, в классе, где мы занимались английским, красивая абстрактная композиция из стекла, «мобиль», висела над нами в нише, и на нее падал свет из потолочного окна. Помню, как солнце играло на разноцветных стекляшках, каждая перевязана серебряной нитью, словно подарок — ленточкой, и все свешиваются с одного-единственного серебряного кольца на самом верху. Не припомню, чтобы я читала хоть что-нибудь в этот год. Из средней школы я вышла, прочтя ровно две книги: «Николай и Александра», которая запомнилась потому, что была такая невероятно толстая, даже в бумажной обложке — я все не верила, что удастся ее одолеть, и как гордилась, когда все-таки ее добила. Вторая — «Стулья» Ионеско, ее я прочла из любви к нашей учительнице французского, Сюзанне. Она повела нас в Кембриджский театр смотреть эту пьесу — вечером, как взрослых, на спектакль, на какой ходила сама.
Не только психологические и социальные проблемы отрочества отодвигали уроки на задний план — все общество бурлило. Америка вела войну во Вьетнаме. Где-то в начале ноября мы прослышали, что скоро состоится марш на Вашингтон в знак протеста против войны. Многие родители согласились выписать липовые приглашения бог знает куда, чтобы дети могли участвовать. Может быть, такие приглашения и требовались школам для официальных отчетов, но поскольку чартерные автобусы из Уэстона до Вашингтона останавливались прямо на школьной парковочной площадке, я не знаю, кто кому морочил голову. Дело было ночью, я залезла на багажную полочку и всю дорогу проспала, поздравляя себя с тем, что нашла такое уютное местечко в переполненном автобусе. Мы должны были провести в столице день и вечером вернуться, тоже на автобусе, так что багажа никто не брал. Я узнала с восторгом, что писательница, сочинившая одну из самых моих любимых детских книг, «Бриллиант в окне», где дети взаправду попадают в страну снов, едет с нами. Заговаривать с ней я, конечно, не стала, решив, что ей не понравится такое вторжение в ее частную жизнь. Одна из самых моих любимых «детских» книжек, думала я; эта женщина писала книги для детей от восьми до двенадцати лет, а мне было тринадцать, когда я ехала в этом автобусе в Вашингтон.
В связи с этой поездкой я получила два письма, одно — от матери, другое — от отца: оба пришли с двух разных, довольно интересных, планет, но той, на которой жила я, они никак не касались. Мама настолько погрузилась в антивоенное движение, что я едва не отказалась от участия в марше. P.S.: кто такой «Зеленый призрак», я не имела и не имею понятия. Странное ощущение возникает, когда тебе присваивают чужое прозвище, «фамильярно» обращаются к тебе из измерения, где тебя нет.
«10 ноября 1969 г.
Заинтересованным лицам:
Я разрешаю Пегги Сэлинджер провести уик-энд с 14 по 16 ноября с Адриенной Ф. и ее семьей.
Ваша
Клэр Сэлинджер».
Дорогой Зеленый призрак, посылаю тебе вместе с этим письмом несколько хороших книг о Вьетнаме. Прекрасная книга — «Мир во Вьетнаме», изданная квакерами: там хороши теория и предыстория вопроса. Остальные — лучшее из того, что у меня есть под рукой. Прочти их, пожалуйста. Если ты против войны и хочешь поехать в Вашингтон на демонстрацию, ты должна знать, за что и против чего ты выступаешь. Пожалуйста, верни «Мир во Вьетнаме», как только прочтешь. Остальные книги, пожалуйста, раздай товарищам, когда осилишь сама.
Я верчусь, как белка в колесе. Школа отнимает массу времени, требует много разъездов. Я все глубже погружаюсь в акции протеста — кажется, у меня целых 3 полноценных жизни (плюс еще одна, матери и хозяйки, но это, скорее, личное): дело того стоит, но утомительно!
Теперь конкретно:
1. Зубного врача я перенесла на пятницу, 20 ноября, на два часа дня; в школу напишу, чтобы тебе дали освобождение. Д-р Биб сказал, что ты не пропускала визитов; кажется, он не очень рассердился за тот раз, когда ты опоздала. НЕ опаздывай в эту пятницу.
2. Прикладываю разрешение для поездки в Вашингтон.
3. Если не поедешь, сообщи мне, как только сможешь. Если поедешь, пусть мысли твои будут мирными.
4. Меня не будет весь день в субботу (с 4 утра до 11 вечера) — еду в Канаду с другими членами Комитета всеамериканской службы друзей, чтобы вручить медикаменты NLF и Северному Вьетнаму: это — часть дня протеста против войны.
Хочешь приехать домой на этот уик-энд — приезжай: только учти, что в субботу меня не будет. Папа и Мэтью поедут в Дартмут смотреть футбол в субботу вечером, иначе ты могла бы побыть с ними или в Хановере, или где тебе заблагорассудится. Мне бы хотелось захватить тебя с собой; думаю, люди бы тебе понравились, но ехать на машине далеко, и я не знаю, с чем мы столкнемся на границе.
Так или иначе, дай мне знать. Я могла бы заехать за тобой в пятницу, если ты заранее сообщишь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});